февраль 6, 2015
Он был младшим из трех сыновей в большой крестьянской семье. Когда старшие братья Николай и Григорий в начале войны оказались на фронте, Степе было лишь 16.
За плечами 90 достойно прожитых лет.
Тамара Дмитриенко
Но в январе 1943 года в неполные 18 лет (к тому времени первый брат пропал без вести под Ленинградом, а второй погиб в Калининской области) подросший Степан ушел защищать Родину. С тех пор он один за троих братьев воевал, жил, работал, любил.
В семьях переживших войну, нередко случалось, что с фронта не возвращались все мужчины, кроме младшего. Казалось бы, рок, судьба. Но и мудрость природы – возложить на сильные плечи заботу о семье, а на молодое тело – о продолжении рода. Степан со всеми этими задачами справился блестяще, создал прекрасную семью, родил сына и двух дочерей, сделал хорошую карьеру и прожил с пользой для общества интересную яркую жизнь.
Пусть не покажется странным, но у нашего героя это понятие не связано с войной. На войне он уже мужал. А раннее взросление – это из детства.
– Детство мое босоногое прошло в не существующей уже деревне Баевского района с роскошным названием Соболи, – рассказывает юбиляр. – Родители мои Тихон Дмитриевич и Наталья Кузьминична – обыкновенные колхозники, переселились на Алтай в Столыпинскую земельную реформу в начале прошлого века. Мать была совершенно неграмотной, отец закончил два класса церковно-приходской школы. В семье было три сына и четыре дочери.
Жили мы, как и большинство крестьян тогда, бедно, питались плохо, одевались еще хуже, но тем не менее все дети в нашей семье учились. В Соболях была школа-четырехлетка. После нее нужно было учиться в соседних деревнях, где были семилетки, а чтобы получить среднее образование, – в райцентре. Пройдя первые две ступени, я учился уже в Баево. Закончил восьмой класс, приехал после каникул в девятый – и тут мое обучение неожиданно прервал районный отдел народного образования, направив на работу… заведующим Новоизраильской начальной школой. Произошло это знаменательное событие в октябре 1940 года, и было мне в ту пору всего 15 лет… Так началась моя учительская карьера.
Прибыв к месту назначения, новый заведующий школой приписал себе для солидности пару лет и сразу же оформился на заочное отделение Каменского педучилища.
Но первая сессия состоялась только в 1942-м. В связи с началом войны и приемом эвакуированного населения училище закрыли, потом снова открыли. А до этого юный учитель и директор черпал знания в книгах и воспоминаниях о том, как учили его самого.
– Получив назначение, я забрал из районо и привез с собой почти всю методическую литературу по начальной школе. Штудировал, изучал методику преподавания русского языка, математики, естествознания, что-то брал из своей учебы. А потом ведь у меня был небольшой собственный опыт преподавания. Однажды мой учитель в Соболях Алексей Львович Семикин заболел, поехал в районо договориться о замене – замену не дали. Вернулся и говорит мне: "Давай-ка, Степан, я буду две недели болеть, а ты будешь учить". Вот тогда-то и появился у меня вкус к учительской профессии.
В Новоизраильской школе, где я стал заведующим, было 64 ученика. Первый и третий классы вела работавшая здесь учительница. Мне достались второй и четвертый. Просматриваю списки, останавливаюсь на одной фамилии: Николенко, 1924 г. р. А сам учитель с 1925-го! Этот мальчик в детстве болел, поэтому поздно пошел в школу. Но был прилежным учеником. И я его доучил, выпустил из четвертого класса.
На следующий год с учительницей пришлось расстаться и все четыре класса вести самому директору.
Так прошло три зимы и два лета. Ну а когда в январе 1943-го Степана призвали, он взял на память школьную медную кружку, забил гвоздем двери и поехал воевать…
Потом уже будучи на фронте узнал, что школа снова работает. Его преемницей стала выпускница Новоизраильской школы Ксения Гомлякова, продолжавшая учебу в Баевской средней школе. Узнал по переписке со своей будущей женой Анной Ермаковой, с которой Ксения училась в одном классе. Ксению, как и Степана, районо направило на работу в родное село из 9-го класса.
