февраль 13, 2014
В августе 2014 года исполнится 100 лет с начала Первой мировой войны. На фронты этой забытой войны с территории Алтайского округа было мобилизовано около 400 тысяч человек. А что мы знаем сегодня о судьбе наших земляков? Даже о том, сколько солдат не вернулось с той войны, неизвестно. В рубрике "Наши на первой мировой войне" мы публикуем фотографии и истории о воинах первой мировой, размышления о том, как лучше сохранить память о героях. Дороги даже самые маленькие фрагменты. Поэтому продолжаем ждать ваших историй, которые вы можете рассказать по телефонам 26-45-26 (редакция) или прислать по электронной почте: news@altapress.ru.
Поручик Мария Бочкарева в 1919 году.
предоставлено Константином Филатовым.
Информацию о прапорщике Марии Бочкаревой предоставил исследователь истории Константин Филатов.
В годы Первой мировой войны в армиях многих европейских держав, в качестве "исключения из правил", с оружием в руках воевало немало женщин-патриоток. Некоторые из них даже поднимались по карьерной лестнице до офицерских званий, как, например, англичанка Флора Сандерс, сменившая в 1916 году платье британской медсестры на форму сербского добровольца, и закончившая Великую войну в звании капитана Сербской королевской армии. Но только в республиканской, уже катящейся в пропасть России была предпринята попытка создать особые женские войсковые подразделения. Во главе этого эксперимента стояла героическая русская женщина с удивительной судьбой – Мария Бочкарева.Мария Бочкарева родилась в июле 1889 года в крестьянском доме Леонтия Семеновича и Ольги Елеазаровны Фролковых, в селе Никольское Кирилловского уезда Новгородской губернии. В семье росли еще две дочери. Когда Марусе исполнилось 6 лет, родители решили переехать в Сибирь, в Томскую губернию, в надежде получить надел земли и кое-какую денежную поддержку. Осели они в поселке Ксеньевском Ново-Кусковской волости Томского уезда. Марусю в 8 лет отдали в прислуги, сначала присматривать за ребенком, затем – в лавку, в школу она никогда не ходила.
В 15 лет у Маруси Фролковой случилась первая любовь с офицером – сыном хозяев, у которых она работала прислугой. Но кавалер жениться на крестьянке не захотел, после чего отец выдрал дочь и выдал ее в 16 лет замуж за "первого встречного" – крестьянина Афанасия Сергеевича Бочкарева 23 лет.
С мужем Мария весной 1905 года уехала на заработки, и некоторое время трудилась в иркутской конторе по укладке мостовой, первоначально простой рабочей, а через несколько месяцев стала помощником десятника. Но семейная жизнь не складывалась; мужа она не любила, кроме того Афанасий стал часто пьянствовать, в пьяном угаре привязывал жену к столбу и заставлял пить водку.
Мария решилась сбежать от мужа, и отправилась на Алтай поездом без билета; во время этого путешествия проводник пытался взять с нее плату "натурой". В Барнауле она устроилась работать на пароход, ходивший по Оби. Через некоторое время Афанасий отыскал жену. Увидев опостылевшего супруга на пристани, Мария кинулась за борт в обскую воду, желая утопиться, но была спасена. В последующее годы своей жизни Бочкарева еще не менее трех раз пыталась покончить с собой, но, вероятно, Господь наметил ей иной, лучший жребий и всякий раз сберегал ее жизнь от последствий малодушных поступков…
От мужа Мария в очередной раз сбежала, но вскоре заболела, потеряла работу и вынуждена была вновь наняться в прислуги в Сретенске, не подозревая, что ее новая хозяйка содержит публичный дом. Там Мария в минуту отчаяния пыталась отравиться уксусом, но вновь выжила. А спас ее на этот раз веселый еврей Яков Гершевич Бук, в которого спасенная немедленно влюбилась и близко с ним сошлась. Бук по документам числился крестьянином, но на самом деле промышлял разбоем в банде "хунхузов" – грабил купцов на большой дороге. На его деньги сожители купили мясную лавку, и Бочкарева встала за прилавок.
