август 24, 2018
80 лет назад завершилась самая крупная в истории страны репрессивная операция, в ходе которой только в Алтайском крае за несколько месяцев арестовали и осудили 20,5 тыс. человек. Главными исполнителями ее на Алтае были трое: Серафим Попов, Нил Поздняков и Леонид Гусев. Молодые, в общем-то люди, сделавшие карьеру при советской власти и благодаря ей... После завершения операции Родина их не забыла. Но отметила их вклад в великую социальную чистку очень уж по-разному.
Репрессии в СССР.
Мультимедиа арт музей, Москва / Московский дом фотографии
«Отдадим голоса за славного чекиста Серафима Павловича Попова», — призывали курсанты и работники бийской школы шоферов в газете «Алтайская правда» в 1937 году.
Славный чекист Попов, об избрании которого в депутаты Верховного Совета хлопотали в газете, — зловещая фигура в нашей истории. Два года спустя его коллега по цеху Никифор Баев скажет о нем страшные слова: он «мог бы при помощи своих методов истребить половину взрослого населения Алтая». Оценочным суждением это, увы, не было.
В 1937 году, когда нового начальника алтайского управления НКВД прислали в Барнаул, Алтай только-только стал самостоятельным регионом. И власти нужны были преданные люди «с моральным чувством протоплазмы и челюстями волка».
33-летний Серафим Попов, в июле получивший высшую госнаграду орден Ленина, этим требованиям вполне соответствовал. Он приехал из Новосибирска, а тамошние чекисты гордились тем, что в августе 1937-го их управление заняло второе место по эффективности. Измеряли эффективность количеством арестов.
Родился в 1904 году в селе Усмань Воронежской губернии, начальником алтайского управления НКВД стал в 33 года.
Семья. Отец — приказчик в купеческой лавке, по другой версии — крестьянин.
Карьера. В 14 лет в воронежской ЧК был уполномоченным КПП. Воевал на гражданской, после в Воронеже работал начальником учетно-распределительного и административного отделов почты. В 1930 году партия мобилизует его на оперативную работу в ОГПУ. За семь лет вырос до начальника управления НКВД по Алтайскому краю, куда прибыл из Новосибирска.
Звание, общественная работа. Капитан госбезопасности. Депутат Верховного Совета СССР первого созыва.
Тройка при НКВД, в состав которой ввели Попова, не была изобретением 1937 года. Судить без формальностей, без права на обжалование противников режима, саботажников, шпионов и спекулянтов большевики начали еще в 1918-м.
Потом этот «орган» то упраздняли, то реанимировали для отдельных операций. А в тот год чекистское правосудие решили возродить на новом уровне: работу по социальной чистке поставили на конвейер.
На Алтае Попов начал с того, что запросил в Москве шифротелеграммой дополнительный план по репрессиям на 3 тыс. человек — плюс к тем 4,5 тыс., которые уже были спущены сверху. Получив одобрение, он взял счеты и разверстал планы по районам, рассказывал один из его коллег, допрошенный два года спустя.
Славгородский район тут же взял встречный план: запросил к имеющемуся лимиту на 300 человек еще 200. И Попов прилюдно похвалил местного чекиста: «Молодчина, умеет работать».
Организовав процесс в районах, начальник НКВД громко заявил о себе: в октябре-ноябре в Барнауле арестовал почти всю советско-партийную верхушку — от директоров предприятий и учреждений до секретарей горкомов, начальников отделов и гормилиции. Кстати, на чекистском сленге фабрикацию крупных дел в ответ на пожелание верхов называли «соцзаказом».
Громкое дело сразу позволило ему выслужиться у начальства, считает краевед Василий Гришаев. Сегодня бы сказали: заработал "палки".
А в ноябре 1937-го в поле зрения Попова попал целый район — Солтонский. Мало того, что он провалил план сдачи зерна, он еще и входил в его избирательный округ. И вот незадолго до дня голосования чекист прибыл в село Карабинка на встречу с избирателями.
