январь 31, 2013
Галина Варапаева, аспирант Алтайской академии экономики и права, провела большое криминологическое исследование насильственной преступности, связанной с женщинами в Западной Сибири. Она изучала судебную практику, опрашивала множество женщин разного социального статуса в возрасте от 18 до 90 лет и утверждает: в каждой четвертой семье нашего региона женщины подвергаются физическому или психологическому насилию.
Барнаул.
Михаил Хаустов
– Что можно сказать об этих женщинах? Кто они? Чем занимаются, где живут?
– Таким женщинам обычно 26–45 лет, у них один или два ребенка. У 80% среднее специальное образование, у остальных высшее и неоконченное высшее, две женщины даже имели научную степень. Это говорит о том, что жертвой насилия в семье женщина может стать независимо от своего социального положения. Почти все они работают, их средний доход колеблется от восьми до 15 тысяч рублей в месяц, в 40% случаев квартира, в которой живет семья, принадлежит ей. Есть еще варианты, когда женщины снимают квартиру или имеют долю в общей собственности у родителей.
В такой семье мужчина обычно ниже женщины по социальному статусу. Часто он вообще не работает, она его содержит. А он позволяет себе систематическое насилие – и психологическое, то есть оскорбление, и побои. Причем бьют так, чтобы женщина не смогла обратиться в полицию, чтобы не оставалось следов.
– Эта западносибирская статистика "семейное насилие в каждой четвертой семье" – она верна и для Алтайского края? И в нашем крае насилие происходит в каждой четвертой семье?
– К сожалению, да. Но далеко не каждая женщина или мужчина пойдут в полицию или открыто скажут своим знакомым: "Я живу с тираном, меня оскорбляют и избивают". Во-первых, считается, что это стыдно, люди не хотят выносить сор из избы, а во-вторых, они не верят в наши правоохранительные органы.
Семейные преступления усугубляются пьянством и ревностью. Поводом может стать любая бытовая проблема: муж пришел на десять минут позже, жена не вымыла посуду. Судебная практика большая, ситуаций очень много, есть совсем абсурдные: один обрезал своей жене волосы, практически наголо остриг, чтобы на нее никто не заглядывался. Эта семья была очень благополучной в социальном и финансовом плане, а страшная ситуация в ней длилась долго. Но там женщине помогли родители, она развелась и уехала в другой город. А в большинстве случаев выйти из такой ситуации женщине не удается.
– Галина, насколько, исходя из вашего исследования, имеет право на жизнь пресловутое "сама виновата"? Может ли женщина быть виноватой в том, что стала объектом семейного насилия?
– Дело в том, что обычно сама женщина считает себя целиком во всем виноватой, хотя по материалам уголовного дела там садист, не меньше. Многие женщины говорят, что любили супруга на момент совершения преступления и продолжают любить после.
У таких женщин часто развивается стокгольмский синдром, симпатия к агрессору. Когда я их опрашивала, то часто слышала примерно одно и то же: "Да вы знаете, он такой хороший! Он и есть приготовит, и ребеночка накормит, и меня поцелует и обнимет… Ну да, иногда он может меня ударить, но бьет – значит любит". Нормально, да? А избивает он ее систематически, с причинением тяжкого вреда здоровью. Виктимное поведение, способность стать жертвой проявляется, на мой взгляд, в этом "потерплю". Один раз оскорбил – потерплю, один раз ударил – потерплю, ничего, все будет хорошо… А статистика показывает, что хорошо не будет.
– Но ведь не все женщины готовы терпеть?
– Половина женщин готовы. Остальные распределяются по группам. Некоторые, примерно десять процентов, сами провоцируют супруга, потому что просто не могут жить без психологического напряжения в семье. Они признаются: "Да, я хотела, чтобы он разозлился". Примерно 25% ничего уже не терпят, они борются с этой ситуацией и выходят из нее. Это молодые женщины от 18 до 30 лет. Они, как правило, живут в гражданском браке, и там так: ударил – собираю вещи и ухожу, даже если идти некуда. Не получился один гражданский брак, ничего страшного, попробую другой.
