февраль 2, 2013
Меня всегда интересовала люди, ушедшие в резкую перемену жизни, те, кто смог изменить обстоятельства или, хотя бы, попытался это сделать. Ведь вся наша жизнь это - попытка, попытка, растянутая во времени. Выйти за рамки, очерченные государством, цивилизацией, и жить так, как подсказывает твоя душа…
Всё это, я применительно к общине "Голубая скала" говорю, применительно к "русско-алтайским индейцам", которых я навещал в деревне Верх – Кукуйя, что в Горном Алтае, 20 лет назад и мой давний рассказ про которых закончился словами: "…надеюсь, они не стали какими-нибудь офисными клерками…"
Почему они меня заинтересовали?
Ну, во-первых, потому, что мы ходили в одно время по одной земле, и идея жизни у нас была схожей - жить дружной общиной на Природе. Во- вторых, потому, что нахожу эту идею актуальной и для сегодняшнего времени. "Рано или поздно всё вернётся на круги своя" и будут новые попытки. У автономных общин на Природе – большое будущее, особенно в нашем паразитическом, разваливающемся Гондурасе. Ну и наконец, просто интересно сравнить историю жизни и болезни двух самых известных на Алтае общин, c которыми мы почти одновременно начинали открывать для себя алтайский космос, а в дальнейшем связали с ним свои жизни.
Проследить реальную судьбу людей, несущих в себе схожую идею, разве это не интересно? Почему у одних, воплощение своих идей осуществилось, а у других, не менее решительных и настойчивых, нет? Отчего это зависит? От силы духа? От жизнеспособности идеи? От благоприятных факторов? От судьбы? От страны, в которой живёшь?
Короче, чтобы разобраться во всём этом, мне нужно было встретиться, хотя бы, с одним из тогдашних "индейцев".
Я слышал, что некоторые из них, так и осели на Алтае, только вот где их найти? И как это часто бывает, мне помог случай. Хотя в последнее время все "случаи" для меня уже вряд ли случайны.
Летом 2010-го я решил съездить в Камлак к травнику Глебу Камалутинову, поскольку сам серьёзно занимаюсь травами. Еду по Чуйскому тракту, смотрю на мелькающие за окном знакомые виды и вспоминаю, как добирался к "индейцам" из Усть-Кана, на перекладных, в далёком 88 - м…
Индейская община родилась в 84-м, а в 91-м "бесславно прекратила своё существование". 8 лет, это много, для нашей скоротечной жизни и мне захотелось разобраться, в чём же, всё-таки, настоящая причина краха общины?
Жизнь на Природе, братские отношения, всеобщая популярность в Советское время, казалось бы, у ребят есть всё для воплощения своей мечты в жизнь, так почему не сложилось?
Размышляя над всем этим, я и прибыл в Камлак.
Глеба не оказалось дома, и я направился в Ботанический сад, в котором он работал.
Перешёл по мосту на ту сторону речки и где-то через километр, прямо в лесу, между деревьями увидел длинную растяжку с надписью: "Ранчо Серой Совы". Совершенно неожиданно для себя увидел. "Неужели индейцы с Кукуйя?" - остановился я и тут же свернул с дороги на "ранчо".
"Ранчо" больше походило на маленькую заимку в лесу. Подойдя к хилому заборчику, я громко прокричал - никого.
Открыл калитку, зашёл внутрь и в глубине двора увидел два светло - серых вигвама, точно такие же какие видел и 20 лет назад в Верх-Кукуйя! "Точно индейцы!" - обрадовался я.
Огляделся. По живописном дворику играли солнечные пятна, пробивающиеся сквозь кроны высоких деревьев, свободно гуляли куры, козы… На крыльце, какие-то ребята сидят…
Подошёл к ним, чтобы спросить и тут из дома вышел сам хозяин: доброжелательный на вид мужчина за сорок, в клетчатой рубашке, с русыми волосами, заправленными в длинный хвостик на затылке.
- Сергей - "Серая сова", - представился он и привычным жестом пригласил меня в вигвам. - Я как раз трубку собирался выкурить… -присовокупил он.
По его автоматическому жесту сразу стало понятно, что он так всех в свои вигвамы приглашает.