Это были первые выборы, и, наверное, люди плохо понимали, зачем они им. Так что народу на встречу пришло мало — так мало, что собрание признали несостоявшимся. А кто виноват? Враги. «Славный чекист» приказал очистить район от вредителей, сорвавших собрание. В ходе той операции, которую историки прямо называют карательной, в районе арестовали 585 солтонцев. 59% из них расстреляли.
Были ли у Попова чистые руки, горячее сердце и холодная голова, как говорил о чекистах Дзержинский?.. При Попове ввели особые пытки заключенных, которые отказывались признаваться: посадку на копчик, выстойку (стоящему арестованному запрещали менять позу), камерную обработку (с использованиям агентов в камере).
Во внутренней тюрьме НКВД оборудовали карцеры и холодильную камеру для строптивых. Какие уж тут чистые руки! Очевидцы рассказывали, как Попов выговаривал своему секретарю:
Почему у нас в управлении тишина? Что, следователи пьют чай с арестованными? Не люблю тишины, а люблю, чтобы всё шумело и гремело.
Когда начальник внутренней тюрьмы НКВД заявил ему, что в тюрьме сейчас 1,5 тыс. заключённых, их нечем кормить, они не могут ни сесть, ни лечь и налицо угроза эпидемии, Попов ответил: арестованных «нужно втискивать коленкой».
Безраздельная власть, которой наделили чекистов в период той операции, порождала страшные явления. В 1937 году в НКВД взяли 24 алтайских врачей, примерно каждого четвертого медика. Якобы они состояли в контрреволюционной фашисткой шпионско-террористической организации.
А в 1939 году, когда в произошедшем разбиралась прокуратура, один из чекистов признался: при арестах врачей начальник управления НКВД преследовал цель... скорейшего разрешения жилищного вопроса для прибывших работников.
Самому Попову, кстати, достался дом знаменитого в Барнауле врача Александра Киркинского на ул. Никитина. Но наслаждался он докторскими апартаментами недолго.
Его арестовали в декабре 1938 года — исполнителей большого террора тогда массово сажали в тюрьмы (хотя получили наказание далеко не все). Видимо, даже Сталину стало ясно, что раскрученный им маховик репрессий может парализовать всю жизнь в стране, писал краевед Василий Гришаев. К тому же на кого-то надо было свалить ответственность за произошедшее и заодно поставить НКВД в рамки.
Перед военной коллегией Верховного суда СССР Попов предстал 28 января 1940 года. Он признался, что фальсифицировать дела ему было нелегко.
Я фальсифицировал показания арестованных так же, как и другие следователи. Вначале мне внутренне тяжело было заниматься подлогом. Как мог, я успокаивал себя тем, что принимаю участие в уничтожении белогвардейской контрреволюции…
Попова признали активным участником антисоветской организации, вскрытой в НКВД, и расстреляли. Мавр сделал свое дело — мавр мог уйти. Иная судьба сложилась у его коллег по алтайской тройке.
39-летний прокурор края Нил Поздняков, еще один член тройки, тоже прибыл в Барнаул из Новосибирска. Как и двое других, карьеру он сделал при советской власти и вырос с самых низов.
Плечом к плечу с коллегами он выносил приговоры врагам народа. А летом 1938 года и сам попал в троцкисты.
Родился в с. Малое Городище Тверской области в 1898 году.
Семья. Отец — крестьянин-бедняк.
Карьера. В 17 лет начал работать плотником на верфи в Петрограде, примкнул к большевикам, штурмовал Смольный и был знаком с Лениным. Служил в Красной Армии, участвовал в гражданской войне. В 1923 году окончил юридические курсы, после чего делал карьеру в прокуратуре. Воевал. В 1946 году работал в прокуратуре Калининской области.
Звание. Войну окончил в звании полковника.
