март 28, 2017
Фигура Виктора Траутвейна одна из самых заметных – в прямом и переносном смыслах - в крестьянском мире Алтайского края. Человек богатырской стати. Немец по крови и советский человек по отношению к жизни. Великий труженик. Он работал, когда страна поднимала целину, строила развитой социализм, разрушала саму себя, бродила в катакомбах приватизации и либеральных реформ. Его ровесники давно сидят на пенсии, а он по-прежнему работает.
Виктор Траутвейн.
Олег Богданов
Рецепт трудового долголетия Траутвейна прост: он знает секреты успеха, без которого любая работа не в радость. В советские времена Виктор Христьянович был уважаемым председателем колхоза и директором совхоза, в нынешние возглавляет преуспевающие хозяйства в родном Косихинском районе - фермерское "Траутвейн В.Х." и ООО "Майское". Но эта работа не на себя любимого, не на собственные "брюхо и тщеславие". Заслуженного фермера России Виктора Траутвейна потому и уважают многие земляки, что он всегда бескорыстно помогает людям, начиная с сотрудников и односельчан и заканчивая профессиональной волейбольной командой "Университет".
Меня в Траутвейне особенно подкупает его всегдашняя независимость, чувство собственного достоинства. Он не из тех, кто на кухне говорит одно, а с трибуны совершенно другое. Он никогда и ни перед кем не прогибался, не лебезил, не угодничал. А это очень трудно. В любые времена.
- Метод один и тот же. Строжайшая дисциплина и беспрекословное подчинение. Без этого разваленное хозяйство не поднять. Приказ – исполнение – проверка. Даю распоряжение - если оно выполнено, говорю "спасибо" и идем дальше. Нет – делаю замечание и выясняю, почему не сделано. Любой приказ надо обеспечивать материально и духовно. Все знали, что я проверяю свои распоряжения – в любое время суток. Если и после второго раза не сделано, тогда я "с верхней полки" очень доходчиво начинаю рассказывать провинившемуся о его деловые качествах. Как мне говорят в таких случаях: "Спасибо, я узнал о себе много нового". В 99,9 процентах это срабатывает. Честное слово!
- Нет, остался он при своей должности. Сделал ему замечание – больше таких фортелей не повторялось. Я человек горячий, но не мстительный. Выплеснул эмоции и успокоился. Может, потому и здоровый такой до сих пор. Не надо таскать в себе обиды, злость и жажду мести. Ты высказал претензии человеку, он исправился – работаем дальше. Это касается даже тех людей, которые хотели меня в порошок растереть. Было – и прошло.
- Меня с первого класса возмущала несправедливость, я находился в оппозиции ко многим учителям. Особенно тем, кто плохо знал свой предмет. Я-то все учебники еще летом прочитывал, чуть ли не наизусть знал. Некоторые молодые учительницы плакали от меня. Кому понравится, если какой-то пацан ловит тебя на неважном знании темы и прилюдно поправляет? Мать из школы регулярно приходила в слезах. Географичка как-то сказала: "Витька твой учителей не слушается, никому не уступает, пакостит. Ему одна дорога - в тюрьму". Тогда именно так рассуждали. Если непокорный – значит, тюрьма по тебе плачет.
Правда, директор школы, Сергей Григорьевич, меня любил, даже в шахматы со мной играл. Шахматами я лет с четырех увлекся. Директор снимет с какого-нибудь несерьезного урока, заведет к себе в кабинет – и играем. Потом в школу приехал Юрий Владимирович Шапиро, окончивший физмат Ленинградского госуниверситета. Рыжий, кучерявый, близорукий – линзы у очков были минус семь диоптрий. Умница. Два метра ростом. Научил меня играть в волейбол. Играли, помню, брезентовым мячом. Натренировал нас так, что мы первенство района выиграли. Но в шахматы играть не умел, и тут я уже Юрия Владимировича учил. Играл я хорошо – настолько, что меня сняли с чемпионата колхоза по шахматам после первых двух туров. В третьем туре моим соперником должен был стать председатель колхоза, и организаторы побоялись конфуза. Ведь для меня не было авторитетов. Сказали, что я не колхозник, а всего лишь школьник, мол, наиграюсь еще. Что делать! Ходил болеть за приятеля Стёпу, который стал победителем, и своего учителя-ученика Шапиро, занявшего второе место.