В мае 1912 года Якова арестовала полиция, и Мария решила разделить судьбу любимого сожителя. В 1913 году она отправилась за ним по этапу в далекий Якутск. На поселении Яков продолжал заниматься преступными промыслами – скупал краденое и даже участвовал в нападении на почту. Как писал в рапорте начальник полиции Якутска: "В одну из минут откровенности, вызванной временным раздором" с сожителем, Мария открыла властям "целый ряд преступлений, совершенных Буком в Забайкалье". Однако, остыв, Бочкарева на личной встрече слезно просила якутского губернатора барона Крафта не высылать Якова на Колыму, и даже отдалась ему, уступив домогательствам, в обмен на помилование для любимого.
Губернатор слово сдержал и выпустил Бука из тюрьмы, но разгневанный Яков попытался повесить "изменщицу" и зарезать губернатора. Только по счастливой случайности и губернатор, и Мария остались живы. Спустя недолгое время любовь между Бочкаревой и Буком закончилась бесповоротно, в семейной жизни Мария окончательно разочаровалась.
В июле 1914 года началась мировая война. Через несколько лет Бочкарева вспоминала о тех днях несколько высокопарно: "Мое сердце стремилось туда – в кипящий котел, принять крещение в огне, закалиться в лаве. Дух жертвоприношения вселился в меня. Моя страна звала меня". Проще говоря, она решила уйти в солдаты. Прибыв в Томск в ноябре 1914 года, Бочкарева обратилась к командиру 25-го резервного батальона с просьбой зачислить ее вольноопределяющейся. Тот предложил ей отправиться на фронт в качестве сестры милосердия, но Мария настаивала на своем. Назойливой просительнице был дан иронический совет – для удовлетворения своего желания обратиться непосредственно к императору. На последние 8 рублей Мария отправила телеграмму в Петроград на высочайшее имя, и на другой день, как не удивительно, получила разрешение на воинскую службу от государя. Марию зачислили вольноопределяющейся в 4-ю роту того же батальона.По неписаному правилу солдаты в те годы называли друг друга по кличкам, и Мария в память о былой любви просила называть себя Яшкой, хотя за мужчину себя никогда не выдавала. Ей обстригли голову "наголо", выдали обмундирование и отправили в казарму. Первую ночь она не могла сомкнуть глаз, раздавая тумаки и пинки сослуживцам, жаждущим "близкой дружбы". Позже она даже собственного командира ударила по лицу, когда он попробовал "распустить руки"; обиженный начальник отправил строптивую военнослужащую на гауптвахту.
В феврале 1915 года с маршевой ротой она отправилась на фронт и оказалась под Молодечно в 28-м пехотном Полоцком полку 7-й пехотной дивизии V армейского корпуса 2-й армии. Поначалу отношение сослуживцев к ней было ироничное, в ней видели скорее "бабу" чем боевого товарища. Но очень скоро Мария приобрела в полку большой авторитет.
Яшка бесстрашно ходила в штыковые атаки, вытаскивала раненых с поля боя. Однажды, после неудачного наступления, Мария за одну ночь вынесла с нейтральной полосы около 50 израненных солдат, за что была представлена к награждению Георгиевской медалью "За храбрость" 4-й степени. В последствие, за годы войны Бочкарева заслужила, кроме того, два Георгиевских креста 4-й и 3-й степеней, Георгиевскую медаль 3-й степени и медаль "За усердие".
Даже в плену ей побывать довелось, но через сутки Бочкарева была освобождена своими.
9 марта 1916 года, когда в бою погиб ротный командир, Бочкарева повела солдат в контратаку и отбросила врага. За этот подвиг она и получила свой первый крест, а также звание младшего унтер-офицера. Несколько раз Мария была ранена, дважды выдерживала газовые атаки.
В одном из боев ей в спину угодил осколок, полностью ее парализовавший. Она пластом пролежала в госпитале около полугода, заново училась ходить. Этот осколок Мария носила в теле до конца своих дней – вынимать его врачи не рискнули. Во время лечения в октябре 1915 года она смогла по слогам впервые в жизни прочитать, а затем и написать свое имя. А училась грамоте она по дешевой книжке о похождениях американского сыщика Ника Картера.
