март 13, 2009
Государственная поддержка агропромышленного комплекса и удаленность регионов-производителей от территорий-потребителей вошли в число острых тем, которые обсуждались в конце февраля на II Зимней зерновой конференции в Белокурихе. О своем видении этих проблем "ВД" рассказала эксперт конференции Евгения Серова, которая четверть века проработала в Минсельхозе РФ, а сейчас является главным советником Международного центра инвестиций Всемирной продовольственной организации ООН. Она не понаслышке знает, что такое неэффективная государственная помощь, и приводит несколько примеров, когда субсидии работали против сельского хозяйства.
– Евгения Викторовна, в последнее время на разных уровнях власти обсуждается тема продовольственной безопасности страны. И на этом фоне Алтайский край начал позиционироваться не просто как сырьевой придаток, а как важный элемент защиты страны от нехватки продукции. Так ли это на самом деле?
– Термин "продовольственная безопасность" у нас используется слишком широко и зачастую в лоббистских интересах. В тех же целях политики ссылаются и на Алтайский край, который производит существенные объемы сельхозпродукции. Конечно, проблема продовольственной безопасности существует. Мировое население растет. И в какой-то момент мир может столкнуться с катастрофой. Но у нас, говоря о продовольственной безопасности, в основном имеют в виду защиту от импорта. Эта чисто популистская идея.
Сам факт наличия импорта не делает страну подневольной. Единственное спасение от такой в кавычках зависимости – это вывозить что-то свое. А уж если сравнивать, как соседние страны зависят от наших нефти и газа, то ввоз на территорию России их мяса совсем ничего не значит. Кто-то нам скажет что-то не так, а мы отвечаем: "Отрежем трубу!" В нашей политике подспудно лежит, как я ее называю, "вентильная" психология.
Если выгоднее везти продукцию в Москву из-за рубежа, нежели из Алтайского края, то зачем этому препятствовать? Здесь нет ничего страшного. Пусть Алтай вывезет молоко и мясо, к примеру, в Киргизию или Китай. Только надо поспособствовать продвижению продукции на эти рынки.
И разговоры о том, что если нас захотят прижать, то запретят вывозить или ввозить продукцию и мы окажемся в тяжелой ситуации, слишком преувеличены. Казалось бы, нет страшнее ситуации, чем война. Возьмем, к примеру, русско-шведскую войну. В России не было меди, соответственно, не из чего было делать пушки. Всем известна легенда о том, что Петр I отправлял на переплавку колокола. Но сколько можно собрать колоколов? И знаете, кто в этот период поставлял в страну медь? Швеция. То есть война войной, а торговля по расписанию. Даже в острополитических ситуациях продовольственный рынок всегда насыщен. Главное, чтобы у вас были деньги купить на этом рынке продукцию.
– Территория Алтайского края существенно удалена от основных рынков сбыта продукции. Более года назад региональные мукомолы добились введения льготного железнодорожного тарифа. Могут ли остальные переработчики рассчитывать на подобные скидки?
– Удаленность регионов-производителей от регионов-потребителей – это, конечно, проблема России. Но мы должны поставить свои предприятия в равные условия. И ростовские и алтайские мукомолы должны иметь одинаковые расходы на доставку продукции и равный доступ на рынок. На мой взгляд, необходимо вводить субсидии на перевозку продовольствия. Это должны быть даже не субсидии как таковые, а некий территориальный налог, учитывающий протяженность страны. Наши эксперты пытались сопоставить суммы, которые тратят в других странах на перевозку зерна до портов отгрузки, с теми суммами, которые тратят у нас. И они не смогли провести параллели, потому что ни в одной стране зерно не преодолевает по железной дороге такие расстояния.
Стоит заметить, что политика лучше там, где развито гражданское общество и где все интересы институализированы. У нас с вами – еще не развитое общество. Поэтому чьи-то интересы представлены, как в случае с зернопереработчиками, а чьи-то нет. И кто смел, тот и съел. У нас любят говорить: "Он пролоббировал свои интересы". В этом нет ничего плохого. Лоббирование – это естественный механизм отдельных общественных групп показать государству – "мне плохо".
– То есть бизнес-сообщества должны заявлять о своих проблемах посредством отраслевых объединений и предлагать возможные пути их решения?
