апрель 24, 2013
Законодатели сотворили очередной запрет. Теперь они намерены вычерпывать из великого и могучего матерную лексику. Нецензурная брань уже запрещена в прессе, её намерены "не пущать" в кино, в книги и на сцену. Инициатор проекта председатель комитета Госдумы по культуре Станислав Говорухин предлагает штрафовать простых граждан на сумму до 2,5 тыс. рублей, должностных лиц – до 5 тысяч, организации будут платить за то, что власти сочтут "бранью", 40-50 тыс. рублей.
Образование.
Анна Зайкова
Между тем многие деятели культуры относятся к новой инициативе российских законотворцев весьма скептически. Корреспонденты "Маркер-Экспресса" поговорили о нововведениях с деканом филологического факультета АлтГУ Надеждой Бугорской.
– Самое бессмысленное занятие – пытаться регулировать то, что регулированию не подлежит. Чтобы оценить закон, нужно понять, в чём состоит смысл его введения. Мотивы такого решительного и, думаю, поспешного принятия закона о запрете нецензурной лексики в СМИ мне не вполне понятны. Если речь идёт о попытке пополнить казну за счёт штрафов, то наверняка эта попытка неудачная. Ведь для того, чтобы отслеживать употребление нецензурной лексики, потребуется какая-то структура, на содержание которой пойдут деньги из той же казны.
Также нельзя сказать, чтобы потоки нецензурной брани в СМИ переполнили чашу народного терпения. Может быть, я не те газеты читаю и не те телепрограммы смотрю, но на нецензурную брань в СМИ всё как-то не попадаю.
Если речь идёт о защите общественной морали, то следует предварительно всесторонне изучить то социальное явление, которое мы собираемся искоренить.
– Если нецензурная лексика существует, значит, это кому-нибудь нужно. Различные социальные группы употребляют её с различными целями.
Одна из причин использования мата подростками – попытка приобщиться к сообществу взрослых, используя при этом маркеры языкового существования старшего поколения.
То, что сегодня девушки матерятся гораздо чаще и больше, тоже вполне объяснимо. Стираются границы между традиционными женскими и мужскими ролями, женщине приходится жить мужской жизнью: руководить людьми, принимать решения и нести ответственность за других – словом, взваливать на себя традиционно мужские обязанности и говорить "мужским языком".
Так, ещё одна функция мата – сигнал агрессии. Этот язык связан с демонстрацией силы. Мы живём в социуме, где жизнь чревата конфликтами, но люди значительно реже "прибегают к автомату", чем пользуются крепким словцом, которое призвано деморализовать противника. Подобным образом ведут себя и животные, не ввязываясь в драку, а принимая особые позы угрозы. Неслучайно некоторые сообщества – армия, тюрьма, в которых чрезвычайно высоко ценится культ силы, активно используют нецензурную брань. Очень точно определяет эту функцию мата В. Пелевин, в речи одного из героев которого "мат воспринимался как элемент репрессивной государственной атрибутики, что-то вроде бряцания служебной сабли". А кроме этого, мат — ещё и элемент народной смеховой культуры.
По-видимому, стремление законодателей понизить уровень мата в публичной речи связано с попыткой уменьшить уровень социальной агрессии. Но это попытка умыть зеркало, а не лицо. Бороться нужно с причинами, а не со следствиями.
– Депутаты Госдумы заговорили о том, чтобы продавать книги с нецензурной лексикой в целлофане или вообще запрещать. Меня раздражает это недоверие к человеку, которого лишают выбора. Я в своё время, лет в двенадцать, читала "Озорные рассказы" Оноре де Бальзака, и это в целом не повлияло отрицательно на мой моральный облик. В конце концов, воспитать нравственную личность можно, только оставляя за ней право на нравственный выбор. К тому же запретный плод сладок.
– Изменения в языке – это отражение изменений в обществе. В советский период существовала ситуация своеобразного двуязычия: язык матерщины был резко противопоставлен языку официоза, был в некотором роде "языком свободы". Возможно, это символическое значение способствовало тому, что в период перестройки этот пласт лексики значительно активизировался. Это, в свою очередь, привело к стиранию культурных границ между двумя языковыми стихиями. В итоге изменилось и само отношение к мату как культурному явлению: он перестал быть болезненно оскорбительным. Можно сказать, что на этой дистанции мы догнали Запад. Вспомним девяностые годы ХХ века, когда в России хлынула на экран недублированная продукция американской киноиндустрии. Многих в ту пору удивляло, а кого-то возмущало обилие в этих фильмах нецензурных выражений. А это была трансляция принципиально иных культурно-языковых стандартов, когда, по выражению известного отечественного лингвиста Максима Кронгауза, автора замечательной книги "Русский язык на грани нервного срыва", мат "фактически перестаёт быть особым культурным явлением, а становится обычной бранью средней степени неприличия".
Я воспитывался в педагогической семье и до армии совсем не матерился. Но когда я попал на флот, я так преуспел в этом жанре, что замполит специально вызывал меня для беседы как главного матерщинника. Стал я меньше материться не после его нравоучений. Однажды товарищ, который уходил в выходные на свидание, вернулся в смущении. Сказал, что во время прогулки он не мог сказать предложения без мата, как ни старался. В итоге девушка попросила его замолчать. Мы все присвистнули и стали стараться маты приуменьшить, чтобы на свиданиях впросак не попасть.
Я недавно случайно услышал, как мой сын во дворе общается на матах с другими девятилетними "мужиками". Сначала оторопел, потом вспомнил, как мы в детстве "заворачивали"…
Интересную историю однажды на лекции рассказал профессор Рыбалко. В шестидесятых годах, когда появились такие нейролептики, как аминазин, под Камнем-на-Оби был интернат для тяжелых психохроников. Они годами в скрюченном состоянии находились в конечной стадии шизофрении. Когда их стали колоть аминазином, пациенты понемножку стали выпрямляться и одновременно – материться. Это в очередной раз доказывает, что матерные слова идут из глубокой древности, в них заложена особая энергия.
Сегодня жизнь закручивается, ускоряется, общество черствеет, растёт агрессия, и выплеск всего этого идёт через маты. По большому счёту, в обществе большой дефицит культуры. Но попытки искусственно возродить культуру через запреты матов смешны и окажутся провальными. Потому что запретный плод сладок.
Понимаете, язык - как океан. В 20-е годы он пережил поистине чудовищное нашествие простонародных слов, всех этих "шалить", "буза". В 50-е годы в язык вошла блатная феня. Большинство слов исчезло, некоторые остались. Русский язык – действительно, как океан, самоочищающаяся система. Как его ни засоряй, он всё равно очистится. Так что за русский язык нам переживать не надо.
В любую речь для аромата
и чтобы краткость уберечь,
добавить если каплю мата –
намного ярче станет речь.