– В июле 1943 года я вместе с другими выпускниками ШМАС оказался в Йошкар-Оле, столице Марийской Республики, где базировался 3-й запасной авиационный полк, – вспоминает С. Т. Клецкин. – Там не просто передерживали приезжих специалистов, а комплектовали экипажи самолетов-бомбардировщиков, привозя группы выпускников из разных училищ: из одних – летчиков, из других – штурманов, из третьих – радистов, из четвертых – стрелков (экипаж бомбардировщика состоял из четырех человек). Небольшая слетанность – и на фронт. Шла война, горючее нужно было экономить, поэтому только несколько учебных вылетов.
Я попал в группу, перегоняющую самолеты с Иркутского авиазавода на фронт. Там делали хорошие самолеты – ИЛ-4.
Почти год мы их перегоняли в Москву, в Прибалтику, на 1-й и 2-й Украинский фронты – куда прикажут. Потом стали проситься на фронт. В Подмосковье, на аэродроме у Малино, переучились на созданный Туполевым знаменитый ТУ-2. И после создания новых экипажей нас бросили в Прибалтику. Там пришлось разбомбить Курляндскую группировку. Наши войска уже вышли из Прибалтики, уже в Пруссии, а эта группировка осталась и никак не сдается. И тогда призвали наш 6-й бомбардировочный авиационный полк, и мы решили задачу сверху.
Затем была Восточная Пруссия, несколько аэродромов – Грислинен, Шнайдемюль и другие, откуда мы летали бомбить Берлин. Но было только четыре вылета, потому что к Берлину уже вплотную подошли войска под командованием маршала Жукова.
На этом война с Германией закончилась.
В июне уже надо было лететь в Китай и Монголию – начиналась война с Японией. И к 9 августа вся 326-я дивизия, в том числе наш 6-й БАП, оказалась на Дальнем Востоке, на аэродроме Хайлар. Потом был переезд ближе к границе с Маньчжурией. Но война была скоротечной, и закончилась 3 сентября. Боевых вылетов было мало. В основном, разбомбили японские группировки в горах Большого Хингана, где они создали целые крепости, надеясь там отсидеться. Но когда мы на свои самолеты подвесили 500-килограммовые авиабомбочки и сбросили их вниз, японцы быстро поняли, что воевать с русскими не получится.
По окончании войны, к ноябрю, нашу 326-ю дивизию передислоцировали на освобожденный от японцев Южный Сахалин. Там всё было выжжено ударами нашей морской артиллерии и авиации, и надо было эту землю возрождать и заново обустраивать.
Но в один из первых дней пребывания на новом месте писарь из штаба меня спрашивает:
– Клецкин, ты ведь, кажется, учитель?
– Ну да, даже документы всю войну с собой вожу.
– Ну так ты приходи завтра. Мы начинаем демобилизацию учителей. Учить народ надо. Первый пароход через неделю отправляется во Владивосток.
Всё! Рассчитали нас, выдали денежки. Предлагали работу прямо на Южном Сахалине. Но мы рвались домой.
В родной Баевский район 20-летний дважды победитель добирался из Владивостока больше месяца, потому что железная дорога была одной сплошной "пробкой" из-за огромного количества воинских эшелонов, возвращавшихся с востока на запад.
– Сталин сильно просчитался, оценивая мощь японцев. Можно было обойтись гораздо меньшим количеством людей, бронетанковой и авиационной техники, – считает Степан Тихонович. – Когда война началась, в небо поднялись тучи самолетов. И это при том, что многие авиаполки вообще не вступали в боевые действия.