– Конечно. Классический пример. В начале 1990-х годов сахарный союз был самым сильным объединением, которое лоббировало интересы отрасли. Поэтому в стране осуществлялся "сахарный торговый режим". Он привел практически к исчезновению сахарной свеклы как культуры, к завозу сахарного сырца, который здесь перерабатывался, и почти самому дорогому сахару в мире. Страдали крестьяне, потребители, а переработчики жировали на сырце (белый сахар был запрещен к ввозу). Но в начале 2000-х годов объединились потребители. Конечно, не мы с вами, а серьезные предприятия – "Баскин Роббинс", производители соков, кондитеры и т. д. Они заявили о себе. И правительство начало искать компромиссное решение.
Процесс создания крепких объединений – это вопрос скорости осознания необходимости заявить о своих проблемах на более высоком уровне. Кроме того, здесь немаловажно и появление особого человека, который возглавит структуру и будет отстаивать интересы ее участников. На зерновом рынке яркий пример – Аркадий Злочевский (президент Российского зернового союза. – ). Он сплотил представителей отрасли и рьяно решает проблемы объединения.
– Много лет краевые чиновники предлагают производителям объединить усилия и под одним брэндом вывозить свою продукцию на основные рынки сбыта. Можно ли под одной торговой маркой представлять интересы разных отраслей?
– Проблема опять же известна. А вот решение до конца не проработано. Есть понятие, которое очень плохо применяется в России, – это географическая идентификация продукции. Не может на Алтае быть все самым хорошим. Если так говорить, значит, в других территориях все хуже. Но в регионе есть продукты, качество которых признано потребителем и которые могут производиться только тут. Названия таких продуктов и должны защищаться. Сами производители такого товара будут заинтересованы контролировать друг друга, потому как только известность качества их продукции позволит им получить ценовую премию. Так, например, в России известен горно-алтайский сыр. Мне доводилось привозить сюда швейцарских сыроделов, которые сказали – это сыр швейцарского качества. Такой продукт можно производить только на Алтае. За такой сыр потребитель готов платить больше, но он должен получить гарантию того, что покупает действительно горноалтайский сыр. Вот такую географическую идентификацию продукта и нужно защищать. Это задача региональных властей.
– По данным Минсельхоза РФ, на каждый рубль произведенной сельхозпродукции в России приходится шесть копеек государственной поддержки, тогда как в странах ЕС и США – это 32 копейки и 16 копеек соответственно. Говорят ли эти цифры об уровне эффективности госпомощи?
– На самом деле попытки произвести подобные расчеты приводят к неверным результатам. Здесь важно не то, сколько государство выделяет средств, а то, как оно их расходует. В начале 1990-х годов основная масса субсидий работала против сельского хозяйства. Приведу вам небольшой пример. Субсидии на минеральные удобрения. В начале года правительство принимало решение о том, какую часть их стоимости будет компенсировать производителям. Чиновники объявляли, что с 1 января государство субсидирует 30 или 50% стоимости удобрений. На уровне рынка это означало, что спрос вырастет на 30 или 50% соответственно. И вот почему.
Когда у производителя удобрений возрастает спрос, он может поступить двояко. В первом случае – увеличить производство, во втором – поднять цены на продукцию. Если на рынке конкурентная среда, то начинает просто расти предложение. Но у нас в стране 80–85% удобрений вывозилось и до сих пор вывозится за границу. И вдруг на те 20% продукции, которая продавалась на внутреннем рынке, прыгал спрос. Разумная экономическая реакция производителя – повышение цены. Но дело в том, что когда государство обещало компенсировать 30%, то цена в ряде случаев подпрыгивала и на 40%.
Крестьянин был уверен в том, что ему компенсируют затраты, и покупал удобрения. А государство выплачивало субсидии. Но кому шли эти средства? Производителю удобрений. Причем сельхозпроизводитель из своего кармана отдавал дополнительные 10%. Если бы субсидии не было, то аграрий недоплачивал вот эти 10%, государство не тратило бы огромные средства на субсидирование, а цена оставалась бы на прежнем уровне. Но сельхозпроизводитель ведь не аналитик и не экономист. Он же не может определить, что цена на удобрения прыгнула именно из-за субсидии. Честь Алексею Гордееву, что он понял это и отменил часть субсидий или изменил систему их предоставления. Поэтому не надо кричать: "Дайте нам денег!" К каждой мере господдержки надо подходить осторожно и все просчитывать.
