февраль 3, 2011
"Довоенные" Каир и Хургада глазами жительницы Барнаула, которая незадолго до "египетского восстания" путешествовала "дикарем" по Египту. Запомните эту страну такой, возможно, так уже не будет...
Жительница Барнаула Ольга Хлыновская в 2010 году впервые побывала в Египте. Причем не в качестве "типичного" туриста. Вместе с друзьями они "дикарями" жили в Каире, посетили пирамиды и другие достопримечательности столицы Египта. Какой была довоенная курортная страна? Ольга Хлыновская предоставила altapress.ru свои путевые заметки (всё это написано Ольгой на путёвках, билетах и билетиках, и прочей арабской бумаге, которая была хоть как-то годна для записи, в Египте).
Пишу около открытого окна бибикающего Каира. Ветер странный и прохладный. Он долетает до моих загорелых ног, вытянутых на подоконник девятого этажа.
Вчера . После пирамид мы собрались ехать в самый центр города, на площадь Тахрир. Где-то там есть гостиница, в которой мой спутник, Алёшка останавливался четыре года назад. Тогда с него взяли совсем немного. И надо же было все автобусы подписать по-арабски! Пришлось спрашивать у людей на остановке. Одним из них оказался Эхаб. У Эхаба голубые глаза, его мама - британка. Он хорошо говорит по-английски.
Он вышел с нами на Тахрире, хотя ему и было ехать дальше, помог заселиться в гостиницу, правда, не в ту, в которую планировали, и не дешёвую совсем. Эхаб спорил за цену на наш номер. Торг двух арабов! Что может быть эстетичнее! Один вулкан борется с другим, одна буря хочет сдуть другую! Правда, нам скинули только 10 фунтов.
Номер оказался с зелёными ставнями и шикарным видом на запылённые многоквартирные дома с тонкими витиеватыми деталями. Вкусно и просто. Благородно. Воздух свеж, город гудит. Он живёт непонятной нам жизнью. Они едят мороженое, вкус которого мы не знаем, спят там, где бы мы отказались спать. Они называют детей такими именами, которыми мы не назовём никогда. Они замечательно пахнут египетским парфюмом. Они говорят красиво на арабском. Многие совершают намаз 5 раз в день. Хочется посмотреть им в глаза и понять их.
Эхаб предложил сопроводить нас на Хана Халили, большой рынок для местных в старом городе. Мы и так туда собирались, и были очень рады отправиться сегодня вечером с арабом, да ещё и таким общительным.
Вечерний Каир. Дикое количество Фольксвагенов-"жуков" ядовитых цветов (вот поводить бы такой!). Улицы центра: торг, гам, горящие витрины с чёрными галабеями (галабея, арабск. - женское или мужское длинное платье), украшенными стразами и узорами, европейская одежда. О чём бы ни говорили арабы – это торг. Где бы ни были – это базар.
Эхаб угостил нас мороженым. Невероятно банановым, из натуральных продуктов. Эпицентр удовольствия. Наш провожатый сказал, что весь Египет – большая мусорная корзина, и выкинул пластиковую ложечку под припаркованную у обочины машину.
Эхаб говорит, что в Египте уважают русских. За то, что наша страна вмешалась в конфликт с Израилем и всегда помогала Египту. "Если смотреть новости – говорит он, - складывается впечатление, что Россия очень и очень сильная. Как Америка. Зато про Египет и мусульман ничего хорошего не говорят. Взрывают, воюют, люди умирают на улицах от голода". Но, говорит, посмотри, что ты видишь! Смотри на меня, других людей! Мы, граждане египта, очень дружелюбные и добрые! Египет гостеприимный.
И он был прав. Всё так и есть.
Эхаб рассказал про гадану. Гадана – это арабское слово. Оно в Египте обозначает явление, когда люди помогают друг другу бескорыстно, просто так. На улицах Каира меня часто спрашивали, могут ли они мне чем-нибудь помочь. И поступки нашего голубоглазого арабского друга по отношению к нам – гадана, не иначе.