При выписке из госпиталя Бочкарева успешно прошла военно-медицинскую комиссию. Об этом эпизоде она рассказывала так.
На общем построении мобилизованных перед членами комиссии она, немедленно, разделась по соответствующей команде.
– Женщина! – вырвалось из пары сотен глоток. Члены комиссии буквально онемели от удивления.
– Что за чертовщина?! – вскричал генерал. – Зачем вы разделись?
– Я солдат, ваше превосходительство, и исполняю приказы, не задумываясь, – ответила я.
– Ну хорошо, хорошо. Поторопитесь одеться, – последовал приказ.
– А как же осмотр, ваше превосходительство? – поинтересовалась я, надевая свои вещи.
– Все в порядке. Вы прошли...".В таком поведении Марии Бочкаревой действительно не было никакого эпатажа, просто год на фронте в окружении мужчин заметно притупил ее чувство стыдливости. Она, кстати, совершенно спокойно мылась в солдатской бане вместе с мужчинами; впрочем, сослуживцы в знак уважения отвели ей укромный уголок и никаких неуместных смешков в ходе помывки не допускали.
На фронт Яшка вернулась уже старшим унтер-офицером и получила взвод под свою команду. Но с марта 1917 года войска начали стремительно разлагаться и терять боеспособность. Русская армия, перестав быть императорской, теряла дисциплину и стремительно превращалась в вооруженную толпу. "У нас шли бесконечные митинги, – вспоминала Мария, – весь полк, казалось, непрерывно, днем и ночью заседал, слушая нескончаемые речи. Люди от них становились как пьяные. Солдаты забросили службу. Германцы никак не могли взять в толк причину происходящего".
На одном из таких митингов Бочкарева познакомилась с приехавшим на фронт председателем IV Государственной думы М. Родзянко, который пригласил "русскую Жанну д’Арк" в столицу. В Петрограде Родзянко представил Яшку солдатским депутатам, собравшимся на сессию в Таврическом дворце. Там Бочкареву и осенила идея создать особый женский батальон, чтобы подать пример беззаветной воинской службы для солдат-мужчин. Мария Леонтьевна обсудила свой проект с генералом А. Брусиловым, и получила аудиенцию у А. Керенского. 21 мая она выступила в Мариинском дворце с речью к "гражданкам свободной России", призывая их взять в руки оружие: "Гражданки, все, кому дороги свобода и счастье России, спешите в наши ряды, спешите, пока не поздно, остановить разложение дорогой нам Родины. Непосредственным участием в военных действиях, не щадя жизни, мы, гражданки, должны поднять дух армии и просветительно-агитационной работой в ее рядах вызвать разумное понимание долга свободного гражданина перед Родиной".
На этот призыв откликнулось около двух тысяч женщин, при том, что планировалось набрать личный состав только для одного батальона в количестве 500 человек. Выделенное для их приема помещение в столичном Доме инвалидов оказалось тесным, и Бочкарева получила здание Коломенского женского института.После непродолжительного курса обучения, 21 июня на площади у Исаакиевского собора "Первая женская военная команда смерти Марии Бочкаревой" получила особое белое знамя с православным крестом. Женщины-военнослужащие в специальной форме с белыми погонами, украшенными черной и красной полосами, с шевронами на правом предплечье с изображением "адамовой головы", символизирующей готовность к смерти за Родину, приняли присягу Временному правительству. Петроградский архиепископ Вениамин и уфимский архиепископ напутствовали батальон смерти образом Тихвинской Божией Матери. Генерал Л. Корнилов от фронтового командования преподнес Яшке именной револьвер и саблю с позолоченным эфесом, а А. Керенский лично зачитал приказ о производстве Бочкаревой в прапорщики.
Стоит отметить, что, вполне в "республиканском духе", адъютантом командира батальона, малограмотного прапорщика Бочкаревой была дочь адмирала Скрыдлова, командующего Черноморским флотом; под началом Марии Леонтьевны служили также дочь генерала Дубровского и грузинская княжна Татуева.