А Степан торопился. Дома его ждала невеста. Хотя дома – это не совсем точно сказано. Пока Степан воевал, Анна, закончившая среднюю школу с отличием и собиравшаяся учиться в Барнаульском пединституте, чуть было с головой не ушла в практическую журналистику: по решению Баевского бюро райкома КПСС ее назначили на должность ответсекретаря районной газеты, готовили к вступлению в партию и назначению редактором. Но когда война закончилась, девушка решила все-таки получить педагогическое образование. Написала жениху, спросила совета. Степан, которому предстояло служить еще, как минимум, два года, посоветовал идти в пединститут, не теряя времени. Но когда Анна уже училась на первом курсе, а его досрочно демобилизовали для работы по специальности, по дороге домой отбил телеграмму: "Решай вопрос с учебой".
Анна решила оставить институт и встретить жениха в Баево. Но добраться до родного села девушке было не на чем. Поезда и автобусы туда не ходили, попутный транспорт был редкостью. Наконец, в Барнаул по делам приехал на лошади Анин дядя, пообещавший забрать её вместе с пожитками. Но у дяди, кроме Анны, оказался еще один попутчик. Три пассажира и багаж – такая ноша по зимнику оказалась не по силам лошадке. И 220 км до Баева они шли 11 дней рядом с повозкой.
– Совершив этот подвиг во имя любви, Анна не отказала мне в руке и сердце, –вспоминает Степан Тихонович. – Через два дня мы расписались в сельском совете. Ее сразу назначили завучем, а меня военруком в Верх-Пайвинскую семилетнюю школу. Полгода проработали, мне объявляют, что с сентября 1946 года назначают директором школы. Но это событие упредила районная комсомольская конференция, избравшая меня секретарем райкома комсомола.
Вожаком баевской молодежи фронтовик Степан Клецкин был целых семь лет. А потом, как это водилось тогда, перевели его на партийную работу. Сначала заворготделом Баевского райкома КПСС. Затем с началом целинной эпопеи четыре года работал секретарем райкома партии по зональной Ситниковской МТС, ставшей лучшей в районе.
С ликвидацией зональных МТС Клецкина вернули в аппарат райкома партии и избрали секретарем по идеологии. Потом перевели на аналогичную должность в более крупный Кулундинский райком партии.
Но все больше успешному партийному работнику хотелось вернуться в школу, тем более что к тому времени у него на руках уже были два диплома о педагогическом образовании. И Степан Тихонович попросил крайком КПСС об отставке. Уходы из партийных структур по собственному желанию не поощрялись. Работу по специальности надо было искать самостоятельно и желательно в организациях, не подотчетных прежнему руководству.
Такая работа нашлась в Западно-Сибирском отделении железной дороги. Вскоре Клецкин стал директором железнодорожной школы № 122 в Славгороде и за 8,5 лет сделал ее лучшей в отделении. Потом ушел на преподавательскую работу в Славгородский сельхозтехникум.
Но через полгода инициативного педагога и общественника избрали депутатом Славгородского горсовета, а затем и заместителем председателя горисполкома. И дальше его трудовая деятельность до выхода на пенсию в 1985 году была связана с советской работой в этом городе.
На пенсии нашему герою не сиделось. И если здоровье позволяло, он всегда с готовностью приходил на помощь городу, замещая вакантные должности и продолжая читать лекции о международном положении, в которых был мастак и которые славгородцы очень любили. Два года неугомонный пенсионер возглавлял штаб городской народной дружины – и вывел её по результатам работы по предотвращению преступлений и правонарушений на первое место в Алтайском крае. Почетная грамота министра внутренних дел СССР до сих пор напоминает юбиляру об этой его заслуге. Эту грамоту он хранит рядом с фронтовыми и трудовыми наградами: орденами Отечественной войны 2-й степени и "Знак почета", медалями "За взятие Кенигсберга", "За победу над Германией", "За победу над Японией", "За освоение целинных и залежных земель" и благодарностью Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина за овладение г. Берлином.