июль 29, 2014
Потери на любой войне — это не только убитые и раненые, но и пленные. Первая мировая война не стала исключением. В русский плен попали 2,3 млн. австрийских, германских и турецких солдат и офицеров. Барнаул и Алтай надолго стали местом проживания многих пленных из армий Тройственного союза — немцев и жителей "лоскутной" империи Габсбургов — австрийцев, чехов, венгров, хорватов, итальянцев.
Дмитрий Бауэр, сыгравший коменданта барнаульского концлагеря.
Историки дают разные сведения, сколько военнопленных было в Барнауле. Чаще всего речь о 2,5 тыс. человек. Однако историк Игорь Еремин указывает, что в декабре 1914 года их было 4420. В мае 1915 года немецкое издание "Иллюстрированная история европейской войны, 1914..." скрупулезно подсчитало число военнопленных в сибирских губерниях и городах. В Барнауле, по расчетам немцев, было на тот момент 5648 человек, в Бийске — 2959.
Первые военнопленные появились в Барнауле уже осенью 1914 года. Селить их было негде — Барнаульская гордума была вынуждена выделить для них училища, школы, гимназии. Весной 1915 года дума определяет под строительство концентрационного лагеря пустырь на 10 тыс. мест. Здесь, на территории площадью около 10 десятин (десятина — 1,09 гектара) в районе нынешней площади им. Сахарова и главпочтамта разместились 20 деревянных бараков на 500 человек каждый.
В концлагерях содержали военнопленных нижних чинов. А вот офицеры, как сообщает Еремин, селились группами в казарменных помещениях, а иногда и в частных квартирах. В Чехии и в 1927 году помнили, что в знаменитом барнаульском пожаре 2 мая 1917 года погиб в горящем доме его житель — пленный лейтенант-артиллерист Вилем Досталь.
Как они жили? Пленный австрийский офицер-артиллерист Карл Хоффманн рассказывал в своем дневнике не только о купании в Оби и двухчасовых выходах офицеров в Барнаул для покупок, но и об открытых в летнюю жару окнах помещения, где они разместились...
Пленным солдатам питание полагалось по нормам, установленным для нижних чинов русской армии. В начале войны в норму входило 1,2 килограмма хлеба, 125 граммов крупы да еще "приварочные деньги" на 300 граммов мяса. Но продовольственные проблемы становились все острее, поэтому нормы были со временем значительно снижены.
Пленные же офицеры, по сведениям Еремина, получали кормовое довольствие от 50 до 125 рублей в месяц в зависимости от чина. Это были неплохие по тем временам деньги: хорошее питание обходилось офицеру в 19–25 рублей в месяц. Так что офицерам (по крайней мере в первые месяцы) хватало средств даже на то, чтобы нанять себе поваров и денщиков из числа соотечественников, что они и делали. В лагерях имели хождение еще и внутренние эрзац-деньги.
Был у военнопленных в Барнауле и свой театр с режиссером Юлиусом Карстеном, актером венского театра "Бургтеатер". Уже после войны Карстен вернулся в Вену и вновь поступил на службу в театр, снимался он и в кино — например, в германском кинофильме по роману Ильфа и Петрова "13 стульев" (1938 год). Умер Карстен в 1959 году в возрасте 77 лет...
И все же нельзя сказать, что жизнь их была легка и приятна. Военнопленных из нижних чинов отсылали на сельхозработы, на заводы, фабрики и частные мастерские, где до весны 1915 года они трудились без всякой оплаты. Со временем бесплатный труд был признан непроизводительным, за работу им стали платить, конечно, меньше, чем местным. Письма лагерных обитателей подлежали цензуре, одним из распространенных наказаний было сокращение рациона питания для провинившегося.
Большой бедой были вечные спутники скученности — тиф, дизентерия, холера, чесотка. Уже в декабре 1914 года из примерно 3 тыс. рабочих дней барнаульских военнопленных около 1,9 тыс. приходились на больничные дни. Высокой была и смертность. Так что власти были просто вынуждены открыть при лагерях лазареты. Правда, случилось это лишь в 1916 году, а до этого все больные размещались в городских больницах.
И хотя военнопленных-офицеров к обязательному труду не привлекали, историк Хорст Тайтль назвал барнаульский лагерь "самым ужасным для офицеров". Видимо, не от хорошей жизни сбежал из этого лагеря летчик капитан Форстнер, живший затем в Омске как сигарный мастер, — его раскрыли, но, как напишет в своих мемуарах другой военнопленный Герман Петри, "раскрыли по его собственной неосторожности".
Надо сказать, что военнопленных не оставляли без внимания их земляки. Соотечественницы враждебных России европейцев совершили в те годы то, что русские женщины-аристократки сделали еще в предыдущее столетие, — добровольно отправились к узникам в далекую и неизвестную Сибирь.
