май 22, 2015
На прошлой неделе в суд было направлено очередное уголовное дело в отношении руководителя сельхозпредприятия, которого обвинили в хищении государственных субсидий. Всего, по некоторым оценкам, в крае таких дел около двух сотен. Кто-то идет под суд молча, но некоторые аграрии активно отстаивают свои права. Один из них — фермер Александр Жаворонков. Он согласился дать интервью.
Александр Жаворонков, фермер.
Олег Богданов
— Александр Михайлович, в настоящее время есть большие расхождения по количеству возбужденных уголовных дел. Сколько же их в общей сложности? И на какие сведения вы опираетесь в подсчетах, говоря о 60 с лишним делах?
— Это отрывочные сведения из различных источников. Ни в одном из чиновничьих кабинетов вам открыто эту цифру никто не скажет. Почему это стало тайной, я не знаю. Точно могу сказать одно: по руководителям крупных хозяйств, которые держали молочное стадо и получали субсидии в 2011 году, возбуждалось 68 дел. Это люди, с которыми мы с разной степенью успешности пытаемся контактировать. Если посчитать остальных, то их больше сотни.
— Есть руководители хозяйств, которые категорически не согласны с тем, что в отношении них происходит. Правильно ли мы понимаем, что вы — лидер этой группы несогласных?
— Лидером я бы себя не назвал. Среди этих руководителей есть люди более известные и маститые. Просто я сейчас фермер, зиму прожил в Барнауле, и у меня было время этим заниматься.
— Как органы полиции узнают о том, в чем впоследствии обвиняют руководителей хозяйств? Они что, всех проверяют без разбора? Или сведения им предоставляет Счетная палата?
— Нет. Хотя с точки зрения здравого смысла все и должно начинаться со Счетной палаты. И именно по итогам ее проверки необходимо устанавливать, было ли нецелевое использование субсидий. И уже потом заставлять хозяйство вернуть незаконно полученные деньги. И только если в ходе проверки устанавливается факт хищения руководителем хозяйства бюджетных денег, должна подключаться полиция.
В нашем случае все было иначе. Сразу пришла полиция. Изъяли все документы и компьютеры. И это произошло у всех, кто получал в 2011 году субсидии.
— Дочь директора одного из хозяйств нам рассказывала, что его во время допросов якобы даже пытались избивать. Вам что-то известно об этом? И как было в вашем случае?
— Я вам отвечу так. В деревне память родовая посильнее, чем в городе. Люди помнят своих прадедов и дедов. И когда мы общаемся, я от двух или трех человек услышал: "То, что происходит, это 37-й год". Один директор хозяйства из Третьяковского района мне сказал, причем сказал без злобы, а с какой-то обреченностью: "У деда был 37-й год, у отца 49-й год, пришла и моя очередь".
Меня бить в полиции никто не пытался. Но сама форма проведения допроса с точки зрения психологии очень жесткая. Она классическая. Вас берут неожиданно. Есть "добрый оперативник", но периодически заходит "злой". Я в свое время сталкивался с милицией, поэтому определенная психологическая подготовка была. А представьте человека, который не имел дела с милицией, который вырос и работал в советском государстве и привык считать правоохранительные органы не врагом себе. А тут тебе "злой" следователь говорит: "Тебе светит “десятка”, у тебя тяжелая статья, а еще у тебя сговор группы лиц..." И так два-три часа. Оперативники сразу называют тебя вором и мошенником. И это еще до вынесения судебного решения.
Я у следователя просидел весь день. Он мне сразу дал лист бумаги и предложил написать чистосердечное признание. Либо я поеду в СИЗО. После нескольких допросов я вынес для себя страшный факт: это равнодушие следователя и нежелание объективно разобраться в деле. Я бы понял, если бы он был убежден в моей вине, если бы между нами была какая-то схватка, поединок.
Скажу вам честно, с полной уверенностью, подтвержденной мнением многих компетентных юристов: осужденные люди, в приговорах которых прямо указано, что они не брали лично себе ни копейки, а все деньги были потрачены на хозяйство и в результате было сохранено маточное поголовье КРС, то есть основная цель предоставления субсидий была достигнута, — они не виновны!
— Есть версия, что Алтайский край — единственный регион, в котором уголовное преследование руководителей хозяйств развернуто в таких масштабах.
— Да, это так. Субсидии выдаются во многих регионах. Но там спорные ситуации разрешаются в арбитражных судах.
— Недавно стало известно, что в крае как минимум два уголовных дела в отношении аграриев были прекращены.
— Да. Юрист из администрации Поспелихинского района мне рассказала, что им удалось убедить следователя, что договоры купли-продажи и хранения — это нормальная практика, вполне законная. Кстати, в Родинском районе не привлечен ни один руководитель хозяйства. Хотя все субсидии получали одинаково.
— Субсидии 2011 года аграрии получали добровольно? Их вам не навязывали?
— От некоторых я слышал, что было какое-то давление. Про себя такого сказать не могу. Мне позвонили из администрации района, сказали, что есть такие субсидии. На тот момент в хозяйстве кормов было заготовлено лишь 50%. Поэтому я ни минуты не размышлял.
— А если бы вам сейчас предложили субсидии?
— У меня сейчас небольшое фермерское хозяйство. И я не стал получать субсидии ни за гибель урожая, ни погектарные субсидии. Я больше с государством в эти игры играть не буду. Но вот большие хозяйства с молочным животноводством и социальной нагрузкой не смогут без этого существовать.
— Давайте я зачитаю выдержку из текста, подготовленного профессиональными юристами, в том числе учеными АлтГУ: "Согласно закону формирование преступного умысла на хищение денежных средств путем обмана либо злоупотребления доверием должно происходить до совершения лицом каких-либо действий. То есть лицо, желая похитить чужие денежные средства, заранее разрабатывает преступный план. Именно доказательство наличия преступного умысла и корыстной цели является определяющим по делам о мошенничестве".