По окончании молебна женский батальон, с оркестром во главе, в сопровождении тысячной толпы, под звуки "Марсельезы" двинулся по направлению к Варшавскому вокзалу. Публика образовала цепь. По всем улицам, по которым следовала процессия, из окон домов и с балконов аплодировали, махали белыми платками и бросали цветы. На каждой улице толпа все увеличивалась. Штыки у женщин-солдат были украшены красными розами, а фуражки – букетами ландышей, белых астр и незабудок…
Многочисленные публикации и фоторепортажи рисовали жизнь "доброволиц" в красочных и весьма идиллических тонах. На деле же все было прозаично и сурово. Бочкарева установила в батальоне жесткую дисциплину: подъем в 5.00, занятия до 22.00, краткий отдых и простой солдатский обед. Первые проблемы возникли по сравнительно мелкому, но для молодых женщин такому важному, поводу – из-за короткой стрижки. А затем интеллигентные барышни стали жаловаться вышестоящему начальству на стиль руководства своего командира. Дескать, Бочкарева слишком груба и "бьет морды, как заправский вахмистр старого режима". Кроме того, она категорически запретила организовывать в ее батальоне любые советы и комитеты и появляться там партийным агитаторам. Формально это было явным нарушением порядков, установленных в армии после февральской революции знаменитым "Приказом № 1". Сторонницы "демократических преобразований" обращались за помощью даже к командующему Петроградским военным округом генералу П. Половцеву, но тщетно, ведь Бочкаревой покровительствовало высшее военное командование в лице Керенского и Корнилова. На все критические замечания Яшка только свирепо и выразительно помахивала кулаком, и говорила, что недовольные пусть убираются вон, и что она желает иметь под своей командой дисциплинированную часть. Впрочем, Мария Леонтьевна никогда не была склонна к интригам, также как и к долгим размышлениям и самоанализу. Она всегда доверяла своим инстинктам, и не раз подчеркивала: "Не люблю базаров".
В конце концов, в сформированном батальоне произошел раскол – и половина его личного состава перешла во вновь формируемый женский ударный батальон. Именно эти "бочкаревские дуры", как их презрительно называли большевики, принимали участие в защите Зимнего дворца во время Октябрьского переворота.
Уход "демократок" и "неженок" мало взволновал Марию Леонтьевну. Ее настроение хорошо передает фрагмент одного из интервью того времени:
"– У вас еще продолжается запись в батальон?
– Нет, прекращена. ...Каждый день приходят проситься. Это хорошо – значит, поняли, – но всем отказ. Довольно.
– Не предполагается оставлять запасных кадров?
– Не к чему. Уйдем и умрем. Пусть этим занимаются другие"…Только 300 женщин из первоначального набора отправились 23 июня на передовые позиции, получив назначение в 172-ю дивизию I Сибирского корпуса. Батальон был придан 525-у пехотному полку. Полковник В. Закржевский, в подчинении которого находилось это женское подразделение, отмечал в донесении: "Отряд Бочкаревой вел себя в бою геройски, все время в передовой линии, неся службу наравне с солдатами. При атаке немцев, по своему почину, бросился, как один, в контратаку; подносили патроны, ходили в секреты, а некоторые в разведку; своей работой команда смерти подавала пример храбрости, мужества и спокойствия, поднимала дух солдат и доказала, что каждая из этих женщин-героев достойна звания воина русской революционной армии". В 1917 году фотопортреты Марии Леонтьевны не сходили со страниц российских газет и журналов.
Реальная обстановка в батальоне заметно отличалась от бодрой картины официальных рапортов и газетных статей. Генерал А. Деникин позднее писал: "Что сказать про "женскую рать"?.. Я знаю судьбу батальона Бочкаревой. Встречен он был разнузданной солдатской средой насмешливо, цинично. В Молодечно, где стоял первоначально батальон, по ночам приходилось ему ставить сильный караул для охраны бараков... Потом началось наступление. Женский батальон, приданный одному из корпусов, доблестно пошел в атаку, не поддержанный "русскими богатырями". И когда разразился кромешный ад неприятельского артиллерийского огня, бедные женщины, забыв технику рассыпного строя, сжались в кучку – беспомощные, одинокие на своем участке поля, взрыхленного немецкими бомбами. Понесли потери. А "богатыри" частью вернулись обратно, частью совсем не выходили из окопов".