В детстве отец еще мог ремнем отстегать, но после седьмого класса я сильно подрос и окреп, и всякие физические воздействия на меня прекратились. Душевной близости с отцом так и не возникло, хотя, когда я повзрослел, отношения стали ровными. В один из вечеров перед новым, 1971 годом, когда в доме родителей собралась вся семья, отец мне сказал: "Помни одно. Человека должны украшать порядочность, характер и поступки, а не дешевые понты и завышенная самооценка. Самое главное – не потерять свое лицо перед людьми, которые тебя окружают, с кем ты работаешь, и не зазнаваться. Работаешь не один, а с коллективом, вот ему и говори "спасибо". Я тогда работал главным инженером колхоза имени Кирова.
- Или альтруистом.
- Зоя Прокопьевна отчасти права. С её женской интуицией она более осторожно относится к людям. Да, часто те люди, которых я к себе приближал и помогал, предавали. Это страшно… Жена все это видела и переживала. Я действительно в любом человеке стараюсь увидеть сначала хорошую сторону. Потому что по натуре оптимист, люблю рисковать и не люблю сдаваться, отступать. Тех, кто меня предавал, я вычеркивал из своей жизни. Но если человек просто ошибался, всегда прощал.
- Именно! Человек может по пьяни глупость сотворить или из слабости. Когда я был начальником управления сельского хозяйства в Косихинском районе, на меня накатали письмо 13 руководителей хозяйств. Пожаловались райкому партии. Одному из "подписантов" я помогал всю жизнь. Вызвал на разговор: "Вася, тебе-то я что плохого сделал? Ладно другие – кого-то наказывал, с кем-то стычки были". – "Виктор Христьянович, простите, они на меня навалились, заставили подписать". Что с таким человеком сделаешь? Махнул рукой. Хотя были другие, по-настоящему неприятные моменты, когда люди целенаправленно, по злобе били по мне. Однако я давно заметил: кто мне делал плохое, потом сам же страдал, зло ему возвращалось. Много примеров могу привести. Но я никогда не злорадствовал. Даже когда одного из моих недоброжелателей посадили на 7,5 лет за взятки.
- Хорошо я о ней думаю. В партию я поздно вступил. Прошел все общественные должности в школе: от руководителя октябрятской звездочки до председателя совета пионерской дружины. В комсомоле с 14 лет, был секретарем нашей небольшой комсомольской организации. Когда начинал работать в колхозе трактористом, там молодежи хватало – больше сотни. В колхозе я тоже был секретарем комсомольской организации. Разумеется, на общественных началах. Концерты самодеятельности организовывали, спортом занимались. Но когда поступил в техникум, сосредоточился на спорте – в тот момент я уже прилично играл в волейбол. Мы, первокурсники, впервые в истории учебного заведения выиграли у четвертого курса. Причем, у них один парень выступал за барнаульский "Спартак", но мы их надрали! В техникуме была и партийная, и комсомольская организации, спортсмены наши относились к ним негативно: "Витя, да это же словоблуды, говоруны! Вот бокс, борьба, лыжи – это да, это дело!". В техникуме во мне воспитали неприязнь к партийным делам. С этим чувством я и пришел на производство. Спортом и самодеятельностью активно занимался, на собраниях всегда выступал по конкретным вопросам, а вот вступать в партию отказывался. Доходило до того, что приятеля, пытавшегося меня "сосватать" в члены КПСС, посылал на три буквы.
