февраль 23, 2011
Минувший год для отечественной банковской системы прошел под флагом роста вкладов населения. Только в Алтайском крае депозитная база увеличилась на 22 млрд. рублей (плюс 29%), общероссийский рост оказался еще более внушительным — 2,3 трлн. рублей (30%). Однако этих впечатляющих цифр могло не быть, если бы в 2008 году российским властям не удалось предотвратить отток вкладов. "Два с половиной месяца мы работали в зашкаливающем режиме, но этого времени нам хватило, чтобы остановить панику", — вспоминает Андрей Мельников, заместитель генерального директора госкорпорации "Агентство по страхованию вкладов" (АСВ), в чьи функции входит не только защита интересов вкладчиков, но и ликвидация обанкротившихся банков. В начале февраля г-н Мельников посетил Новосибирск, где ответил на вопросы.
Олег Богданов
— Андрей Геннадьевич, в Алтайском крае, к сожалению, не так хорошо знакомы с деятельностью АСВ. Но, может, это и к счастью: в нашем регионе не было санаций банков, вкладчики в очередь не выстраивались. То есть пока им подобные знания были не нужны.
— У меня в кабинете есть карта, где я помечаю города и регионы, в которых нам приходилось санировать банки либо организовывать выплаты населению. У Алтайского края, к счастью, действительно таких пометок нет.
Теперь по поводу информированности о системе страхования вкладов (ССВ). В Великобритании, где высоко развиты финансовые рынки, уровень знаний населения о том, что у них есть система страхования вкладов, в 2007 году достигал 5%. А у нас перед кризисом уровень информированности населения о наличии системы страхования вкладов был примерно 32–35%. В начале кризиса этот показатель мгновенно взлетел до 80%, то есть эти знания моментально стали востребованы. Спустя год этот уровень вернулся к прежним докризисным показателям. Это как раз тот случай, когда ложка хороша к обеду.
— Объективно говоря, российские банки вышли из кризиса с минимальными потерями. Какую роль в этом сыграло АСВ?
— Нам отводилась роль по точечному оздоровлению ситуации и организации быстрого расчета с вкладчиками. То есть государство использовало нас как антипанический инструмент.
Вообще у нас были две стратегические задачи. Первая — взять под контроль ситуацию в крупнейших банках с наибольшим количеством вкладчиков. Именно поэтому мы пошли по пути санации ряда банков, опираясь на рыночный подход: быстро находили инвестора, финансировали под его обеспечение с тем, чтобы он оздоравливал банк. Как только появлялся инвестор, ему давали кредит на расшивку неплатежей. Это все происходило в течение пяти — семи дней. В итоге расчеты не останавливались и люди успокаивались.
Вторая задача как раз и заключалась в том, чтобы не допустить паники среди населения. Заметную роль сыграло то, что правительство и законодатели подняли сумму страховки вклада до 700 тыс. рублей. Подавляющее большинство людей поняли, что их деньги полностью защищены. Это воспрепятствовало оттоку вкладов. А ведь все могло развиваться по худшему, паническому, сценарию.
— Многие представители реального сектора до сих пор с обидой говорят о том, что в первую очередь спасали банки, а не производство.
— Есть избитое понятие о банковской системе как кровеносной системе экономики. Образ затертый, но правильный. Если остановятся платежи, то вы не сможете, условно говоря, подвезти хлеб в булочную, а если вы этого не сделаете, у вас народ выйдет на улицу. Чтобы экономика не пошла вразнос, нельзя было останавливать расчеты.
Промышленникам тоже грех жаловаться, что на них обращали мало внимания. Но надо понимать, что в банковском секторе другой уровень общественных рисков. Проблема отдельного предприятия — это проблема его персонала, владельцев. А государство вынуждено концентрироваться на системных рисках.
— А почему надо было обезопасить вклады?
— Сохранность сбережений — это очень важный социальный фактор. Если человек понимает, что его накопления превращаются в пыль, то его доверие к этой экономической системе будет восстанавливаться десятилетиями. Нельзя в одночасье рассыпать сберегательные механизмы, иначе вы потеряете базу для развития.
