август 14, 2018
В конце 1930-х годов следователи НКВД признали, что карикатура студента Барнаульского учительского института охаивает политику советской власти. Безобидная по сути картинка и другие шутки очень дорого обошлись его друзьям и однокашникам.
Торговый дом А.Г.Морозов с сыновьями, в 1937-72гг. здание НКВД-НКГБ (ул.Ползунова, 34а)
retro.moi-barnaul.ru
«В 1935-36 годах я учился на втором курсе исторического факультета. В крае была эпидемия тропической малярии. Заболел и я», — так началась эта поначалу совершенно невинная история, о которой краеведу Василию Гришаеву рассказал один из ее участников Илья Круковский.
Заболевшие регулярно ходили на процедуры в амбулаторию. А однокашники над ними подсмеивались — называли то малярийным обществом, то комариками и маляриками. Но ребята не обижались. Наоборот, воспринимали это как повод для дальнейших веселых розыгрышей.
На некоторых лекциях (разумеется, неинтересных) они сочиняли записочки, рисовали карикатуры и перебрасывали их другу другу. Сам Илья как-то выдал «Манифест главного комара» — можно представить, как веселились ребята, читая это сочинение, написанное в стиле средневековых произведений.
Весной 1936 года ребят вызвал к себе директор института Андрей Юферов. Он с серьезным видом заявил, что некое малярийное общество распространяет в институте политически вредные стишки и карикатуры.
«Малярики» пытались объяснить: это же всего лишь шутка. Но директор оказался непреклонен. Информацию передали в партком и комсомольскую организацию. И, как потом оказалось, не только туда.
Личное дело маляриков разбирали на комсомольском собрании. На головы шутников-студиозусов посыпались обвинения — одно кошмарнее другого.
Круковского, например, для начала обвинили в связях с графским сыном Николаем Шереметьевым (жил такой парень в Барнауле). Последний панически боялся уколов, а Круковский обсмеял его в карикатуре: на ней парень удирает, а его догоняют несколько шприцев.
А затем директор сказал, что такая карикатура подрывает политику советской власти по отношению к Лиге наций — об этом будто бы говорила подпись. Круковский никаких подписей не делал, и кто присочинил их, не знал. Хотя, похоже, догадывался.
Барнаульский учительский институт открылся в 1933 году в доме купца Поскотинова на ул. Мало-Олонской, 21. Обучались в институте тогда всего два года.
А ведь веселыми картинками дело не ограничилось. На собрании ребятам поставили в вину и стишок, в котором якобы говорилось о голоде в СССР.
Дело было так. Однажды студентка перебросила однокашнику на лекции записку в стихах с просьбой одолжить денег на обед. Все. В какой форме она обыграла эту просьбу, Круковский понятия не имел — он эту записку и в глаза не видел.
Да и свои записки и карикатуры члены "малярийного общества", посмеявшись, выбрасывали в мусорную корзину. Вот только кто-то их оттуда извлекал, дополнял подписями политического характера и давал им ход.
Но шутить в те годы можно было только на разрешенные темы. А подписи, вообще, делали ситуацию для следователей яснее ясного. Так возникло дело о контрреволюционной правотроцкистской группе «комарики-малярики».
Илья Круковский считал, что избежал наказания лишь потому, что после окончания института его направили в дальнее глухое село.
То, что он член горкома партии и активный комсомолец, что у него есть маленький ребенок, а жена беременна вторым, его участь не облегчило. Нечего антисоветские картинки разглядывать.
На допросе Феодосий признался: в правотроцкистскую группу «комарики-малярики» его вовлек преподаватель Иван Степочкин, с которым они сколачивали группу для свержения советской власти. Цена признаний, которые выбивали в те годы в ходе многочасового допроса, известна.
В январе 1938-го арестовали и другого «малярика» — 30-летнего Ивана Федяева. Тот уже работал учителем вечерней школы Барнаульского меланжевого комбината, был на БМК секретарем комитета комсомола.
2 июля 1938 года обоих признали виновными. Выездная сессия военной коллегии Верховного суда СССР приговорила их к высшей мере наказания. Приговор привели в исполнение, тела захоронили где-то в Барнауле.
Обоих ребят Верховный суд СССР 6 октября 1956 года — по данным Книги памяти Алтайского края, дело за отсутствием состава преступления.
Зачем репрессивной машине нужны были их жизни? Полагаем, каждый из них был просто "палочкой" в отчете.
Кстати, незадолго до ареста выпускников истфака под каток репрессий попал и Андрей Юферов, директор института. До этого он активно сотрудничал с чекистами — по данным Василия Гришаева, он написал не один донос по делу учителей и делу директора драмтеатра.
Но Юферова это не спасло. Его взяли в 1937-м как скрытого троцкиста. Наряду с другими «преступлениями» он признался и в том, что группу «комарики-малярики» создал преподаватель истории Иван Степочкин. Причем по его, Юферова, заданию.
Правда это или нет? Ответа на этот вопрос мы уже никогда не узнаем: Юферова тоже расстреляли.
Как ни странно, Степочкин, проходящий по делу как организатор контрреволюционной группы «комарики-малярики», даже не был арестован.
А Андрея Юферова реабилитировал Верховный суд СССР в 1956 году за отсутствием состава преступления.
Использована книга Василия Гришаева «Реабилитированы посмертно» (в книге опубликованы фото непосредственно из уголовного дела Козырева и Федяева) и открытые источики в Интернете. Фамилии Федяева и Козырева включены в Книгу памяти Алтайского края.