Бочкарева была в ярости от такого предательского поведения мужчин, и поплатилась за это, как она сама рассказывала, одна из ее подчиненных: "Я натолкнулась на парочку, прятавшуюся за стволом дерева. Это была девчонка из моего батальона и какой-то солдат. Они занимались любовью! Гнусная сцена возмутила меня даже больше, чем неторопливость 9-го корпуса, обрекшего нас на гибель. Этого было достаточно, чтобы сойти с ума. Рассудок отказывался воспринимать такое в тот момент, когда нас, как крыс, загнали в капкан врага. Во мне все бурлило. Вихрем налетела я на эту парочку и проткнула девку штыком. А солдат бросился наутек, прежде чем я сумела его прикончить, и скрылся".
Прапорщик Бочкарева в том бою под Сморгонью в начале июля 1917 года была контужена и отправлена в Петроградский госпиталь. К тому времени относится ее производство в подпоручики и новые встречи с Керенским, которому она с горечью поведала об анархии в армии, о дезертирах, о роли солдатских комитетов в братаниях с врагами, о нежелании солдат воевать. Яшка плохо понимала расстановку политических сил, но просила передать главное командование Корнилову, и вскоре Лавр Георгиевич действительно стал главнокомандующим.
После выздоровления подпоручик Бочкарева получила приказ нового Верховного главнокомандующего Лавра Корнилова проинспектировать женские батальоны, которые начали расти как грибы после дождя. Смотр московского батальона показал его полную небоеспособность, зато тесное общение с мужчинами из соседних казарм было там обычным делом. Мария попыталась навести порядок обычными своими методами, но как только она дала оплеуху одной из "доброволиц" легкого поведения, остальные набросились на Бочкареву, избили, вываляли в грязи и доставили в районный комиссариат как контрреволюционный элемент. Расстроенная Мария возвратилась в свою часть, твердо решив для себя "больше женщин на фронт не брать, потому, что в женщинах я разочаровалась".До конца октября батальон Бочкаревой занимал позиции на передовой и, как мог, препятствовал "братанию" распоясовшихся русских солдат с противником, ведя стрельбу по нейтральной полосе. Однако "братания" принимали все большой размах, огонь не велся ни с той, ни с другой стороны, только бочкаревки продолжали стрельбу. Однажды целый полк противника ввалился в русские окопы со спиртным и камрады с товарищами устроили грандиозную пьянку.
В другой раз Бочкарева открыла огонь по безмятежно гуляющим на нейтральной полосе немецким солдатам, что вызвало такой гнев у "братьев по оружию", что они выкатили пулеметы и фланговым огнем стали поливать позиции женского батальона.
В событиях Октябрьского переворота Мария Леонтьевна и ее подчиненные никакого участия не принимали. Когда стало известно о свержении большевиками и эсерами Временного правительства в столице, командующий фронтом приказал женскому батальону срочно отправиться в Красное Село, на поддержку Керенскому. Здесь Бочкарева пошла на тайные переговоры с эмиссарами Советской власти. В итоге было решено расформировать батальон, выдав женщинам документы и женскую одежду. После этого Бочкарева приехала в Петроград, где вместе с другими офицерами была арестована по подозрению в участии в так называемом "корниловском мятеже" и заключена в Петропавловскую крепость. Большевики отняли у Марии Леонтьевны документы и наградное оружие, но спустя некоторое время освободили ее из-под стражи. После фактического развала фронта заняться ей было нечем, и Бочкарева поездом поехала домой, в Сибирь, причем в пути около Челябинска была выброшена большевиками из вагона и повредила ногу.
Однако отставка ее продлилась недолго. В начале 1918 года представители поднимавшегося Белого движения вызвали ее телеграммой из Томска в Петроград и поручили установить нелегальную связь с Корниловым, формировавшим на Юге России Добровольческую армию для борьбы с большевиками.
