Анатомия героя. Главная война подполковника Горбунова

июль 25, 2013

– Я уже два года пытаюсь призвать этих людей к закону, совести и уголовной ответственности, – говорит Горбунов, и даже по этой удивительной формулировке видно, что офицеры бывшими не бывают. – Конечно, я прекращу этот беспредел. Но когда я его прекращу? Хорошо бы это было завтра, но, может, мне понадобится год, а может, два, а за эти год-два они вырубят еще больше деревьев, уничтожат всю лесную зону.

Мы сидим в траве на берегу озера – и нет второго такого ни в Егорьевском районе, ни в Алтайском крае, ни на целой планете. Озеро называется Горькое-Перешеечное, и на 17 километров в одну сторону оно пресное, а в другую, через полукилометровый перешеек, – соленое, горькое. В пресном гуляет всякая рыба, а в соленом рыбы нет, зато есть лечебная грязь, в советское время на эту грязь даже космонавты приезжали. Раньше здесь, где мы сидим, летом всегда было полно народу: отдыхали, купались, рыбачили, а сейчас прямо у воды стоят в защитной рекреационной зоне коттеджи районной и рубцовской знати, обнесенные суровым забором.

Видно, что озеро уже сильно отступило от берега – это из-за того, что бор вокруг основательно прорежен пилами лесорубов. А если проехать по этому жидкому бору несколько километров, то упрешься в обгорелые остатки горбуновского дома – дом загорелся в прошлом августе, и экспертиза подтвердила, что это был поджог. "Все этим сволочам вернется, Бог не Тимошка, видит немножко", – говорят в селе.

Может, и видит. Но что-то не похоже пока.

***

Подполковник в отставке Валерий Горбунов, человек с крепким рукопожатием и спокойными глазами, уже два года воюет с хищническими рубками и твердо знает, что победит. Валерий известен всему краю, хотя о нем не пишут в газетах и не рассказывают по телевизору.

И он-то вообще не хотел никакой войны. План был такой: продать квартиру в Кемерово, купленную на жилищный сертификат военного пенсионера, и вернуться на родину, в сосновый лес. Построить большой дом на окраине Новоегорьевского, вырыть пруд, насадить кедров и елок, разбить виноградник, заняться бизнесом и зажить спокойно.

И Валерий был с головой погружен в строительство дома, когда в октябре 2011 года ему сказали: около районной больницы пилят лес, врачи вышли на митинг.

– Лес вырубался целыми кварталами, ужас, дух захватывало, – рассказывает Горбунов. – Собралось 150–200 человек, телевидение приехало, милиция, прокуратура... Там такие штабеля бревен лежали! Люди возмущались: этот лес никогда не пилили, даже в войну! Но представители управления лесами сказали, что все законно. И я подумал: ну нельзя позволять им так поступать. Проверил документы, спросил, с какой целью ведутся рубки. Оказывается, они по госконтракту проводили полосу противопожарного заслона и хотели тянуть ее на 40 километров, до Титовки. А в этом месте вообще нет жилых домов, там с одной стороны озеро Милицейское, с другой – большая поляна, зачем тут вообще рубить? Ладно, я взял рулетку, измерил ширину полосы – у меня получилось 350 метров вместо положенных 250-300.

…Сейчас, спустя почти два года, на этом месте среди бурьяна и сухостойных, кривых, порченных короедом сосен бросаются в глаза огромные, в два обхвата, пни. Недавно участок обследовали эксперты Гринписа. Из их заключения следует, что после такой вырубки лес стал куда более пожароопасным, чем был.

– Тот госконтракт подразумевал вырубку деревьев без заготовки древесины. Должны были очистить участок от мелкой поросли и сухостоев, но они – без аукционов, без конкурсов – заключили дополнительное соглашение на вырубку древесины где-то на тысячу кубов и вырубили лучшие деревья. Это подтверждено и краевой, и Генеральной прокуратурой, – рассказывает Горбунов. – Вот и представьте, если бы они вырубили не два километра, а 40, как собирались!

***

С этого, в общем, все и началось. А потом случилось вот что.

Валерий с семьей пошел купаться на озеро, туда, куда ходил с детства. Смотрит: берег огорожен забором, на заборе крупное объявление: "Частное строительство", а у запертых ворот – мужичок: "Плати за проход 200 руб­лей".

Горбунова это потрясло.

"Ничего себе, – говорит он мужичку. – Я здесь родился, я живу здесь, и я буду тебе платить 200 рублей, чтобы к своему озеру пройти?" – "Ну, раз местный, плати сто", – невозмутимо ответил мужичок.

Горбунов позвонил в полицию, выяснил, что денег за вход брать не должны, и мужичок пропустил его бесплатно.

– Искупался, иду обратно, сидят коммерсанты: "Не желаете приобрести участок?" – "Какие условия?" – спрашиваю. "Пожалуйста, платите 200 тысяч входных и стройтесь. Потом будете платить аренду. Здесь будут заборы, видеокамеры, собаки, сторожа – никто вас не побеспокоит". Я думаю: ничего себе!

