ноябрь 14, 2012
Русский складной фунт — тяжелая вещица в музее "Мир времени", неприметная среди множества других странных предметов из разных эпох. Но именно она объединяет в себе две страсти владельца музея Сергея Корепанова: фитотерапию (в которой важна масса трав-ингредиентов) и поиск вещей с историей. Первое увлечение выросло в предприятие, второе питает один из трех негосударственных музеев Барнаула.
Сергей Корепанов, владелец музея "Мир времени".
Михаил Хаустов
Сергей Корепанов кривится от бизнес-терминологии. Но тем не менее его фармзавод "Гален" и фитоцентр "Алфит", производящие и реализующие фитосборы, нашли свою аудиторию. И стабильно развиваются уже 11 лет, не стремясь в лидеры. Растет и "Мир времени" г-на Корепанова: 5 ноября музею исполнилось четыре года, сегодня его готовят к расширению. Директор фармзавода и музея рассказал "ВД" о том, чем его привлекают травы и старинные вещи.
— Сергей Валерьевич, вы основали свое фармпредприятие одновременно с зарождением российского рынка БАДов в 90-х годах. Почему решили пойти именно в эту сферу?
— Первые импортные БАДы предлагали в первую очередь онкологическим больным по невероятным ценам. Потому что эта категория пациентов купит все, чтобы выздороветь. Я тогда работал в
онкодиспансере и видел, как люди продавали машины и дачи, чтобы купить биоактивную добавку с общеукрепляющим эффектом и не более. Ведь тогда никаких запретов на рекламу не было, можно было обещать
что угодно… Параллельно я заинтересовался воздействием натуральных растений на организм. Тогда в 1991 году создал предприятие, разрабатывающее фитосборы. Они были гораздо дешевле
БАДов за 20 тыс. рублей. С тем же, если не лучшим, эффектом. И я сразу увидел, что это нужно людям.
— Вы говорите так, словно ваши фитосборы — не БАДы.
— Мы вынуждены их так называть, потому что сегодня можем получить на них только такой сертификат. В России сегодня нет даже такой специальности — "фитотерапевт". Хотя это совершенно особый метод лечения. В отличие от БАДов, для создания которых используют искусственные вещества, мы берем только растения. И мы никогда не обещаем полного исцеления от трав. Но мы обещаем помощь при любом лечении, особенно хронических заболеваний.
— Фармацевтика развивается ударными темпами. Рынок биоактивных добавок вырос в 15 раз. Про фитотерапию как-то не слышно…
— Потому что она в упадке с тех пор, как в середине XIX века химики научились выделять из растений действующее вещество и делать лекарства. Если препараты лечат организм, то травы помогают регулировать его естественные защитные функции. Но для их действия в полную силу не хватает исследований. Растения сегодня изучают только редкие энтузиасты. Когда нашему центру надо проверить экспериментально несколько свойств растения для онкологической практики, мы проводим несколько опытов в Томском НИИ фармакологии. Каждый стоит примерно 100 тыс. рублей. Никаким энтузиастам это не под силу, ведь надо проверить миллионы идей. Без особой государственной программы это невозможно. Плюс индустрия фармакопрепаратов, где мягко, где жестко, поддавливает потенциальных конкурентов.
— Все же непонятно. Если травы не приносят больших денег и могут лишь помочь, но не оказать колоссальный эффект, как им удалось так вдохновить вас? Вы по специальности акушер-гинеколог и к травам долго не имели никакого отношения.
— Гинеколог-онколог. Тут смотря что понимать под колоссальным эффектом. Я видел веру пациентов в травы, наблюдал, как неизлечимо больные пациенты вопреки прогнозам жили не месяцы, а годы. Потому что пили препараты из трав. С тех пор я участвовал во многих исследованиях. Защитил по этой теме кандидатскую диссертацию, сейчас работаю над докторской. Наш центр научно доказал: травы улучшают результаты химиотерапии и лучевой терапии. А это совершенно реальная помощь.