Но, само собой, не всё так сладко и однозначно. В Каире и Хургаде нам встречались ещё какие отморозки. Быть в Египте с арабами – это тонкая психологическая игра, это сканнинг и мониторинг всё время. Это торг. Даже если никто ничего не покупает. Это базар, даже если никто ничего не продает. Точнее, если вам кажется, что никто ничего не покупает и ничего не продает.
Каир, пыльный, пряный, вкусный, как фуль (местное блюдо из бобовых) с зелёными специями. Как маслянистый сандал на руках. На маленькой маршрутке мы доехали до Хана Халили. Зажатые домами улицы, подсвеченные мечети. Им 350 лет. Исторические памятники, жилые квартиры и рынок – это одно целое. Нет одного без другого. Внизу торг и товар, сверху скрытые от всех то одеждой, то конструкцией ставень женщины, они смотрят на улицу через узкие щёлки. Или кажется, что смотрят. Некоторые верхние этажи заброшены и зияют пустыми чёрными квадратами окон. Этим домам слишком много лет.
Внизу антикварные лавки с арабско-египетским товаром. Гнутая медь, пыльное дерево. Жаркие пряные фулятницы, окружённые людьми. Люди любят быть ближе к еде. Лавки с узорчатыми тряпками, золотом, кальянные… Кальянные – это много столиков. Если столик занят – то это два араба, кальян, два стакана красного каркаде и бокал водопроводной воды из Нила. В Египте любят вечерком курить вечерком шишу (кальян).
Узкие улицы, много людей. Арабский похож на "индюкский". Мне доводилось слышать, как хорохорятся русские индюки. Арабский то гибок и звонок, то неожиданно обрывается и становится колючим и острым.
Египтянин на фунт может купить 5 лепёшек. Турист - две, если будет знать места. Цены для белых – понятие растяжимое. Для местных – никогда много не загнут. Их фуль прекрасен. Его сложно не любить. Их лепёшечный хлеб, аиш - лучший хлеб, который доводилось есть автору. Эхаб предлагает посылать нам еду почтой. Мы почти согласны.
На Хана Халили арабы как арабы. Это не те агрессивно заискивающие люди на туристических улицах. Это арабы для своих. Улыбчивые и расслабленные. Целуют друг друга в щёки при встрече. Шутят. На нас смотрят удивлённо и приветливо.
Намотавшись по Хана Халили, заходим в кафе. Для самых обычных египтян – предупреждает Эхаб. Оно находится в лабиринте узких закруженных улиц. Улицы так узки и закружены, что они кажутся коридорами помещения. Только сверху звёзды видны. Небо чёрное и расслабленное.
Небольшая терраска. Телевизор, дурацкий старый арабский фильм. Не нужно знать язык, чтобы это понять. Внимание приковано к сюжету, его обсуждают, тыча перстами в экран. Это очень знаменитый фильм – говорит Эхаб. Столики все разные и грязные, скатерти тоже неодинаковые, на них – хлебные крошки. Пластиковые стулья – замызганы, на полу – мусор. Эхаб принёс чай. Пьём, я мимолётно думаю, чисты ли стаканы. Забежала кошка, пописала на опилки в углу. Никто и не заметил. Ничего страшного в произошедшем нет.
Каир очень большой. В нём много мостов. И все через Нил. Нил прекрасен. Завораживающе хорош и широк. Вечером по нему плывут огни. Подсвечены башни, магазины, высотки. Свадьбы на мостах. Старухи продают цветы. За фунт. Цветы пахнут. Ветер ласков. На мосту продают обжигающий рассол с горохом. Стоит только довериться, и ты начинаешь есть местные яства. Тебя потом будет сложно остановить. Ты не захочешь есть тосты с маслом в отеле. Побежишь в закопченную фулятницу толкаться с местными. Ты захочешь съесть фуль в парке или за уличными столиками.