То есть изначально человек должен сесть и планировать, как он хочет похитить деньги и как потом их потратить. И следователь должен доказать, что я это сделал. А он как под копирку пишет: "Жаворонков и Пресняков задумали преступный умысел, изготовили договора..." Да не мы их изготовили! Их изготовил принтер, а я подписал. Все, сделка оформлена. И я с этого момента вступил в законные права собственности на те корма.
— Вы заключили договор купли-продажи, а силос остался на месте?
— Да. Я этот силос сохранил как страховой фонд. И возить я его буду тогда, когда сочту нужным и экономически целесообразным.
— Ранее вы сказали про обвинительный уклон в суде. Правда ли, что были такие случаи, когда судьи копировали содержание ранее вынесенных приговоров, лишь меняя фамилии?
— Судья в Благовещенском районе под копирку пишет приговор из приговора суда Немецкого национального района и забывает поменять в компьютере фамилию осужденного. Эту ошибку в приговоре потом исправлял Алтайский краевой суд в апелляционной инстанции.
— Ваше уголовное дело сейчас в какой стадии?
— Судом назначена экспертиза. У нас было уже 13 судебных заседаний. А у Назаренко суд прошел за четыре заседания. Все ходатайства его адвоката по этому сложному делу были отклонены.
— А как руководители хозяйств оценивают собственное осуждение? Известно, что один из них, когда говорил об этом, даже заплакал...
— Оценивают как высшую степень несправедливости. Мы, руководители в сельском хозяйстве еще со времен советской власти, привыкли считать себя очень нужными и важными для нашего государства. Когда в селе нужно почистить дорогу, мы не звоним главе администрации и не просим: "Заплати денег, и я пошлю трактор и почищу дорогу". Когда нужно подсыпать дорогу щебнем, мы тоже не просим денег. Потому что наши же люди по этой дороге ездят. Мы всегда брали на себя социальную ответственность. И считали государство своим партнером по сохранению села, сохранению России.
На мой взгляд, самое страшное в этом — буквальное разрушение человеческих судеб, несправедливость, допущенная к тем, кто, не жалея ни себя, ни интересов семьи и детей, без выходных и отпусков, отдавал свои силы крестьянскому труду. При этом долгое время общество это ценило, награждало руководителей сельских хозяйств за высокие показатели в работе.
И это осуждение невиновных, даже допросы и привлечение к уголовной ответственности без объективного следствия настолько унизило человеческое достоинство, что у многих из нас возникает ощущение, что жизнь кончилась. Теперь мы видим, что от государства нужно выстраивать оборону из юристов и адвокатов. Видим, что если не просчитывать каждый шаг, когда берешь деньги у государства, то жди подвоха. И сейчас решать, брать ли на себя в дальнейшем социальную ответственность, руководители хозяйств будут каждый сам. Кто-то уходит. Кто-то говорит: "Да я лучше возьму себе пару тысяч гектаров и буду фермером". Это легче в 10 раз, чем содержать крупное хозяйство с коллективом в 200 человек". Я, например, сейчас работаю в свое удовольствие, моя сегодняшняя нагрузка несравнима с руководителем крупного сельхозпредприятия.
— Многие аграрии уже осуждены, многие находятся под следствием. А вы сейчас все-таки чего хотите? Чего добиваетесь?
— Самого простого — правосудия и законности. Потому что у государства, которое основано на попрании закона, нет будущего.
— Недавно прошел "круглый стол", организованный по инициативе председателя краевой адвокатской палаты. Адвокаты по нашим делам крайне обеспокоены, что людей привлекают к уголовной ответственности, хотя по закону здесь возможна только гражданско-правовая ответственность. Хороший доклад подготовил адвокат Геннадий Гаврилин. Он рассказал о проблемах перевода гражданско-правовых отношений в уголовную плоскость, про отсутствие состязательности в судах, толкование любых спорных моментов в пользу стороны обвинения.
Кстати, на этот "круглый стол" мы позвали представителей многих властных структур. Не пришел никто, кроме юриста из ГУ СХ. Хотя, казалось бы, что проще, прийти прокурору и как профессионал профессионалу на пальцах объяснить: вот вам умысел, вот вам хищение, а вот и соответствующее деянию наказание.
Мы были на приеме у прокурора края с одной просьбой: разберитесь в ситуации. Ведь это дело государственной важности. И если прокурор вел себя корректно, то у его помощников в глазах нескрываемая агрессия. Зачем она? Давайте спокойно сядем и разберемся. Но нет. Просто феноменальную фразу выдала помощник прокурора: "Вы зачем летом корма покупаете, ведь коровы траву едят?" Я, конечно, понимаю, что у прокурора в кабинете зимы не бывает. Но ведь она готовилась к этой встрече с нами заблаговременно, изучала материалы дела. И это не случайно — я уверен, что эта ситуация стала возможна только из-за отсутствия профессионализма и желания объективно разобраться в деле.
Александр Михайлович Жаворонков родился в 1965 году в городе Барнауле. В 1982 году окончил среднюю школу. Работал автослесарем в учхозе АСХИ "Пригородное". В 1984 году поступил в АСХИ, который окончил в 1989 году. Работал главным экономистом в совхозе "Горновской" Косихинского района, затем главным экономистом колхоза "Великий Октябрь". С 2003 по 2010 год — генеральный директор компании "Агросистема" Троицкого района. С марта 2011 по май 2012 года — генеральный директор предприятия "Великий Октябрь". В настоящее время обрабатывает собственный небольшой надел земли.
По делам о субсидиях суды выносят решения об условных сроках