– То есть семейное насилие – это не атавизм тоталитарного общества, и молодые парни, "непоротое поколение", издеваются над своими женами?
– Я опрашивала студенток. Они указывают на то, что пока с парнем дружили-встречались, все было хорошо. Как только начали жить вместе, стал проявляться садизм. Он не может жить без того, чтобы не ударить, не оскорбить. Порезать красивое платье, выкинуть из холодильника еду – собирай; закатить истерику на ровном месте… Я не могу вам сказать о психологических причинах такого поведения, в ту сторону мое исследование не идет, но очень многие такие мужчины выросли в семьях, где насилие практиковалось, в том числе по отношению к ним.
– Семейное насилие в Алтайском крае имеет какую-то специфику?
– Да. К сожалению, да. У нас, по статистике, преобладает причинение тяжкого вреда здоровью. В Омской области семейное насилие больше связано с причинением легкого вреда, а в Республике Алтай эта категория преступлений вообще очень низкая. Можно сказать, что женщин в Горном не бьют, это бывает очень редко. Может быть, это связано с менталитетом, с мировоззрением, хотя мне-то кажется, дело скорее в том, что в Горном до сих пор эффективно работают уличные комитеты, которые контролируют своих семейных дебоширов. То есть с ними работает общество.
В Омской области участковый знает каждую проблемную семью и готов дать на нее характеристику: он знает, что Иванов семейный дебошир, бьет жену три раза в неделю, с ним надо работать так-то и так-то. В нашем крае эта работа, к сожалению, практически не ведется.
– Если все-таки дело доходит до суда, какое наказание может получить "любимый мужчина"?
– Поскольку там очень серьезные статьи, причинение тяжкого вреда здоровью и угроза убийством, срок наказания от четырех до 12 лет, в основном домашний насильник получает восемь. В 98% случаев орудие совершения преступления – обычный кухонный нож. В остальных то, что под рукой: табуретка, гантели. Один пытался свою жену пилой распилить, она так кричала, что на помощь прибежали соседи.
К сожалению, до суда доходит одно-два дело из общей массы. В основном женщины забирают заявления. Да и участковый, выезжая на конфликт, отговаривает: да зачем, да не надо, помиритесь. Или муж запугивает: подашь заявление – убью. Или родственники отговаривают: потерпи, у вас дети.
Важно вот что: серьезным преступлениям почти всегда предшествовали конфликтные ситуации по три года, пять, семь, в одном случае даже 20 лет. Они всегда оставались внутри семьи. Никто никому ничего не говорит, потому что мой дом – моя крепость и огласка домашних сторон жизни у нас не приветствуется, но женщина время от времени ходит на работу в черных очках, скрывает синяки или заплаканные глаза. Есть разные истории. Внешне семья может выглядеть благополучно, на работе все считают человека порядочным, а он домашний тиран.
– Какую-то часть семейных преступлений совершают и женщины. Расскажите нам о них.
– Женщины совершают 13–16% семейных преступлений. Наиболее криминогенным считается возраст от 31 года до 50 лет. В 50% случаев женщина в момент совершения преступления трезва (мужчины в таких случаях почти всегда в состоянии алкогольного опьянения разной степени), и обычно она защищается: муж схватил нож, я выбила и ударила его, чтобы меня не порезал. Но недавно появилась новая тенденция – женщины, которые годами терпели издевательства, решаются на расправу над тиранами. После длительного насилия у жертвы возникает состояние аффекта. Меня поразил такой случай: одна женщина 27 лет была замужем и полностью обслуживала мужа от и до, была его рабыней. Он ею помыкал, а она чуть ли на ложечку не дула, чтобы чай для него остудить. И однажды не выдержала, плеснула ему кипятком в лицо. Там были ее сын и свекор, они спасли ее от гнева мужа. Но ее осудили условно, муж настоял. Кстати, в таких случаях мужчина очень часто настаивает на осуждении женщины, на том, чтобы она получила реальное наказание. А женщины прощают.