— Когда ставки по депозитам были на пике, некоторые финансовые консультанты на полном серьезе советовали нести деньги в банки с наибольшим процентом, не обращая внимания на риски. Мол, даже если банк завышает ставки и потом обанкротится, ваши 700 тысяч вернутся через систему страхования вкладов. Получается, что наличие системы возмещения вкладов в какой-то степени расхолаживает рискованных банкиров и вкладчиков?
— Если государство создало систему, которая защищает, но при этом кого-то расхолаживает, должен быть также создан четкий противовес в виде разумного соотношения размера страховки и контроля за деятельностью банков, которые идут на неоправданный риск. Сейчас такой баланс существует.
С точки зрения управленца-практика, скажу, что невероятно важно, чтобы размер страховки не был принципиально большим относительно доходов населения. Система страхования вкладов — это защита совсем простого человека, среднего вкладчика. С нашей точки зрения, 700 тысяч рублей на сегодняшний день — это ровно тот баланс, который соответствует потребностям общества. Следующие корректировки, скорее всего, должны быть исключительно инфляционными. Но делать планку существенно выше без серьезного роста доходов будет неосмотрительно. В этом случае риски станут более осязаемыми.
— Насколько я знаю, были предложения поднять порог страхования вкладов до полутора миллионов рублей…
— Такие предложения есть. В частности, в Госдуме рассматривается соответствующий законопроект депутата-коммуниста Алексея Багарякова. И по нему есть отрицательный отзыв правительства. Потому что 1,5 млн. рублей для России — это крайне много. Это как раз увеличит те риски, о которых я говори. Давайте смотреть на систему страхования вкладов как на инструмент защиты бедных и части среднего класса.
— Есть еще одна мера для защиты от рискованных игроков — возмещать вклад не полностью, а, например, на 90%. Якобы это заставит вкладчиков действовать более осмотрительно. Как вы относитесь к таким предложениям?
— Мы это уже проходили, и здорово, что отказались от такой практики в кризисном 2008 году. Надо понимать, что это всего лишь иллюзия. В теории все звучит красиво: вкладчик должен поучаствовать в разделении рисков вместе со страховщиком. Но что получается на практике?
Вот вам картина из английской жизни. В Англии существовала система пропорционального возмещения, то есть часть вклада страховалась полностью, часть — на определенный процент. Когда в 2007 году начались проблемы у всем известного банка Northern Rock, эта система спровоцировала панику среди вкладчиков. Ведь как человек рассуждает? Логика вполне житейская: если я понимаю, что мне из моих средств вернется только 90%, то я лучше пойду быстрее и заберу свои деньги, пока есть такая возможность. В итоге в Англии в банки выстроились огромные очереди. Английское правительство быстро осознало проблему, отменило принцип сострахования и сразу подняло размер гарантий по вкладам. Это остановило панику мгновенно.
— По вашим прогнозам, в следующем году объем банковских вкладов вырастет еще на 26—28%. Со стороны это кажется несколько удивительным — сегодня средняя ставка по вкладам ниже инфляции, что означает отрицательную доходность депозитов.
— Отрицательная реакция на низкие процентные ставки не будет одномоментной. Она будет растянутой во времени — период привыкания к этой "инвестиционной безысходности" не будет быстрым. Я думаю, что большую часть года вклады будут увеличиваться по инерции.
В инерционном характере притока вкладов мы убедились в октябре-ноябре, когда ставки уже ушли в отрицательную область, но приток денег на депозиты остался очень высоким. То есть осенью 2010 года население несло в банки примерно 5,7 млрд. рублей в день против 3,2 млрд. годом ранее. Можно сказать, что это полноводная широкая река, которая течет и течет.
— К слову, в декабре в Алтайском крае был побит абсолютный рекорд по вкладам — в этом месяце вкладчики принесли банкам 3,6 млрд. рублей, хотя до этого ежемесячно вклады увеличивались в среднем на 1,58 млрд.