Вода рябит неоном. Бесшумные парусники крадутся по Нилу. Темнее темноты. Как кошки. Тихо, ловко. Они красивы. Мост шатается. Слева Нил и справа Нил. Цветы пахнут. Ими пропитан ветер.
Это сердечное биение – идти вечером по набережной Нила. С тобой заговаривают 50 человек одновременно. Они хотят тебя убедить, что нужно купить шарф и ещё букет цветов. Ещё три букета. Они просто хотят с тобой говорить. Потому что ты как марсианка - белая, и волосы у тебя не прикрыты.
Машины едут на красный. Там нет переходов. Ты должен ступать на дорогу и ломиться через машины. Они едут на тебя. Они едут на тебя быстро, сверкают и слепят огнями. Они все едут на красный. Тебе нужно просто решиться. Скорее всего, тебя не задавят, если ты не сглупишь. В Египте машины всегда едут на красный. Тебе надо перейти на другую сторону, и так сотни раз.
По Нилу скользят фиолетовые, желтые и голубые огни, парусники выгибают спины. Поют арабы, по-змеиному изгибая звуки. Это вечная готовность к прыжку – быть на набережной Нила вечером. Цветы пахнут. Нил кружит. Ветер танцует.
Как белые обезьяны: зоопарк
Если вы едете в Каир, порядочно посетить местный зоопарк. С грязным слоном, пеликанами розового цвета и чернявыми школьниками. 40 фунтов, и эти радости на вытянутую руку.
Зоопарк находится в интереснейшей части города – квартале университетов. Это, конечно, неофициальное название, но оно напросилось само собой. Университетов там великое множество и вокруг них циркулирует культурная молодёжь: внешне эти юноши более опрятны, их лица одухотворены, и все они поголовно говорят по-английски. Зоопарк же втиснут между различными учебными корпусами. Он кишит молочнозубыми и глазастыми школьниками.
Группы малолетних с учителями, дети с родителями: матерями в серых и фиолетовых платках, отцами в старых кожаных куртках. Мне кажется, они не часто выбираются куда-то вместе.
В каирском зоопарке, в пахучей воде с зелёной каймой, обитают милые и гладенькие морские львы, блестят шёрсткой, стреляют карими круглыми глазками. Волосатый слон лениво шевелится. Арабский толстый дядька отгоняет детей, близко стоящих к клетке. Но они всё равно лезут, лезут и улыбаются. Потом получают, и снова лезут. И снова улыбаются. Нескончаемо проворны.
Пушистые страусы, хорьки, утки… Но главными животными в этом зоопарке оказались… мы. Like white monkeys. Как белые обезьянки.
У египтян недюжий интерес к белым. Может, его навеял Голливуд или СМИ… К нам подходили учителя с детьми и приветствовали нас на египетской земле от имени всей школы. Огромное количество детей просили сфотографироваться с ними. Некоторые взрослые давали на руки малышей для снимка. Когда меня облепило около 15 школьников и столько же стояло вокруг, снимая на телефоны, вмешался охранник. Но дети не отстали. Они ходили за нами толпами. Группки любопытных девочек в платках робко подходили к нам и просили фото. Им мы старались не отказывать, потому что они не наглые. Но ситуация была критичной. Нам больше не удавалось смотреть животных. Трое парней неустанно ходили по пятам и просили сфотографироваться, хотя они уже успели это сделать раньше. Стоило бы им вновь разрешить это, подтянулись бы ещё человек 20. На надоедливую тройку ничего не действовало. Лицо одного из мальчиков я помню до сих пор. И оно мне ещё приснится. Добрых минут 40 ходил за нами. Я сказала ему: парень, я не хочу тебе проблем, - показала на Алёшку – это мой муж, он просто тебя сейчас убьёт. Видишь, как он зол? Но школьник всё равно продолжал ходить за нами, только старался Алёшки сторониться. А, между прочим, тот и был чертовски зол.