В платье сестры милосердия, Бочкарева с подложными документами пробралась через Царицын в Новочеркасск, а оттуда по поручению Корнилова отправилась в США просить о помощи для борьбы против советской власти.
Она ступила на американскую землю 13 мая 1918 года. В русской эмигрантской прессе на первых полосах стали появляться заметки о ней. В интервью сотруднице газеты "Русский голос" Мария Леонтьевна, отвечая на вопрос о прошлой своей деятельности, сказала: "Я не хочу говорить о своей деятельности в России. Мне больно, тяжело говорить, вспоминать о созданном мною батальоне смерти. Таких батальонов по всей России было до 15, но они ничего не делали. Мой батальон активно участвовал в сражениях с немцами. Это было, в начале его расцвета. А затем... трусость обуяла большинство в батальоне".
О цели своего визига Бочкарева говорила как о "деле чрезвычайной важности". Перед Марией раскрылись двери домов высокопоставленных лиц. 31 мая она посетила государственного секретаря Р. Лансинга и военного министра Н.Д. Бекера; затем состоялась встреча с президентом Вудро Вильсоном. Вот протокольная запись: "Среда, 10 июля 1918 года. В 4.30 прибыла миссис Дж. Гарримал с мадам Бочкаревой – командиром Женского батальона смерти... Бочкарева начала свой рассказ довольно сухо; внезапно перешла к описанию страданий русского народа, причем языком, подобным скачущей лошади. Она с трудом дожидалась перевода своих слов на английский. Выражение ее лица постоянно менялось. Вдруг она опустилась на колени и, протянув руки к президенту, стала умолять о помощи, о продовольствии, о присылке войск интервентов против большевиков. Сидевший с мокрыми от слез щеками президент заверил ее в этом. В конце концов, короткая встреча в Белом доме завершилась к всеобщему облегчению". Когда Вудро Вильсон поинтересовался, "кто прав и кто виноват в России, то я ему сказала, что я слишком мало разбираюсь в этом вопросе и боюсь попасть в ложное положение", – вспоминала впоследствии сама Бочкарева. Прощаясь с Вильсоном, Мария Леонтьевна подарила ему свой священный оберег – иконку святой Анны, с которой не расставалась все трудные и опасные годы войны и революции, хранившую ее от многочисленных опасностей и бед.
В Америке Мария, нуждавшаяся в деньгах, согласилась за плату рассказать историю своей жизни, которую в июне 1918 года записал американский журналист Исаак Дон Левин. Этот газетчик прекрасно говорил по-русски, поскольку был евреем-эмигрантом, родом из Минской губернии. Мария была малограмотной, но рассказывать умела живописно, с многочисленными подробностями. О некоторых важных моментах своей судьбы и службы она умолчала по разным причинам, кое-что приукрасила в духе модных авантюрных романов и "шедевров синематографа", и все же в целом повествование отличалось откровенностью. Ее 100-часовой рассказ журналист превратил в текст увлекательной книги, изданной на английском языке в 1919 году под названием "Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы" одновременно в Нью-Йорке и Лондоне.
Последние известия о пребывании Бочкаревой в США датируются 17 июля 1918 года, когда она в ходе встречи с группой сенаторов вновь настойчиво призывала американских союзников отправить военную экспедицию в Россию.
После этого Мария Леонтьевна на военном транспортном судне отплыла в Англию. Ее попутчик – лейтенант пехотного полка позднее в своих мемуарах вспоминал: "Мадам Бочкарева прибыла с американскими солдатами на транспорте из Америки, а находясь на его борту, красноречиво и трогательно рассказывала солдатам о своей родине и о том, как священная неколебимая верность союзническому делу, прозвучавшая в ее просьбе Вильсону, с настаиванием на отправке американских войск в помощь страдающей России убедила президента".
В августе 1918 года Бочкарева жила на деньги английских суфражисток в Лондоне, где встретилась с британским военным министром, а затем и с королем Георгом V. Позже она рассказала о своей встрече с британским монархом на допросе в Особом отделе ВЧК 5-й Красной армии.