А недавно на международном проекте europeana1914–1918.eu появились мемуары сибирского немца-военнопленного жителя Тюрингии Германа Петри (1891–1972 гг.). Он попал в плен в феврале 1915 года в мазурских болотах (ныне территория Польши) и в Сибири находился до 1920 года. Петри несколько раз упоминает Барнаул, вспоминает и знаменитую шведку-медсестру Эльзу Брендштром, которую в те годы называли "сибирским ангелом".
Дочь шведского дипломата в Санкт-Петербурге, она вступила в Красный Крест и в годы Первой мировой объехала всю Сибирь. В Барнауле она была во время своей третьей сибирской поездки — зимой 1918/19 года.
О речи сестры Эльзы перед пленными в Барнауле 24 декабря 1918 года можно узнать из статьи в голландской газете Voor de vrouw от 11 апреля 1940 года:
"Товарищи, я вам сочувствую. Но не теряйте надежды. Помните, что все это несчастье пройдет, что мы вместе все вернемся на свою любимую родину. Завтра Рождество. Теперь здесь помните, что ваши близкие одни дома у елки думают о вас, ждут вас. Таким образом вы должны поддерживать друг друга, быть мужественными снова и вместе петь рождественские песни".
В самой Швеции знают и странички послевоенной биографии "сибирского ангела": "Тяготы лет в Сибири заставили Эльзу поселиться в Германии. Ее усилия для немецких военнопленных сделали из нее героиню страны". После войны она помогала вернувшимся пленным встать на ноги и получить работу. Даже сироты попали под защиту ее фонда, пункты которого были открыты в курортном городе Мариенборн и в замке Neusorge в Саксонии.
В Германии в память о "сибирском ангеле" названы улицы, школы, продолжают снимать фильмы. Ее романтичный образ вдохновил режиссеров: первый фильм о ней появился в 1971 году, а премьера последнего состоится совсем скоро — 17 августа. Актер из Германии Дмитрий Брауэр (уроженец Рязани) сыграет в нем роль русского коменданта лагеря военнопленных. Если в фильм попадет сцена Рождества 1918 года, то это будет второй исторический фильм (помимо последнего советского латвийского сериала "Старое моряцкое гнездо"), в котором "действующим лицом" стал Барнаул.
Киногероя Дмитрия Брауэра можно сравнить с реальным офицером, возглавлявшим барнаульский концлагерь во время Гражданской войны, — Андреем Петровичем Васильевым. Васильев — сын горного инженера Алтайского округа, родившийся, вероятнее всего, в 1878 году. Как установил историк Андрей Краснощеков, до мобилизации он служил чиновником для особых поручений при томском губернаторе, крестьянским начальником 8-го участка Барнаульского уезда и 3-го участка Бийского уезда.
А в Первую мировую войну Васильев был офицером 69-го пехотного Рязанского полка, но попал в австрийский плен. 1 ноября 1919 года за отличия в Первую мировую войну (как дважды раненый и возвратившийся в строй) он был представлен командиром колчаковской 3-й Сводной дивизии полковником Бранденбургом к производству в подполковники.
Судьба этого офицера трагична. После разгрома Колчака он бежал в Китай, но уже в марте 1920 года добровольно вернулся в Россию. За службу у белых его несколько раз арестовывали, но он как-то выжил. А в 1937 году его приговорили к расстрелу по делу контрреволюционной эсеровско-монархической организации. Накануне ареста бывший комендант лагеря военнопленных работал заместителем старшего бухгалтера Барнаульского овчинно-шубного завода № 1. Реабилитирован 14 июня 1989 года прокуратурой края.
Мемуары пастора-лютеранина Якоба Штаха (Славгород), изданные в 1924 году, сообщают о тех неформальных отношениях, что складывались у немцев-пленных и местных сибирских немцев. Некоторые из пленных стали постоянными гостями семьи пастора.
В декабре 1919 года на Рождество пастор Штах отслужил особую службу с участием военнопленных, которые под руководством жены пастора образовали хор. Многие члены общины лютеранского прихода относились к этому положительно и привозили семье пастора продукты с пожеланиями, чтобы и военнопленным что-то досталось.
По свидетельству Штаха, и в других немецких семьях Славгорода военнопленные были желанными гостями. Часто было и так, что военнопленные брали в жены дочерей местных немцев. Некоторые играли свадьбу в Славгороде, и их брак освящался пастором. Две младшие дочери Штаха также вышли замуж за военнопленных и позднее уехали с ними в Германию.
Большинство из тех, кто женился в Сибири, благополучно уехали со своими женами и детьми на родину, некоторые погибли в пути, немногие остались. Среди этих немногих был и австриец Карл Мадер, женившийся в Змеиногорске. Его младшая дочь стала женой младшему брату моего деда. Но тема браков военнопленных очень обширна. Ей будет посвящена отдельная статья.