В итоге всё кончилось тем, что зоопарк закрылся в пять, как ему и было положено, а зверей мы толком не посмотрели. Только около слона встретили киргиза, который отреагировал на почти родную русскую речь. Он сообщил, что учит в Каирском университете закон Шариата, истинной веры. Было отрадно видеть, что мужчина улыбается и катит маленькую детскую коляску.
После закрытия огромные толпы детей ринулись в главные ворота. А мы стояли, прижавшись друг к другу, like white monkeys, как белые обезьяны, натянув поглубже кепки на лица. Мы перестали отвечать на “Hello”, “What is your name?” и “Do you speak English?” (англ. "Привет", "Как тебя зовут?", "Ты говоришь по-английски?"). Мы категорически не соглашались на фото, поэтому они снимали исподтишка. Мы очень устали и ждали пока уйдут эти дети. Мы не могли идти вместе с ними, у ворот была назначена встреча с Эхабом.
Хотя бы один раз в жизни нужно съездить на египетские пирамиды. Допустим, в Гизу, где располагаются Хефрена, Хеопса, Микерина и маленькие пирамиды неподалёку. Надо сказать, что они точно такие же, как на фотографиях. Только вот это надо испытать. Их нужно увидеть самому, нужно потрогать воздух между ними. Когда ты целый час на такси добираешься из центра Каира в Гизу по утреннему пробочному городу, через все мечети, магазины, улицы…
Рассматриваешь из машины пассажиров местных автобусов и людей на тротуарах. В тебе всё замирает, когда по пути в Гизу поверх домов показывается верхушка первой пирамиды - Хеопса. Потом появляются другие. Огромные, неумолимо молчащие. Там особое состояние, там особое настроение. Пирамиды, небо и песок, солнце. Жгучее. Небо чистое. Над Хофрена низко летят огромные пассажирские самолёты, надеющиеся найти хорошую посадку в Каире.
Туристов необузданное количество. Грозные полицейские заставляют весь этот интернационал слазить с взятых ими высот, нагло вымогают пять баксов то за одно, то за другое прегрешение. Мало кто даёт.
Школьников и прочих египетских детей на пирамидах полно. Они очень интересуются белыми и робко просят разрешения сделать фото на их фоне. Детей очень радует согласие. Они ужасно забавны.
Повстречали там одного персонажа лет девяти, предлагающего туристам покататься на ослице. Его очень заинтересовал алёшкин маленький нож, пристёгнутый к сумке. Он сначала хотел купить его, потом выцыганить, потом обменять на маленькую лупу, которая висела у него на шее. Для этого в пластмассовой рукоятке была просверлена дырочка и в неё продет шнурок. Мы смеялись так, что тряслись пирамиды. Он просил нас поделиться американскими сигарами, и это при том, что мы представились приехавшими из Грузии (торговцы слишком сильно пристают к русским, и думают, что знают к ним подход).
У парня был друг-верблюдопрокатчик, тоже лет 9-10-ти, тоже не посещающий школу. Он казался очень высоким, пока сидел на верблюде и был чрезвычайно флегматичным, мог минут 15 без остановки сидеть верхом, кусать рукав кофты и отсутствующе смотреть вдаль. Что уж говорить, у египтян непростая жизнь. Несложно такое заметить по этим мальчишкам.
Дети двигаются, пирамиды стоят. Я стараюсь писать о пирамидах, а выходит о детях. Пирамиды внушительны и совершенно не дают зацепок и ответов: кем? Зачем построены? Можно разбить о них сотни лбов и свой, но они закрыты для ответов. Слабо верится, что их построили египтяне.