Приподняв полу, зашли в один их вигвамов.
В полумраке, сплошь таинственная индейская экзотика мерцает: большой выбеленный череп с рогами, выложенный из камней очаг, "бизоньи" шкуры на земле, какие-то непонятные индейские амулеты и перья…
"Сова" занял своё законное место по ту сторону очага и начал набивать трубку. Я, с фотиком, примостился напротив его.
Глядя на его сосредоточенное лицо с залысинами, я, вдруг, с щемящей остротой ощутил, что прошло 20 лет… целых 20 лет…
- Сергей! - резко окрикнул я его.
"Сова" посмотрел на меня вопросительно, и мой объектив навсегда запечатлел его взгляд в далёкое прошлое… или из далёкого прошлого…
Он, действительно, оказался одним из тех самых индейцев, которые стояли когда-то общиной, неподалёку от деревни Верх – Кукуйя, но вот присоединился он к ребятам только в 91-м, перед самым - самым распадом. Мой интерес к "индейцу" заметно упал и напрасно. Потому что он сообщил мне много интересного о судьбе остальных общинников.
"Рыся" сейчас в Питере, ещё один "индеец" живёт в Черге. В 89-м, часть общинников, перекочевала в село Левинка. Сейчас там остался, только один из них. "Сидячий бык" (Копнов Юрий) - умер в Левинке же, он больной был уже тогда, в Верх-Кукуйя… "Падающий лось" (Анатолий Мироненко) перекочевал на Телецкое. В, Камлак, кроме него, переехали ещё "Перо" и "Монтана" (" - прим. ред.).
Моего земляка - уральца, Сергея, по словам "Совы", "самого сильного из них идейно, так побила жизнь, что у него поехала крыша, он даже в психбольнице лежал". Всё началось с большого несчастья здесь в Верх - Кукуйя. В настоящее время Сергей с женой и детьми живут на Урале, в Очере и, вроде бы, сейчас у них всё нормально. Сам "Вэша-Сова" женат уже второй раз. Его иногда навещают единомышленники по "Голубой скале".
Но самой неожиданной для меня, оказалась информация о том, что главный идеолог и основатель общины Владимир Кошелев живёт здесь в Камлаке - совсем рядом!
Я сделал ещё один снимок " Совы".
По тому, как он вёл себя во время съёмки, чувствовалось, что вся эта индейская атрибутика и вигвамы лишь игра, предназначенная для туристов и журналистов, а реальная жизнь протекает рядом в доме с женой и детьми, и жизнь эта мало отличается от обычной деревенской жизни. Правда "Сова" иногда берётся за кисть и рисует картины, но на картинах, сейчас, не заработаешь, а туристы, пожаловался он, почему-то не горят желанием ночевать в его вигвамах и курить трубку…
- Много просишь, наверное? - поинтересовался я.
- Да нет, - ответил он. - Совсем немного.
- А ты трубку другим табаком не пробовал набивать?..
Мы вышли наружу, я сфотал его ещё раз, на фоне вигвамов, пожелал удачи и направился в Камлак к Кошелеву, по ходу вспоминая о нём то, что узнал из инета.
Владимир Кошелев ("Орлинное перо"), крах общины "Голубая скала" поначалу расценивал не иначе, как "крах идеи жизни". "Её кончина была ужасной". Причиной краха, по словам Кошелева, стало "начало перестройки и массовое обнищание местного населения", то есть политико-экономические причины. Мне это объяснение показалось недостаточным и, спустя год, когда 2-я часть "Дневника бродяги" была почти готова, я наткнулся в том же инете, на заключительное, так сказать, философское обобщение, подписанное тем же Кошелевым, в котором раскрыты уже более глубокие причины краха общины. Вот психологическое заключение уже взрослого, пожившего мужика:
"Пропаганда "а-ля индейских" ценностей зачастую сводилась к пропаганде самих себя. Мы плотно вошли в индейский образ, это нам нравилось и, по сути, стало самоцелью. Но сколько не копируй, сколько не подражай внешним атрибутам, по сути, ты индейцем не станешь, потому что невозможно присвоить себе духовные ценности другого народа, как невозможно присвоить себе другую жизнь".