— Декабрь традиционно хлеборобный для вкладов. Объяснение почти детское: перед Новым годом многие получают 13-ю зарплату. Это на самом деле деньги не срочных вкладов, а на текущих счетах. В декабре они поступают на зарплатные счета, а в январе — декабре распределяются по срочным вкладам.
— Когда окончится инвестиционная безысходность, о которой вы говорили? Ведь, действительно, сегодня фондовый рынок и вложения в недвижимость перестали быть альтернативой вкладам.
— Для небольших накоплений такая безысходность будет всегда. Потому что, на мой взгляд, если вы хотите попробовать получить доход на фондовом рынке, с учетом комиссий брокерам и всего остального входить туда нужно с суммой 1,5 млн. рублей, а лучше 2–3 млн. рублей и выше. С меньшей суммой можно попробовать паевые фонды, но, на мой взгляд, овчинка выделки не стоит.
Раньше аналогом фондового рынка могли быть спекуляции на наличной валюте, но сейчас это из разряда "согреться". Еще можно было купить однокомнатную квартиру, но и это уже не вариант.
Сейчас мы пришли в естественное состояние экономики, когда люди должны будут выходить на фондовый рынок, когда накопят средства в других, более простых и консервативных секторах. Думаю, картина сберегательных приоритетов в ближайшие пять лет сильно не изменится.
— В прошлом году вклады выросли на 30%, а кредитование всего на 12%. При таком дисбалансе не станут ли деньги от населения обузой для банков?
— То, что они стали условной обузой, видно было с середины прошлого года. Когда нарушается баланс в спросе и предложении, отрегулировать его можно только процентной политикой. В начале прошлого года мы говорили банкирам, что у них будут отрицательные процентные ставки, потому что люди будут нести деньги, даже несмотря на снижающуюся доходность. Так и произошло.
В этом году будет происходить все то же самое. И, по моему личному прогнозу, рыночные ставки будут все больше подтягивать к ставкам Сбербанка, у которого самый низкий уровень. То есть в среднем ставки будут еще ниже. Если экономика начнет расти быстрее, то спрос на кредиты увеличится и банкам понадобится финансирование. Значит, дисбаланс в процентных ставках не будет сильно меняться. Но если в стране будет и дальше расти инфляция, а такой риск есть, то процентные ставки также будут расти. Хотя Сергей Игнатьев, глава Центробанка, заявлял недавно, что надеется удержать инфляцию в более низком коридоре. Надеюсь, так и будет.
— У нас нет опасений, что нам может не хватить средств фонда страхования вкладов. Так, как умеем рассчитывать риски мы, умеют, наверное, еще только американцы. Если рассматривать запас прочности, то банкротство любого банка не является для нас напряженным событием. Исключениями будут, пожалуй, только Сбербанк и ВТБ 24, но вероятность их банкротства близка к нулю.
— Слово "безотзывные" несет в себе такую негативную нагрузку, что его даже употреблять страшно. Когда человеку говорят, что у него хотят отобрать право на досрочное изъятие средств из банка, он вообще не будет этим правом пользоваться. По опросам, чуть ли не 80% вкладчиков в случае введения такой нормы готовы были бы забрать свои вклады из банков. И это реакция именно на некорректное слово.
Родился 3 сентября 1969 года. Окончил с отличием экономический факультет МГУ имени Ломоносова в 1992 году, по специальности экономист-математик. Работал в группе экспертов президента России, в Комитете по бюджету, налогам, банкам и финансам Госдумы, в Министерстве экономики РФ. С 1998 года вошел в группу по созданию Агентства по реструктуризации кредитных организаций и в дальнейшем занимался практическими вопросами финансового оздоровления и ликвидации банков.
В АСВ работает с момента его создания в феврале 2004 года в должности заместителя генерального директора. Автор большого числа экспертно-аналитических материалов и статей по вопросам развития банковской системы.
Женат, воспитывает двоих сыновей.