Первое заседание тройки НКВД на Алтае датируется 30 октября. А уже в начале декабря у Позднякова произошла серьезная стычка с Поповым. Чекист решил открыть избирательные участки в тюрьмах. Прокурор считал это грубым нарушением, и хуже того — нажаловался генпрокурору Вышинскому. В общем, нанес удар по самолюбию коллеги. Тот ему этого не простил.
В январе 1938 года власти попытались притормозить репрессии и на пленуме ЦК ВКП(б) осудили огульные аресты. Прокуратура СССР потребовала проверять обоснованность дел, а чуть позже спустила на места указание: для возбуждения новых дел по политическим статьям нужна санкция прокурора.
Но репрессии набрали инерцию. Остановить эту машину на полном ходу сразу не получилось. А внезапная активность прокуроров привела к тому, что они стали новой мишенью. Под эту волну попал и Поздняков.
Он крепко поспорил с Поповым из-за Косихинского района. Местный чекист арестовал 40 человек без санкции, 21 из них — даже без постановления об аресте, и на это Позднякову пожаловался районный прокурор. Поздняков затеял арест местного чекиста. Но Попов обернул дело так, что посадили жалобщика.
Однако Поздняков продолжал писать жалобы на Попова наверх — да ведь и было к чему придраться. Попов же, имея везде информаторов, сразу об этом узнавал. Кольцо вокруг прокурора края сжималось, его перестали звать на собрания, если он туда приходил, не давали слова.
Ему было очень страшно — ведь он знал, что его ждет в случае ареста. Однажды он даже вскрыл себе вены — спасла дочь. Летом 1938-го Серафим Попов позвал его к себе в кабинет (на минуточку: прокурора края) и заявил: ты троцкист.
«Возьмите от меня этого бандита и допрашивайте, как кулака», — приказал Попов своим подручным.
Выколачивая признания из Позднякова, подручные Попова сутками не давали ему садиться. Поджигали свечкой связанные за спиной руки, топтали опухшие ноги. Отбивали почки и били головой о стену.
Через месяц пыток Поздняков подписал признание и оговорил еще несколько человек из прокуратуры. Держался он на удивление долго — ведь допрашивал его ведущий "колольщик" алтайского НКВД Тимофей Салтымаков, которого коллеги называли "дядей-мухомором, при виде которого арестованные умирают добровольно".
Дело уже шло к развязке... Но тут арестовали его мучителя Попова. В конце 1939-го, после того, как дело рассмотрел трибунал, дело прекратили за отсутствием состава преступления.
Поздняков вышел на свободу. Освободили и его замов, и еще с десяток арестованных Поповым районных прокуроров. Не просто им было смотреть друг другу в глаза.
В 1941-м Поздняков ушел на фронт добровольцем. Он был командиром роты, состоящей из партийных начальников, прокуроров и чекистов и, по некоторым данным, водил их в атаку. Затем стал прокурором дивизии. В госархиве Тверской области он указан как начальник инспекции управления тыла Северной группы войск.
А с 1946 года он работал в прокуратуре Калининской области. Много ездил с лекциями о своих встречах с Лениным, писал статьи о труде женщин, истории советской прокуратуры. Воспоминаний о работе в алтайской тройке он не оставил.
Родина его не забыла. Он был ветераном КПСС, персональным пенсионером. А таким, как он, в СССР полагалась повышенная пенсия, раз в год бесплатная путевка в санаторий и продукты из спецраспределителя. Умер Поздняков в Калинине в 1972 году.
Пожалуй, самая счастливая, хотя и не безоблачная, судьба у третьего члена тройки — Леонида Гусева. Первым секретарем крайкома партии он стал в 30 лет, прислали его тоже из Новосибирска. Но опыта у него было не меньше, чем у старших коллег.