На берегу озера в черте Новоегорьевки сейчас два таких больших огороженных участка: один в долгосрочной аренде у ООО "Прометей", директор Евгений Плешаков, второй – у ОРПК "Природа" – это собственность бывшего главы администрации района Анатолия Крючкова. По проекту арендаторы должны были поставить у воды лежаки и кабинки, а дальше, в 200 метрах от воды, маленькие летние домики, не капитальные, на заливном фундаменте, а временные, которые строятся без ущерба для леса и озера и в случае надобности легко разбираются.

– Крючков первым заложил фундамент в 14 метрах от воды и построил деревянный сруб, дальше залил фундамент Владимир Егоров, глава администрации района, который пришел на смену Крючкову. Рядом, в 17 метрах от воды, фундамент, там строился его брат, зампредседателя Егорьевского совета депутатов Евгений Егоров, следующий участок – начальника коммунального хозяйства, а вон тот дом под красной крышей и построил председатель Егорьевского районного суда Виктор Зацепин. И так далее, – рассказывает Горбунов.

***

Трудно спутать эти особнячки с "временными летними домиками для отдыхающих". На территории "Прометея" во дворе одного дома уже зацветают картофельные грядки. От другого ступени спускаются к красивой беседке у воды, на волнах качаются катамараны и катер.

– Какие-то проблемы? – спрашивает Горбунова директор "Прометея" Евгений Плешаков, человек, похожий на второстепенного героя сериала "Крапленый". Раньше он, как здесь говорят, "занимался" металлом.

Начинается разговор, видно, что для обеих сторон привычный: "Женя, пляжный сезон начался, а у тебя забор". – "Ну, у меня центральные ворота открыты, все уже знают". – "Открой все ворота. А вон домик, ну явно же не для оказания услуг. Картошка растет, морковка. Кто там живет?" – "А это этот-то, начальник транспортного цеха из Рубцовки. Они продали дом, переехали сюда. Ну, жена подошла ко мне: можно я посажу? Ну, в принципе, законом не запрещено, посади". – "А это чье?" – "Начальник масла "Янтарь". Он, если честно, очень редко сюда приезжает". – "Я тебе говорю: в сентябре приедет комиссия..." "Ну, даст комиссия предписание – пусть убирают".

Плату за проход к озеру "Прометей" уже не собирает. Некоторые фундаменты так и остались фундаментами – после того как здесь появился Горбунов, Егоровы, например, строиться все-таки не стали. "Как раз на его фундаменте мы сидели, когда мне предлагали во-он тот участок на берегу, если я откажусь от борьбы. Это было 1 мая 2012 года, у меня даже фотка есть", – вспоминает Валерий.

***

– Сначала я не разбирался в этой схеме: кто чей сын, кто чей сват, кто чей крестник, где работает чья жена. Я думал: вот есть "Лебяжье-лес", есть начальник отдела Лебяжинского лесничества Красюков, и его надо остановить. Мне и в голову не приходило, что я жалуюсь чиновникам на их же бизнес. Пытался решить вопрос на уровне края, на уровне губернатора и, прежде чем обратиться в генеральную прокуратуру и к президенту, написал 11 обращений в краевую администрацию, в различные природоохранные организации...

В ответ на эти обращения в январе 2012 года в Новоегорьевское приехала первая комиссия, из Управления лесами Алтайского края.

– Видно было, что не желают они объективно проверять, отказываются замерять ширину вырубок, говорят, навигаторы на морозе не работают. Все-таки я их заставил, замерили в самом узком месте, и даже там оказалось 317 метров. Через месяц получаю от них акт: противопожарный заслон выполнен в соответствии с законом, и коттеджи районного начальства – временные домики, никаких нарушений нет.

Потом по обращениям Горбунова в Новоегорьевском проводилось много разных проверок, и каждый раз все это заканчивалось одинаково: "нарушений нет".

– Я смотрю на этот акт и чувствую, как все это накатывается – и горечь, и обида... А им стыдно. Я вижу, что им стыдно. Я своей рукой вписал в акт несколько пунктов и приложил диск с фото- и видеодоказательствами, – рассказывает он про результаты внеплановой проверки департамента лесного хозяйства Сибирского федерального округа.

Каждый такой акт он опротестовывал, на каждое нарушение писал жалобу в Генеральную прокуратуру, публиковал в Интернете видеофильмы и статьи.

– Я уже понимал, что на уровне Алтайского края ничего не решится, а Генеральная прокуратура спускала все в край, и все сходило на нет. И в то же время им некуда было деваться: я же, как приезжаю, сразу делаю фото, снимаю видео и фильмы монтирую – и они потихоньку стали подтверждать мои факты. Прокуратура подтвердила, что дома построены незаконно, в нарушение проекта. Но что тогда делают они? Они привозят комиссию из Омска, которая подтверждает, что это временные сооружения. То есть прокуратурой Крючкову было вынесено предписание, назначен штраф, а потом все это узаконивается. Это как? И к кому обращаться? Может, к главе района? Или к председателю суда? И я думал: каковы пределы коррупции, насколько она проникла в государственную систему?