"В половине августа 1918 года секретарь короля приехал на автомобиле и вручил мне бумажку, в которой говорилось, что король Англии принимает меня на 5 минут, и я одела военную офицерскую форму, одела полученные мной в России ордена и со своим переводчиком Робинсоном поехала во дворец короля. Вошла в зал, и через несколько минут распахнулась дверь, и вышел король Англии. Он имел большое сходство с царем Николаем II. Я пошла навстречу королю. Он мне сказал, что он очень рад видеть вторую Жанну де Арк и как друг России приветствую Вас как женщину, которая многое сделала для России. Я в ответ ему сказала, что я считаю за великое счастье видеть короля свободной Англии. Король предложил мне сесть, сел против меня. Король спросил, к какой партии я принадлежу и кому верю; я сказала, что я ни к какой не принадлежу, а верю только генералу Корнилову. Король мне сказал новость, что Корнилов убит; я сказала королю, что я не знаю, кому теперь верить, и в гражданскую войну я воевать не думаю. Король мне сказал: "Вы русский офицер", я ему ответила, что да; король тогда сказал, что "Вам прямой долг через четыре дня поехать в Россию, в Архангельск, и я надеюсь на Вас, что Вы будете работать". Я сказала королю Англии: "Слушаюсь!".
В Архангельск Мария Леонтьевна прибыла 27 августа 1918 года, а 29-го выступила на городском митинге. В воззвании, опубликованном 14 сентября, она призвала северян присоединиться к отрядам Антанты для "спасения России от германского ига". В сентябре состоялась ее встреча с генерал-губернатором и командующим местными белыми войсками генералом В. Марушевским, предложившим ей организовать и возглавить мужскую "добровольческую ячейку". Но Яшка заявила, что "боевого дела" в гражданской войне на себя не принимает. Произошло бурное объяснение, в результате которого ее посадили на 7 суток под домашний арест.
Не получив ожидаемой поддержки в создании женских отрядов для продолжения войны против немцев, она уехала в Шенкурск, пытаясь привлечь к себе сторонниц из крестьянок. В донесениях офицеров из Шенкурского уезда отмечалось: "Крестьяне этой волости... о митингах Бочкаревой отзываются неодобрительно и говорят, что если она явится вторично, то ее убьют". Спустя некоторое время Мария появилась в союзническом штабе в Шенкурске. Американские и британские офицеры, вспоминая о тех встречах, отзывались о ней нелестно: она курила "пачками сигареты", жевала табак, докучала, показывала всем свои шрамы от ранений, и "напивалась не меньше мужика".
В ноябре 1918 года Бочкарева добилась аудиенции у командующего вооруженными силами союзников на Севере генерала У. Айронсайда. Со слезами на глазах она рассказала ему, что Временное правительство Северной области отвернулось от нее. Не умея толком читать и писать, она не может даже обратиться за помощью. Британский генерал посочувствовал романтической даме с "поседевшими волосами, выглядевшей старше своего возраста", чье "широкое безобразное рябое лицо и коренастая фигура выдавали восточное происхождение", и… направил ее обратно в Архангельск.
Действительно, за годы на фронте Мария погрузнела, голос огрубел, лицо обветрилось и потемнело, волосы преждевременно поседели, она выглядела гораздо старше своих 30 лет. Но, готовая принести в жертву Родине свою жизнь, эта женщина не никогда не жалела об утерянной женственности.
В Архангельске Марушевский, при новой встрече с Бочкаревой 27 декабря 1918 года, приказал "немедленно снять военную форму с этой женщины". Возмущенная Мария Леонтьевна после этого обратилась с жалобой к новому генерал-губернатору и главе Временного правительства Северной области Е. Миллеру, а в апреле 1919 года. это правительство постановило выдавать ей ежемесячно 750 руб. вплоть "до выезда в Сибирь".