– То есть женщины – домашние тираны вам в ходе исследования не встретились?
– Я опрашивала женщин, отбывающих наказание в колониях. В одной из них уже второй раз отбывает наказание женщина 1927 года рождения, и второй раз – за убийство своих сожителей. Она очень ревнива, а сожители вдвое младше. Пошли в лес за грибами, и уж не знаю, к кому она его приревновала в лесу, но убила. В беседе со мной она сказала, что сейчас выходит по УДО и планирует начать семейную жизнь. Можно сказать, что еще над одним мужчиной нависла нешуточная угроза.
– Как общество может помочь женщинам? Вы видите выход из этой ситуации?
– Насилие не должно оставаться внутрисемейным делом. Органов, которые занимаются проблемами семьи, очень мало: комиссия по делам несовершеннолетних, органы опеки и попечительства при департаментах образования и еще кризисный центр. Кстати, наш Алтайский кризисный центр один на весь Сибирский регион. И я бы советовала женщинам за реальной помощью обращаться именно туда в обязательном порядке. Там оказывают психологическую и юридическую поддержку, там женщину ведут, помогают ей выйти из этой ситуации.
Нельзя сказать, что государственные органы работают эффективно. Нередко участковые не знают проблемные семьи на своем участке, не знают, что вот этот человек систематически избивает свою жену. А если и знает, у него недостаточно квалификации для работы с семейным насилием. Сейчас разработаны предложения подготовить специалистов, именно участковых УВД, у которых будут еще и психологические навыки, умение разрешения конфликтов. Допустим, в Молдове действует сеть кризисных центров. В Канаде на семейное преступление выезжают сразу два сотрудника полиции – мужчина и женщина. Они отдельно работают с насильником и пострадавшим, пострадавшего сразу же забирают на реабилитацию, потому что это очень тяжелый стресс, и надо, чтобы человек мог пережить его и пойти дальше.
Так и в России полиция может работать с проблемными семьями: оказание помощи, профилактика преступлений. Вся социальная работа в крае носит заявительный характер, а я считаю, что должно быть так: участковый должен видеть, что Иванова уже неделю ходит зареванная, и реагировать.
– Галина, на вас повлияла эта работа? Она изменила вас?
– Это исследование меня невероятно увлекло, я благодарна своему научному руководителю, что он помог мне выбрать такую тему диссертации… Но делать эту работу было очень тяжело.
Для меня было парадоксом: это твоя семья, твой самый близкий, самый родной человек, ты ждешь от него поддержки и понимания, а он против тебя; ты надеешься, что все изменится, терпишь и получаешь издевательства-стрессы-аффекты-тюрьму. А так как общество и государство помочь тебе не в состоянии, в итоге ты остаешься наедине со своими проблемами до конца жизни.
А еще в результате этого исследования я могу, мне кажется, верно оценить любого мужчину с точки зрения потенциальной опасности для женщины.
Марья сдержала волнение, негромко сказала:
– Дай господи, рожу ребенка – уйду от тебя, Егор. Знай.
Егор спокойно выслушал, долго сидел неподвижно. Потом положил голову на руки, тихо, без угрозы, сказал:
– Далеко не уйдешь.
В краевом кризисном центре женщинам с детьми, попавшим в трудную жизненную ситуацию, предоставляют временный приют. Всем женщинам оказывают безвозмездную психологическую помощь, помогают решить социальные проблемы и найти силы для дальнейшей жизни.
Телефон (3852) 34-22-55.
67 женщин убито в Алтайском крае в 2011 году в бытовых конфликтах (по данным ГУ МВД по Алтайскому краю).
Около 14 000 женщин в России ежегодно погибает от рук мужей или других близких.
3 000 женщин убивают своих мужей или партнеров, причем в девяти из десяти случаев женщина подвергалась систематическим избиениям или другим видам насилия. (По данным департамента охраны общественного порядка МВД России, 2008 г.)