Меж тем, показалась деревня: старые ветхие избёнки, резко контрастирующие с новыми лакированными теремами для туристов…
Первый попавшийся пьяный мужичок, показал мне ветхий домишко Кошелева и тут же попросил на опохмелку.
Я подошёл к калитке и громко крикнул. На крик вышла женщина из другого дома.
- Володя уехал с друзьями в Аскат, – сказала она. Они там что-то строят, общину какую-то…
"О-па"! – удивлённо воскликнул я про себя. Опять общину! Никак неймётся мужикам, интересно, интересно… у меня, даже, адреналин в крови заиграл, как у молодого.
Я тут же поймал попутку и поехал в Аскат, искать Кошелева. А Кошелев, как назло, за полчаса до моего приезда, уехал к себе домой в Камлак. Мне ничего не оставалось, как вновь поймать попутку и пулей крутануться обратно в Камлак.
На этот раз, я застал- таки, Кошелева дома.
На мой повторный крик на крыльцо нехотя вышел похожий на рокера мужчина в чёрной футболке с рисунком. Длинные ухоженные, толи русые, толи седые волосы до плеч, тонко сжатые губы и усталый внимательный взгляд.
Спускаться ко мне он не стал. Я попросил его подойти.
Подойдя к калитке, он положил ладони на старый вкопанный в землю столб, чуть приклонив к нему голову и ни шагу дальше. Даже калитку не открыл, сразу установив, таким образом, границу между собой и чужаком.
Так мы и разговаривали: он с той стороны забора я с этой. Общаться он явно не хотел, фотографироваться тоже, в общем, оказался, полной противоположностью общительному Сергею – "Сове". Этакий подуставший, отстранённый философ с ироничной полуулыбкой, которому мало дела до пустой повседневной суеты и который совсем не собирается пускать случайных людей в своё внутреннее пространство. Для которого все игры в жизнь давным - давно закончились, осталась лишь сама жизнь и совсем - совсем непростая. Так мне показалось.
У "Орлиного пера" поредели перья, "Орёл" приземлился, - подумал я про себя.
Меня он, разумеется, не помнил. Я же, начинал припоминать его, сквозь смутную пелену времени.
Тогда 20 лет назад, в Верх-Кукуйя, я общался именно с ним и со своим земляком, из Очёра и даже подсказал им одно красивое местечко для переезда. У них тогда совсем разладились отношения с местными.
Немного разговорить его удалось, только после того, как я сказал, что был у них в гостях в далёком 88-м, что написал об их общине в первой части "Дневника" и намерен написать во второй. 20 лет спустя. Но и после этого он остался немногословным, отстраненным человеком, который всё больше ждёт, о чём и как ты спросишь, и тогда подумает, как ответить и ответить ли вообще.
Я узнал, что почти со всеми индейцами той общины, они до сих пор поддерживают отношения. Он согласился, что крах общины был предрешён, а начавшая перестройка лишь ускорила его. На мой вопрос, что за новую общину они строят в Аскате, он уклончиво ответил:
- Да хоть как это назови, лишь бы, всё получилось нормально…
Я присмотрелся к нему повнимательней. Мало того, что парень не изменил Горному Алтаю и остался здесь жить, но и мечту своей юности тоже не забыл, держится за неё, не хочет проигрывать в этой жизни, строит с друзьями из Новосиба новую общину, правда уже не индейскую. И, дай бог, что бы всё у них получилось на этот раз!
После десятиминутного общения он был уже не прочь сфотаться и первый же снимок оказался удачным. Больше мне не хотелось его задерживать, и мы коротко попрощались:
- Удачи!
- И тебе!
Спускаясь вниз и взглянув на невысокие горы по ту сторону тракта, я понял, что место себе "индеец" выбрал весьма удачное: на возвышении, у самого леса, из окна прекрасный вид на горы открывается… Что ж, - молодец. Как и подобает философу, выбрал чистый воздух, журчание речки и тишину… Скоро всё это будет дорогого стоит.
Я вышел на Чуйку и начал ловить попутку.
Так мне удалось перевернуть ещё одну временную страницу своего "Дневника" – "индейскую" и книга моя, о Горном Алтае, слава богу, подходит к концу. Осталось лишь найти ещё одного человека – самого неуловимого, и я поставлю точку.