В июле 1919 года Северным правительством была снаряжена морская экспедиция капитана 1-го ранга Б. Вилькицкого в Карское море. Генерал-губернатор приказал предоставить Бочкаревой бесплатный проезд на пароходе до Оби и выдать денежные средства. 10 августа Яшка покинула Архангельск на пароходе "Колгуев". Уже при подходе к Томску экспедиция встретилась с кораблем, на борту которого находился британский офицер, знавший Марию с 1917 года. В его воспоминаниях сохранились строки об этой встрече: "Фактическим руководителем русской экспедиции был военно-морской офицер Котельников, прибывший сюда раньше нас... С ним была известная Яшка Бочкарева – полная энергичная женщина, организатор Женского батальона смерти, в отличие от остальных сохранившая в себе прекрасное настроение и бодрость духа, готовая на любую работу".
19 октября экспедиция прибыла в Томск. Застав своих родителей в бедственном положении, Бочкарева решила поехать к адмиралу А. Колчаку, чтобы просить отставку и пенсию. 10 ноября в Омске состоялась ее встреча с Верховным правителем России. Мария так рассказала о ней: "Я вошла в кабинет Колчака и там увидела – Колчак вел разговор с генералом Голицыным – главнокомандующим добровольческими отрядами. Когда я вошла, то Колчак и Голицын оба встали и приветствовали меня и сказали, что обо мне много слышали и предложили сесть. Колчак стал мне говорить: Вы просите отставку, но такие люди, как Вы, сейчас необходимо нужны. Я Вам поручаю сформировать добровольческий женский санитарный отряд (1-й женский добровольческий санитарный отряд имени поручика Бочкаревой). Он говорил, что у нас много тифозных и раненых, а рук, которые бы ухаживали за больными, – нет. Я надеюсь, что Вы это сделаете. Я предложение Колчака приняла".
Бочкарева произнесла страстные речи в двух омских театрах и за два дня сформировала в Омске отряд из 200 человек, причисленный к добровольческой дружине Святого Креста и Зеленого знамени. Но вскоре Колчак под напором Красной армии покинул столицу "белой Сибири". Передав своих санитаров на службу в госпиталь, Мария, после безуспешной попытки вновь встретиться с адмиралом, возвратилась в Томск, где жила в Горшковском переулке, в доме №20, в квартире №8; на жизнь она зарабатывала, помогая своей сестре-портнихе шить шинели на заказ. Часто посещала храм и молилась.
Когда советская власть окончательно утвердилась в Томске, Мария Леонтьевна в декабре 1919 года явилась к коменданту города, сдала ему револьвер и предложила свои услуги. Комендант от ее предложения отказался, взял с нее подписку о невыезде и отпустил домой до поры до времени. В Рождественскую ночь 1920 года она была арестована прямо во время праздничной службы в храме и посажена в тюрьму, откуда в марте переведена в Красноярск. В заключении к окончательному протоколу ее допроса от 5 апреля 1920 года следователь Поболотин отмечал, что "преступная деятельность Бочкаревой перед РСФСР следствием доказана... Бочкареву как непримиримого и злейшего врага рабоче-крестьянской республики полагаю передать в распоряжение начальника особого отдела ВЧК 5 армии".
21 апреля 1920 года было вынесено постановление: "Для большей информации дело, вместе с личностью обвиняемой, направить в Особый отдел ВЧК в Москву", но 15 мая это постановление было пересмотрено и принято новое решение: Бочкареву расстрелять. На обложке ее уголовного дела неизвестный чекист сделал отметку синим карандашом: "Исполнено пост. 16 мая"…
Через 70 с лишним лет, в 1992 году, осужденная чекистами Мария Леонтьевна Бочкарева была реабилитирована. Ныне на малой родине Марии Бочкаревой в Томске местные краеведы проводят чтения и конференции, посвященные своей легендарной землячке, выражают справедливое мнение о необходимости увековечить память патриотки, установив на доме №20 по Горшковскому переулку, где она жила в 1919 году, мемориальную доску. Получит ли это предложение поддержку властей? Сомнительно. Но уже сегодня Марии Леонтьевне Бочкаревой посвящены десятки научных статей и публицистических очерков. В 2001 году, наконец, увидела свет в русском издании написанная в США книга ее воспоминаний...