Гусев рано остался без родителей и в 12 лет оказался в Красной Армии. Шла гражданская война, но парнишке подносить снаряды не пришлось. Будучи курьером в политотделе, занимавшемся пропагандой, агитацией и поддержанием дисциплины, он, видимо, тогда хорошо усвоил новые правила жизни. И быстро пошел в гору.
Родился в 1907 году в Санкт-Петербурге (по другим данным в Чите).
Семья. Отец был наборщиком типографии.
Карьера. В 1919-1920 годах служил в Красной армии. Затем жил и учился в детдоме в Ашхабаде. Окончив «фазанку», недолго работал токарем на заводе «Красный судостроитель» в Ленинграде. В 18 лет вступил в компартию. После этого вырос от второго секретаря Ленинградского обкома комсомола до первого секретаря Алтайского крайкома партии. С 1941 года трудился в КГБ. С 1947 года — в Военно-юридической академии, Военно-политической академии им. Ленина, Высшей школе МВД.
Ученая степень. Кандидат юридических наук.
Общественная деятельность. Депутат Верховного Совета СССР 1 созыва.
Гусев, как и Попов с Поздняковым, с 30 октября участвовал в каждом заседании тройки. А она выносила приговор иногда десяткам, а иногда и сотням обвиняемых в день. Воспоминаний о нем как о человеке мало.
Известно, что в конфликте Позднякова и Попова он занял сторону последнего. Но это ни о чем не говорит: не конфликтовать с чекистом Позднякову советовали и в прокуратуре СССР.
Сохранилась история о китайской операции и причастности к ней Гусева. В 1936 году в Барнауле поселились китайцы, бежавшие в СССР после оккупации Манчжурии японцами. Китайцы были трудолюбивые, часть из них пристроили на судоремонтном заводе в Бобровке, и они быстро стали передовиками.
Гусев увидел кого-то из них на улице и заявил чекистам: «Почему у вас до сих пор китайцы по улицам бродят»? Алтайских китайцев арестовали, объявили японскими шпионами и сослали. Признание они подписали, но в чем признались, сами не поняли. Переводчика-то им не предоставили.
После ареста Попова проверили и работу крайкома. Гусева сняли с должности первого секретаря «как не обеспечившего руководство». Дали отсидеться на теплом месте начальника отделом кадров учреждения Наркомместпрома РСФСР. А потом направили учиться в промакадемию и станкостроительный институт.
Вскоре качества Гусева приглянулись чекистам. В июле 1941 года его направили в особый отдел одной из армий. Правда, особистом он прослужил совсем недолго и уже в декабре ушел на бумажную работу — в военную цензуру.
Видимо, и здесь Гусев проявил себя как надо: с 1943 года стал следователем по особо важным делам наркомата КГБ и за два года поднялся до начальника отдела.
Прошлое не помешало ему делать карьеру и дальше. Из госбезопасности Гусев ушел в 1947 году, к тому времени окончив заочно Московский юринститут.
Он защитил диссертацию и пошел преподавать в Военно-политическую академию, где готовили политруков. А потом и в Высшую школу МВД СССР — замначальника по учебной части. В списке преподавателей, прославивших эти учебные заведения, Леонида Гусева нет.
Правда, прошлое аукнулось ему еще раз в 1960 году — его исключили из партии за нарушение законности. Вероятно, во время разоблачения культа личности кто-то вспомнил о его подвигах.
Но… Как с гуся вода. В партии его восстановили, ограничившись строгим выговором. Жизнь свою он, надо полагать, закончил заслуженным пенсионером. А вспоминая алтайский эпизод своей большой биографии, наверное, говорил себе: "Время было такое".
Использованы книги Василия Гришаева «Реабилитированы посмертно», а также «Большой террор в Алтайском крае 1937−1938 годов», Теплякова А.Г. «Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929–1941 гг.», «Массовые репрессии в Алтайском крае 1937−1938 годов. Приказ № 00447», база «Жертвы политического террора в СССР» и открытые источники в Интернете.