Все изменилось в 1970 году после двух бесед с первым секретарем райкома Леонидом Михайловичем Кобзевым. И если весной мы общались спокойно, то осенью, после уборки Кобзев говорил жестко, чуть ли не ультимативной форме. Я тогда еще таким борзым не был, отказаться не смог. За несколько дней оформили необходимые бумаги, и меня вызвали на бюро райкома. Кто-то задал дежурный вопрос про принципы "демократического централизма". Я хорошо подготовился к бюро, но ответить не успел. Кобзев прервал: "Да на черта ему, главному инженеру, сдался этот централизм?! Ты лучше спроси у Траутвейна, как он сумел своевременно вывезти сено к местам зимовки на всех четырех отделениях!". Я рассказал, Кобзев подытожил: "Есть предложение принять".
Коммунизм я строил на полном серьёзе. Считаю, что это были лучшие годы моей жизни. Правда, когда поступил в Новосибирске в Высшую партийную школу, многое прочел и пообщался с серьезными преподавателями, увидел и изнанку нашей партии – бюрократизм, сватовство, маразм в решении каких-то вопросов. Но я и сейчас управляю частным хозяйством так же, как раньше совхозом или колхозом. Потому что та, советская форма организации труда в сельском хозяйстве была и остается самой оптимальной.
Из-за своего непокорного характера никаких партийных наград я не получил. О чем не жалею нисколько.
- Не знаю, почему, но меня никогда и нигде не оскорбляли по поводу моей национальности. Ни разу не обозвали "фашистом" или "фрицем". Может быть, боялись – я ж здоровый. Может, авторитет мой мешал. Жена у меня русская с примесью татарских кровей. Как-то спросил ее: "Как же ты, первая красавица на деревне, за меня замуж пошла?". – "Ни я, ни родители даже не задумывались по поводу того, что ты немец". Это первое.
Второе. Я восхищаюсь и преклоняюсь перед русскими людьми. Вы только представьте: во время лютой войны на вашу землю привозят представителей нации, которая убивает ваших отцов и матерей, братьев и сестер, детей. Русский язык переселенцы не знали, все разговаривали по-немецки. Мать с отцом до конца дней своих так и не научились толком по-русски говорить. Немцев в Косихинский район осенью сорок первого на пустое поле привезли. Местные жители видели, как переселенцы – одни бабы, поскольку мужиков отправили в Трудармию - взяли лопаты и стали копать землянки. Есть было нечего. Дети рыбу ловили, петли на зайцев ставили. Сусликов выливали – я их, наверное, тысячу съел. Покажи мне сейчас любое птичье яйцо, я скажу, какой птице оно принадлежит. Начиная с журавля и заканчивая воробьем – я их все варил и ел. Расскажу также про все съедобные растения. Первая зима была особенно тяжелой. Кто выручил? Русские люди, которые поделились картошкой. Кто-то ее дал в обмен на вещи, которые отдельные семьи немцев догадались взять с собой (когда грузили в вагоны, переселенцам обещали: "Все ваше имущество и продовольствие будет доставлено следом" - врали, конечно!). Но большинство местных жителей давали новым соседям картошку за так, по доброте душевной. Без русских людей мы все в первую же зиму умерли бы с голоду.
Русский народ – он сострадательный. Даже в страшную войну. У меня не может быть никаких обид на русскую нацию. Она не меньше нас страдала. Я помню, сколько слез было пролито русскими женщинами во время войны, когда похоронки приходили. Помню, какие возвращались мужики, покалеченные на фронте. Один без ноги, другому глаз осколком выбило. У третьего челюсть разворочена. Четвертому ступни миной оторвало – он во время гулянок на пятках плясал. А сколько русских людей пересажали во время репрессий, сколько их в лагерях сгинуло... Мы все были одной семьей.
- Не совсем так. Это последние 8-9 лет я работаю без кредитов. "Майское" организовалось в 2004 году. В самом начале я взял один кредит и взял в лизинг два комбайна "Дон" и К-744. Финансовое положение хозяйства было слабое. Под стеклом на моем рабочем столе лежали бумаги, на которых было по дням расписано, когда что выплачивать. Я очень скрупулезно соблюдал эти графики. Лишь однажды, когда выплата приходилась на выходные, чуть затянул – так на меня банковские службы как навалились! После этого дал себе слово, сделать все, чтобы не пользоваться услугами банков. А потом настал момент, когда гречка подскочила в цене до 56 рублей за килограмм. В "Майском" ею было засеяно больше трех тысяч гектаров. Полученный урожай я очень выгодно продал. Со всеми рассчитался, завершил этап технического перевооружения, начал строить материально-техническую базу и с тех пор ни копейки не брал у банков. И очень этим доволен. Сегодня мы инвестируем каждый год в развитие производства минимум 70 миллионов рублей.