— Правда ли, что ваш фармзавод "Гален" начался со стартового капитала 10 тыс. рублей?
— Да. И те заняли у друзей. Начинали на дому, буквально в кастрюлях. Сняли небольшое помещение, стали работать над первыми фитосборами. Хочу признаться сразу: я плохой предприниматель и вообще не люблю это слово. То, чем занимаюсь, я могу назвать лечебной деятельностью. В 90-е годы бизнесмены либо разорялись, либо выходили в супергиганты. У меня не было такой цели и нет. Особенно с появлением музея. Первый кризис мы не заметили, наоборот, люди стали покупать больше недорогих препаратов. Нынешний кризис не замечаем тоже. Мы боимся кредитов, никогда их не брали и у государства ни разу не взяли ни рубля. Завод строили сами семь лет. Только в последний год взяли заем: хотим перенести фитоцентр на другую площадь, чтобы нынешнюю отдать под музей. А ведь предприниматель должен рассчитывать экономический эффект, больше заботиться о прибыли…
— …ведь иначе у него не будет предприятия.
— Я мало что делаю в плане коммерции, а предприятие тем не менее есть. Я всегда смеюсь: при таком отношении к бизнесу компания бы давно разрушилась. Если бы не результат, который нужен людям, и, конечно, помощь коллектива.
— Что вы имеете в виду — "при таком отношении к бизнесу"? При каком?
— Я, например, не анализирую конкурентов. Но при этом уверен в будущем "Алфита". Мы знаем травы так хорошо, что всегда сможем подать так называемому рынку уникальные сборы и рецептуры, которые не смогут предложить другие. Ведь что происходит сегодня? Крупные производители БАДов раскручивают определенное растение и получают с него прибыль за счет рекламы. 10% населения всегда отзовется на рекламу, а в масштабах России это очень много. Но такие гиганты не изучают травы в научном ключе — им нужна прибыль. Наш центр занимается научной деятельностью, в этом его преимущество.
— А какова рентабельность и мощность вашего завода?
— В год перерабатываем около 100 тонн сырья. Рентабельность есть. Коллектив вырос с пяти человек до 50.
— Известно, что музей "Мир времени" возник из вашего увлечения фитотерапией. Вы начали создавать его сами со старых травников и мер веса и постепенно увлеклись. Кто пополняет коллекцию сегодня?
— Принимаю решения по экспонатам по-прежнему в основном я. Знаю, сколько и на что можно потратить средств. И потом я очень много езжу по миру и всегда посещаю блошиные рынки. Вот из Японии все везут аппаратуру. А я привез два баула экспонатов, и в музее появилась восточная экспозиция. Однажды в Москве познакомился с Андреем и Еленой Балашовыми — потомками дворянского рода. Увидел красивую французскую перьевую ручку из бронзы. Небрежно говорю: "Новодел" (то есть новая, сделанная под старину вещь). Продавцы обиделись, стали показывать родную коробочку от этой ручки. А она вся истертая временем, и в ней тугой пергаментный сверток — в нем ручка и сохранилась так бережно, с 1917 года… Благодаря Балашовым у нас в музее целый ряд недорогих, но очень интересных экспонатов.
— Вам не кажется, что любой музей можно было назвать "Миром времени"? Довольно общее название, и собрание экспонатов очень разноплановое.
— Согласен. Но если забить в интернет-поисковике слова "мир времени", выскочит только наш музей. Нам с самого начала пришла мысль создать что-то разноплановое. Когда я придумывал название, хотел найти такое, которое бы ни в чем меня не ограничивало. Если бы мы сделали, скажем, уклон в медицинскую тематику, то это было бы интересно немногим. Вот у нас есть полка бесценных старинных травников. Посетители к ним обращаются раз в год... Поэтому у нас в музее можно найти все — от вещей из каменного века до пионерского галстука. Критерий один — вызвать интерес посетителей.