Пирамиды очень лаконичны и завершены. К ним не придерёшься. А ощущения на них посещают необычные. Светло на душе и спокойно. Но мозг пытлив. Он гонит куда-то залазить и что-то трогать. Он меня загнал к развалинам слева от Хофрена, которые похожи либо на разрушенную большую пирамиду, либо на очень большое количество маленьких. Горы больших блоков, глубокие и непонятные колодцы, сложные ходы и переходы, странные коридоры, ставшие туалетами для туристов. Колодцы завалены мусором. Но полицейских здесь нет, они всё доблестно вымогают 5 долларов около Хеопса или сгоняют иностранцев с верхних блоков.
Туризму на египетских пирамидах больше сотни лет. И вряд ли источник желающих приехать иссякнет. В этом случае совсем не обязательно заботиться о сохранности и порядке.
Этот город солнечных зайчиков и улыбчивых темнокожих арабов не хочется покидать, по нему хочется ходить и ходить. Хочется тонуть в запутанности коридоров улиц, открывать для себя новые фулятницы, парки и новый Каир. Мы видели старый город, современный, торговый, бедный, фешенебельный, жилой, прогулочный… Хочется найти ещё сотни таких.
Это как сбой в программе. Когда тебя убивают в компьютерной бродилке, но монитор не покрывается кровавыми буквами: game over, и ты просто начинаешь ходить по выстроенному кем-то городу и вглядываться в детали, окна и людей. И монстры, с которыми ты боролся накануне, куда-то пропали. Они думают, что тебя здесь больше нет. А ты можешь сворачивать куда захочешь и заходить в любое место. Пока программа не одумается.
В Хургаду мы поехали с площади Тахрир на большом автобусе, через пустыню. С говорливыми местными и водителем, не дорожащим ничьими жизнями.
Когда-то это была маленькая рыбачья деревня. Теперь же это - курортный город, в котором очень много русских и гиперболизированной туристичности. Но если же свернуть с улицы отелей, можно найти прекрасные колоритные места и несколько чудесных вечеров. Ночная Хургада в известных, точнее, в неизвестных множеству отдыхающих местах, очень интересна и приятна. Также любопытно взглянуть на районы, в которых обитают самые простые горожане.
Очень жарко. Пыль на зубах местных жителей. Мусор. Вонь. Женщины и дети. Их одежды болтаются как большие льняные колокола. Они торгуются, покупая арбузы. Обнажают зубы. Пыль пряная, специфического запаха. За каждой мужской галабеей - шлейф загадочных ароматов. В группках галдят арабы, машут руками. Мятые апельсины. Макароны в льняных мешках. В проулке блеют бараны.
Магазин одежды: шарфы и галабеи. Женщины, бесшумно листающие всё это разнообразие однообразия. Только беглая мысль в глазах заметна. Они-то как раз способны отличить одно платье от другого: здесь на полтона светлее, а здесь рукав на 10 градусов скошен. Они хотят купить галабеи поинтереснее.
И не вообразишь даже, что все эти женщины когда-нибудь и где-нибудь громко разговаривают, чёрные галдящие старухи, выпрашивающие 25 пиастров около мечетей, или осмелевшие студентки в Каире не в счёт. И не верится совсем, что когда-нибудь все эти женщины бывают без своих длинных галабей. И что, вообще, у них есть тела. Или, может, только лица и кисти? Или только глаза и перчатки?
Если араб заманивает тебя в свою лавку, оттуда совсем нелегко выбраться. Он говорит, что тебе будет "лучший цена" (в Хургаде многие говорят по-русски), потому что ты друг, ты русский, а не кто попало. Он хочет тебе показать абсолютно всё, что у него есть. Он говорит, что его кальяны, кожаные тапки и сфинксы - потрясающего качества. Он хочет поить тебя каркаде и спрайтом. Ты видишь, что его стаканы – грязны. Ты отвечаешь, что только что столько drank (англ: выпил), что больше не по силам.
Араб назовёт тебе цену в пять раз больше. Если ты сторгуешь $4 из $5, ты знаешь, как это делать, если $1, ты - пляжный турист. Если $2, то ты жаден. А это изумительное качество для торга на рынках в Египте.
