сентябрь 23, 2011
Один деятельный деревенский человек пошел к владельцу сельхозпредприятия обсудить кое-какие проблемы и перспективы. Вышел грустный:
– Не договорились ни до чего, NN злой как черт. В деревне школу закрывают, а он учительнице по десять тысяч в месяц доплачивал, лишь бы не уезжала.
До того как стать владельцем сельхозпредприятия, NN прошел серьезный жизненный путь, но сначала родился в этой деревне, учился в этой самой бревенчатой деревенской школе и верил прекрасному утопическому стенду "Наше село в 2000 году", который висел в вестибюле совхозной конторы. Деревня жила до него 250 лет, и ему почему-то хотелось, чтобы она прожила еще как минимум столько же.
Но в том году школа не набирала и десятка учеников, а учительница и сторож получали зарплату, государство тратилось на отопление и свет… Школу оптимизировали, детей охватили программой "Школьный автобус", и вскоре они вместе с родителями переехали – кто в райцентр, а кто в город.
Прошел всего год, и тут я встретила женщину, которая пока никуда не переехала.
– Вот представляешь, – сказала она, – нам с мужем по пятьдесят, а мы там у себя считаемся за молодежь.
Кажется, судьба этой деревни решена. И если посмотреть отстраненно, то, наверное, ничего трагического в этом нет. Люди уехали туда, где их дети смогут ходить в нормальную школу, а не в такую, где на четыре класса одна учительница. Где есть библиотека, а при Доме культуры работают танцевальный кружок и волейбольная секция.
Деревня постепенно исчезнет – но ведь ничего особо ценного в ней и не было. Ни памятников народного зодчества, ни перспектив для агротуризма, дорог нет, упомянутое сельхозпредприятие едва тянет ножку. Но людям все равно нравилось там жить, и по доброй воле они не уехали бы никогда.
Так сейчас со многими деревнями, и не только в нашей стране – на всем пространстве бывшего СССР. Жизнь быстро меняется, в будущее берут не всех. Малая родина, далекие зимние вечера, моя секретная калитка в пустоте. Нам с NN жалко, но мы ничего не можем для тебя сделать.