***

К этому времени Валерия Горбунова выбрали депутатом районного совета, и он начал работать в постоянной комиссии по экономике и природоохранной деятельности.

– Последние выборы обновили состав райсовета больше чем наполовину. Осталось только пятеро из тех, кто сидел по три-пять созывов, "решал вопросы", прикрывал нарушения и раздавал деньги и льготы своему окружению. А фермера в это время разорялись, совхозы разваливались, села вымирали. Меня это возмущало, я начал их критиковать. В первую очередь я занялся тем, чтобы наполнить районный бюджет деньгами. 75% процентов в районе работают незаконно, налоги не платятся, и я думаю: рыба гниет с головы, начну не с мелких предпринимателей, а с главы. У него в бригаде по вырубке и переработке официально устроены пять человек, а там только техники 25 единиц, получается, бухгалтер и сторож одновременно работают трактористами и погрузчиками...

И так почти в каждой организации. Я говорю: ты депутат, а у тебя на ферме половина рабочих не устроена. Ты депутат, а дачу построил в рекреационной зоне. И как мы собираемся с вами работать? Если у тебя непрозрачный бизнес или ты зависим от начальства, зачем ты пошел в депутаты? Получается, ты не защищаешь интересы избирателей, ты защищаешь интересы своего бизнеса. Но все-таки нас набралось большинство, и мы выбрали другого главу района...

Горбунов понимает людей, которые одобряют его работу, говорят слова поддержки, но – не больше. "Но, с другой стороны, он же сам обращается ко мне: помоги, я у него работаю, распорол ногу, а он меня уволил и ничего не оплатил". Вызываю прокуратуру, трудинспекцию, а ему дают деньги, обещают работу, и он от всего отказывается, и так постоянно".

– Я был у них как кость в горле, – вспоминает Валерий прошлое лето. Были телефонные звонки, угрозы, был странный случай на трассе, были какие-то намеки...

***

В его новом доме оставалось вставить окна и провести отделку. Жена Валерия Ирина уволилась с работы и 10 августа приехала в Егорьевку. Собралось много народу, был большой семейный праздник: друзей и родственников у Горбунова считай полсела. В 11.30, когда уже легли спать, зазвонил телефон: горит дом.

– Приезжаем, а он уже догорает. Я стоял вот тут, Ирина со мной, – Валерий показывает на пригорок около пожарища. – Хорошо, что была безветренная погода и лес не загорелся.

…Мы ходим по заброшенному участку и натыкаемся то на саженец кедра, то на кустик винограда. Когда-нибудь Валерий обязательно построит на этом месте новый дом, а сейчас он почти всю свою пенсию отдает банку, выплачивает кредит.

– Для меня это был, конечно, удар. Ирина так мечтала, сажала цветы... Супруга страшно переживала, но я получаю от нее только поддержку – у меня надежный тыл, мы с ней 25 лет прослужили, она говорит: "Главное, чтобы живой остался, остальное неважно". В общем, все это стало для меня командой на дальнейшую борьбу в защиту леса. Я говорю: "Ребята, вы меня тогда лучше сразу устраняйте, не надо мне по пальчику рубить. У вас ничего не получится". Я забросил все дела, дом и сейчас занимаюсь только лесом. И чем ближе я подхожу к границе, где задействованы федеральные структуры, тем большее противодействие я встречаю и тем больше мне приходится затрачивать энергии и сил.

Пусть не совсем у меня получается всех здесь объединить, но я уже все равно не один, есть ряд ребят, которые занялись этим вместе со мной: предприниматели, бывшие лесники. Мне говорят: "Валера, не езди ты один в лес, бери нас", и я благодарен людям за то, что они переживают.

***

– Вы вообще ничего не боитесь?

– Я – нет. Профессия такая. Еще в 79-м году, когда я оканчивал школу, я сидел и думал: пойду в инженеры – но вдруг не хватит ума, чтобы изобрести что-то стоящее? Наверное, я не смогу. А что смогу? Что у меня есть? И я понял, что у меня точно есть готовность к самопожертвованию, и, значит, я смогу защищать родину. Когда я поступал в военное училище, у меня на первой странице в блокноте было записано стихотворение, которое стало определяющим в моей жизни: "Чтобы стать мужчиной, мало им родиться,/чтобы стать железным, мало стать рудой./Ты должен переплавиться, разбиться,/И как руда, пожертвовать собой./Готовность к смерти – тоже ведь оружие,/И ты его однажды примени./Мужчины умирают, если нужно,/И потому живут в веках они".

Плохо только, что мама видит все это...

***

Анна Владимировна сидит за столом на веранде и жалуется мне на сына:

– Ни для дома, ни для семьи. И Ирина теперь там, в Кемерово, – надо работать, кредитов ведь понабрали. Они-то спокойны, говорят: "Это все наживное", а я лекарства пью.

– Вы гордитесь сыном? – спрашиваю я ее.

Она смотрит на свои руки, сложенные на столе, поднимает на меня глаза и улыбается:

– Горжусь. Вы не представляете, сколько мне звонков было в его день рождения: "Спасибо вам за сына". Все равно в районе стало что-то меняться, все равно они его побаиваются...

Но не знаю.