– Алтайские сельхозпроизводители часто поднимают вопрос о компенсации части затрат на производство молока. Считаете ли вы эту систему также порочной?
– У этой системы есть масса минусов. Почему сельхозпроизводители требуют такую субсидию? Население стало меньше пить молока, потому что у него сократились доходы. Потребители предъявили пониженный спрос переработчику. Переработчик в свою очередь сказал молокопроизводителю: "Я у тебя возьму молоко по более низкой цене, потому что у меня по этой цене покупают продукцию". Нормальная реакция крестьянина – он начинает вырезать скот, чтобы оптимизировать расходы.
Мы даем субсидию на производство молока. Это часть цены. И скот вроде бы сохраняется. Но сидит переработчик и говорит: "У меня торговые сети покупают продукцию по такой цене. А предложений у меня – хоть залейся". Что он делает? На этот процент субсидии снижает закупочные цены. Крестьянин получил компенсации, бюджет потратил деньги. А государственные средства пришли к переработчику.
Если говорить о субсидировании производства молока в отдельных регионах, то это то, с чем борется мир в рамках ВТО. Что получится, если бюджет Татарстана сможет себе позволить субсидирование, а бюджет Чувашии – не сможет? Чуваши начнут вырезать скот, потому что будут не в состоянии конкурировать с субсидируемым молоком соседа.
– Получается, алтайские животноводы оказались именно в такой ситуации, ведь в Новосибирской области производство молока дотируется, а в крае – нет?
– Если в соседних с Алтайским краем регионах компенсируется производство молока, то ваших производителей просто вытесняют с этого рынка.
– Должно ли государство вмешиваться в бизнес-отношения?
– Всем известно, как представители бизнеса разбираются между собой. Если государство не станет вмешиваться в отношения между предпринимателями, то включится система отстрела, распространенная в начале 1990-х годов.
– Будет ли расти мировой продовольственный рынок в ближайшие годы?
– С точки зрения спроса на этот рынок будет влиять прежде всего динамика численности населения. Она замедляется. С 2000-го по 2030 год прогнозируется всего 1% роста. Тем не менее население мира растет. И, по оценкам ФАО, к 2050 году оно достигнет 9,2 млрд. человек. Чтобы кормить такую массу населения, производство сельскохозяйственной продукции должно быть увеличено вдвое по сравнению с сегодняшним днем.
– Можно ли Россию отнести к общинным странам?
– Понять, что мы не общинная страна, можно на простом примере. Попробуйте предложить соседям в своем подъезде помыть один раз пол. Уже смешно и все понятно. А вот на Западе население с его индивидуалистическим сознанием не только подъезд помоет, но и в выходной день соседний двор вычистит. И никто не будет говорить, что они платят налоги, что этим должны заниматься государственные службы и так далее. Мы не общинное общество, а безумно индивидуализированное. Наши люди годами бегут от коллективизма.
Интервью подготовлено при поддержке компании "Алтайская ярмарка" – основного организатора II Зимней зерновой конференции. "ВД" выступило на форуме информационным партнером.
Что мы знаем о Евгении Серовой
"Я асфальтный аграрий", – говорит о себе Евгения Серова. Она окончила отделение кибернетики в МГУ. После аспирантуры пришла в институт кибернетики при Министерстве сельского хозяйства России. Прошла путь от младшего научного сотрудника до экономического советника министра сельского хозяйства. "Все реформы в этом секторе я пропустила через себя. Первые три месяца работы в должности советника в 1991 году я практически не выходила из министерства", – вспоминает Евгения Серова.
После этого г-жа Серова перешла в Институт экономики переходного периода, где организовала аграрную лабораторию. Параллельно преподавала в Высшей школе экономики. "В какой-то момент я просто устала от России. И приняла предложение от FАО. В сентябре 2007 года я уехала в Рим", – продолжает Евгения Викторовна.
О своих увлечениях она говорит так: "В этом смысле я очень скучный человек. Только после отъезда в Рим у меня появилось свободное время. Я стала больше читать, слушать классическую оперу и посещать выставки. Рим – город провинциальный, там не бывает хороших выставок. Но я не пропускаю и тех, которые проходят. А в России была сплошная работа, и я не могу на это пожаловаться. В этом была жизнь. И сейчас я понимаю, что жизнь – это работа".