В целом нормально я к банковским структурам отношусь – пусть делают свое дело. Честно сказать, система банковской поддержки сельского хозяйства создана ненормальная, хотя едва ли в этом вина местных банковских подразделений.
- Да очень хорошо мне работается. Я делаю то, что хочу делать. Особых препятствий нет. Результаты производственные нормальные. Каждое утро по-прежнему с удовольствием иду на работу, вникаю в проблемы, решаю текущие вопросы и перспективные.
Что касается моего восприятия сельского хозяйства современной России… Я все-таки человек старой формации. Работаю так же, как работал в Советском Союзе. Стиль и методы работы с коллективом те же самые, до мелочей. И ведь они оправдывают себя!
- Я уже рассказывал, что детство мое было голодное. Во мне долго пульсировала жилка добытчика: зайца поймать, косача стрельнуть. Когда был главным инженером хозяйства, возил с собой двустволку, охотничий нож. Хотя заядлым браконьером не был. Да и охота наша со временем стала надоедать – вы же знаете, что это такое. Если в компании, то обязательно с выпивкой. Меня очень сильно от этого дела отваживала Зоя Прокопьевна. Привезу пару косачей с охоты - она их выкидывает. Когда поехал учиться в ВПШ, раздал всё свое охотничье снаряжение. А вернувшись, понял, что по-иному стал смотреть на эту забаву. Живые лоси или косачи – они все такие красивые, а убитые – совсем жалкое зрелище. Я совсем не признаю современную охоту. В времена моего детства звериными следами вся земля была усеяна. Сейчас ни одного заячьего следа не осталось. Нынешние охотники садятся на снегоход, гонят этого несчастного зайчишку и расстреливают потехи ради. Или с вертолета косуль бьют. И ведь никто из этих охотников с голоду не пухнет. Это не дело!
- Так было записано в свидетельстве о рождении. Через мягкий знак. Да, есть такое имя – Христиан. Но есть и вариант Христьян, менее распространенный. Когда мне вручали диплом об окончании высшего учебного заведения, записали "Траутвейн Виктор Христофорович"! Я сразу отправился в учебную часть. Выписали дубликат диплома. А сам диплом аннулировали. Журналисты любят переиначивать мое отчество. Одна девушка назвала даже "Крестьяниновичем". Я ей в ответ: "Не Крестьянинович я, а Крестьянович". От слова крестьянин!
- Когда мне было 19 лет, я очень плотно запал душой на свою девушку – будущую жену Зою Прокопьевну. Это было счастливое время! Мы четыре года дружили без всяких забот. Я работал на тракторе, Зоя – на сеномётке. Придет на свидание, а от нее полевыми цветочками и солнышком пахнет. Я не мог надышаться! Время счастливой любви – что может быть лучше для любого из нас?
Виктор Траутвейн — заслуженный фермер России и почетный работник агропромышленного комплекса России. Родился 5 июля 1941 года в селе Советском Саратовской области. Окончил Барнаульский индустриальный техникум. С 1968 по 1971 год работал главным инженером в колхозе им. Кирова Косихинского района. В 1971 году стал председателем колхоза "Советская Сибирь". В 1977 году окончил Новосибирскую высшую партийную школу, стал секретарем Панкрушихинского РК КПСС, а в 1981 году — директором совхоза "Подойниковский" Панкрушихинского района. С 1988 года — начальник районного управления сельского хозяйства Косихинского района. В начале 1990-х организовал и возглавил крестьянское хозяйство "Траутвейн В.Х.". С 2004 года — директор предприятия "Майское".