Чем дальше углубляться в Сук, тем он чище, аккуратнее и спокойнее. Как раз подальше от начала находятся любопытные лавки и целые магазины с местным текстилем, аромамаслами и ювелирными изделиями. Там тихонько копошатся арабы в своей торгово-производственной ежедневности. Перекрикиваются друг с другом через улицы и нападают на редких белых, то доходят до их магазинчиков. Но если иметь особую специфику бескомпромиссного лица и румяную корочку загара, их можно остановить на полпути к тебе одной лишь силой мысли.
А как арабы неохотно продают фрукты по ценам для своих таким белым обезьянам как мы! Они рассчитывают на то, что туристы не знают их арабских цифр, написанных на ценниках. А, между тем, есть и такие полиглоты. Погружение с переворотом. Проникновение в культуру с головой.
Когда солнце перестало так отчаянно коляться, через торговые улицы побежали дети, отучившиеся на сегодня в школе. Все в одинаковой пустынно-песчаной форме. Девочки с курчавыми косичками, ресницы – сажа. Лица – кофе с молоком. Одни мальчишки грозно кричат: No photo (англ: не фотографируйте)! Другие подставляют лица под объектив. К белым на этих улицах не привыкли. По-английски говорит мало людей, даже арабишем (сленг. английский по-арабски) многие не владеют.
Из колонок тянутся витиеватые песни или молитвы во время намаза. Никто не возражает против такого звукового сопровождения. Первое время казалось, что везде повторяется одно единственное слово. Только под разную музыку и с разной скоростью. Теперь же кажется иначе. Автору точно известно, что в арабском много слов. Насколько много, пока что трудно сказать, но точно больше одного.
Хургада очень длинная и очень голубая, если идти вдоль Красного моря. На этих пограничных кромках можно провести сколько угодно времени. Плавать, собирать ракушки... Последнее, конечно, лучше делать на пляжах для местных или диких подходах к воде. В приотельных местах туристы уже разобрали всё самое красивое из разрешённого для вывоза за границу Египта.
Вдоль всего побережья в Хургаде стоят лавочки, чтобы сидеть и смотреть на море. Часами. Так и делают многие горожане, припарковав тут же свои автомобили.
В Хургаде мы подолгу беседовали с Ахмадом. Он хотел многое узнать о России. Я ему рассказывала о нашей стране, учила некоторым русским словам, когда у нас двоих было время. Ахмад полдня служил барменом, а другие полдня проводил в мастерской: он художник. Весь отель, в котором он работает, завешан картинами Ахмада: кораблями, борющимися со штормами, цветами в стиле Пиросмани и загадочной абстракцией.
У этого художника, как и у многих арабов, тяжёлая жизнь. Его мама и сестрёнки в Каире, отец умер, и Ахмаду приходится трудиться на двух работах, чтобы обеспечить семью. У него не бывает выходных и больничных, почти нет личного времени. Ему приходится дорожить нелёгкой работой в отеле. Так живут почти все парни в Египте. На арабской девушке никак не женишься без большого выкупа родителям невесты, и юноши годами стремятся заработать себе право на семью.
Алёшка ходил по Хургаде в майке с изображением Махатма Ганди. И египтяне постоянно спрашивали его: кто это? Один араб даже поинтересовался: не твой ли это дедушка? Потом всем любопытным мы и стали так отвечать: grandfather (англ. дедушка). Конечно, нам попадались люди, которые знают, как выглядит Ганди, те хитро улыбались и приговаривали, мол, знают таких родственников.
Вот и мы стали маленьким самолётом, пролетающим над Хургадой. Их всегда было такое множество, когда мы смотрели в небо курортного Египта. И я догадывалась, что нас постигнет такая же участь. Это часть ритуала. Уходить через небо. Из этой светлой ароматной страны. Конечно же, с желанием вернуться.