— Дополняете и антиквариатом?
— Мы любим в основном недорогие вещи. Те, которые антиквары небрежно называют "бытовуха". Зато у нас любой экспонат можно потрогать — это особенность музея. Можно примерить, включить, разобрать... Ну а антиквариатом, в принципе, можно назвать любую вещь старше 50 лет.
— Наверное, все же содержать такое предприятие довольно накладно?
— Пока основная сложность в том, что у нас слишком много экспонатов для той площади, на которой они сегодня располагаются. Когда на квадратном метре выставлена одна вещь, она производит совсем иной эффект, чем когда на нем же сразу несколько предметов. Поэтому сегодня мы хотим расширить место для экспозиций.
— Посещение музея "Мир времени" стоит очень недорого, до 80 рублей. Вероятно, музей себя не окупает, не говоря о прибыли. А служит ли он для пиара фитоцентра?
— Поначалу я так и оправдывался перед своими сотрудниками, которые не понимали, почему вместо расширения производства я открыл какой-то музей. Мол, это для рекламы. Но потом вдруг оказалось, что музей и правда стал помогать в этом плане. Фитоцентр никогда не был интересен СМИ. А музею газеты, радио и ТВ уделяют много внимания! Вывести его на самоокупаемость — моя мечта. Думаю, добьемся этого. Я уверен: любой человек найдет в нашем музее минимум 30 очень интересных именно для него вещей, которых ему больше нигде не увидеть. Как только мы начинаем погружать посетителей в мир вещей, они — наши! Они просто не ожидают поначалу, что это может быть так интересно. Поэтому тут дело только за привлечением новых категорий экскурсантов, выйти за рамки школьников и студентов. И мы работаем над этим.
— За что вы любите свой музей и каждую вещь в нем?
— Знаете, к вещам, которые сейчас в музее, я отношусь с уважением, но уже прохладно. Мне интереснее, что придет нового? С какой историей? Что я узнаю? В общем, вкусил азарт поиска экспонатов. Врачи ведь обычно довольно ограниченные люди: ради своей специальности они жертвуют многим. Так что для меня музей как бы открыл мир. После того как занялся этим, не могу смотреть на современные разовые вещи. В старых предметах, механизмах была мудрость, какие-то особые технологии… Когда я беру такой в руки, чувствую то, что называют энергетикой. Никогда не считал себя экстрасенсом, не испытывал ничего особенного в Горном Алтае, как многие. А вот какой-то трепет вещей с историей я чувствую. Не знаю почему.
— Сколько у фитоцентра "Алфит" патентов?
— Три-четыре максимум. Их могло бы быть уже 200. Но мы просто не хотим за ними гоняться.
— Ваш авторитет в фитотерапии?
— Немецкий фитотерапевт Рудольф Вайс. Прожил около 100 лет, практикуя и изучая фитотерапию.
— Сколько лет самой старой вещи в вашем музее?
— 300 млн. лет. Это окаменевшие кораллы с Уральских гор, когда они еще были дном океана.
— Сколько людей посетило музей за четыре года?
— Больше 12 тыс. человек прошли полноценную экскурсию.
Сергей Валерьевич Корепанов родился 11 января 1959 года в селе Романове Усть-Пристанского района. Окончил АлтГМИ в 1982 году по специальности "Акушер-гинеколог". Через пять лет стал онкогинекологом. В 1991 году создал фитоцентр "Алфит". Сегодня филиалы фитоцентра находятся в Москве, Владивостоке, Новосибирске и других городах. В 2004 году г-н Корепанов защитил кандидатскую диссертацию. Хобби: очень любит играть в волейбол. После 40 лет начал самостоятельно изучать английский язык, когда стал покупать зарубежные книги о свойствах трав. Сегодня легко читает на нем научную литературу. Женат, воспитал двоих детей. Имеет внука и двух внучек.