сентябрь 8, 2010
Лариса Хомайко, обозреватель.
Анна Зайкова
Я вчера помогла одной бабушке донести сумку с ранетками, и она мне за это сказала торжественно: "Пусть вам Бог поможет в вашей тяжелой жизни". А потом добавила: "Ох, она у вас сейчас и тяжелая-а-а. Нам нелегко было, но как-то мы жили веселей, проще. Отпускные получишь сорок рублей, так троих ребятишек в школу на эти деньги соберешь.
А как вы сейчас живете, бедные, не представляю. Это же страсть! И все пьют. У меня трое детей, так, слава Богу, один только запился, а двое почти не пьют и не курят".
Ранетки у нее были в двух сумках, связанных между собой веревочкой-коромыслом. Вообще не представляю, как она их тащила без меня, там килограммов двадцать было точно. Бабушка была маленькая и согнутая в вопросительный знак, но какая-то при этом ужасно бодрая и стремительная.
"У меня сад да еще участок на Конюхах. Я вчера специально съездила, яблок набрала, думаю, увезу сестре. Мне-то восемьдесят, а ей 85, ничего уже не может, полы мыть не может, за огородом ухаживать не может. Ну, вот ей и везу, они мягкие, ранетки-то, все равно поди сгрызет, а не сгрызет, так варенье сварит. Сын у меня заботливый, говорит: "Мама, ты возьми тележку, что ж ты будешь так тащить". А я думаю: да куда мне еще с тележкой, и без тележки-то в автобус не залезешь. Я так дотащу. Ну ладно, пусть вам Бог помогает. Бог не поможет – не поможет никто".
Я потом вспомнила, что еще одну такую бабушку знаю. У нее в жизни три важных дела: огромный огород, куры и воспитание племянника лет пятидесяти, которого она в порядке критики называет богодулом. Меня больше всего поражает, что бабушка ежедневно выдает ему по 50 рублей на сигареты – видать, всякой ерунды богодул не курит.
"Мне помирать нельзя, – говорит она. – Если я помру, Петька девять дней еще протянет, а про сорок уже не знаю. Жизнь-то сейчас не то, что у нас была. Жизнь сейчас тяжелая – полтора пуда".