май 8, 2009
У моего деда по материнской линии была чуть ли не единственная история про войну, веселая и почти похабная – о том, как после сопровождения союзнического конвоя они, советские моряки, в увольнении на заграничном берегу попали на аттракцион с участием голой задницы. Дед не слишком бережно относился к своим наградам, а в фанерку с выжженным силуэтом красноармейца, которую ему к 9 Мая вручили пионеры, продел поясной ремень и подпирал ею живот.
Сейчас, когда я более-менее осведомлен о роли Северного флота в Великой Отечественной войне, я о многом бы деда порасспросил.
Мой отец, переживший оккупацию в деревне под городом Невелем Псковской области, тоже рассказывал немного: как воровал у немцев тушенку и стрелял сигареты, да помнил еще несколько фраз, в основном ругательств – немецких и еврейских. Скажет что-нибудь и смеется, а что это значит – не говорит.
Сейчас, когда я знаю про Голубую дачу – еврейское гетто в Невеле, больше тысячи узников которого были расстреляны 6 сентября 41-го, когда я знаю, что в Невельском районе за годы оккупации карателями были сожжены 153 деревни и в десятках большинство жителей расстреляны – я бы спрашивал и спрашивал.
Не очень сложно понять, почему участники и очевидцы тех событий часто бывали немногословны. И понятно, почему у меня возникало в детстве не очень много вопросов, – мал был, да и о войне, казалось, мы и так все очень многое знали, читали, слушали. О чем-то я спрашивал, конечно, а теперь вот кажется, что и знали, и знаем очень мало, и спрашивалось не так и не то.
Ни отца, ни деда нет теперь в живых, а мне о стольком важном надо бы у них спросить. И так много еще надо бы узнать о той войне. А узнав – хранить.