Владимир Рыжков: "Можно ли спасти природу Алтая?"

декабрь 8, 2012

В начале января 2009 года в горах Алтая, на высокогорье, у границы с Монголией, разыгралась трагедия – человеческая и природная. На склоны суровой и безлесой горы Черная рухнул газпромовский вертолет, семь человек погибли, выжили четверо. Среди пассажиров злополучного рейса оказался представитель президента в Госдуме Александр Косопкин (погиб), а также несколько высокопоставленных чиновников Республики Алтай, в т.ч. вице-премьер Анатолий Банных (выжил), и министр по защите природы Виктор Каймин (погиб). Около обломков вертолета спасатели обнаружили туши убитых архаров – аргали, занесенных в Красную книгу. 


Охота на них полностью запрещена. Вид находится под угрозой исчезновения – в России насчитывается всего около 300 особей. На борту находилось современное нарезное оружие. Дело получило широкий общественный резонанс, пресса назвала его "Алтайгейтом" .

Следствие возбудило уголовное дело и обвинило выживших пассажиров вертолета в браконьерской ВИП - охоте с вертолета. Дело тянулось долго и кончилось практически ничем – уголовное дело было прекращено за истечением сроков давности, а браконьеры отделались денежным штрафом. Настоящие охотники, в том числе и ВИПы, считают такую "охоту" самым настоящим уродством, а не охотой. Другие случаи браконьерских ВИП – охот, в других регионах, также как правило, спускаются на тормозах.

К каким катастрофическим последствиям приводит покрывательство чиновничьих браконьерских охот, вкупе с общим развалом национальной системы защиты животного мира, я имел случай увидеть летом и осенью этого года, в конных походах по поросшим густой тайгой высоким хребтам соседнего с районом трагедии, Усть-Коксинского района Республики Алтай. 

Усть-Коксинский район – главный бриллиант в великолепной диадеме удивительной природы и достопримечательностей Республики Алтай. Именно его воспел в своих путевых дневниках художник и путешественник Николай Рерих, гостивший летом 1926 года в селе Верхний Уймон – в самом сердце роскошной Уймонской долины. Здесь находится главная гора русской Сибири – Белуха и дивные Тальменье и Мультинские озера. Многие верят в священный характер этих мест, в их особую энергетику и прямую связь с небесами. Для поклонников Рериха и его мистического учения окрестности Белухи – это ворота в сказочную страну Шамбала.

Гора Белуха.
Владимир Рыжков

Однако "Шамбала" на поверку оказывается цветущей пустыней. Летом, проезжая на своем рыжем коне перевалы и отроги Теректинского хребта, я постоянно ощущал гнетущее чувство пустоты и безжизненности этих прекрасных гор. Представьте только десятки и сотни километров роскошных, покрытых кедровой и лиственничной тайгой гор, сочных лугов – почти начисто лишенных животных! Идя часами и днями по живописным и затерянным горным таежным тропам, мы не встречали не только животных, но часто – даже их следов!

Тайга Теректинского хребта.
Владимир Рыжков

Сами местные жители рассказывают, что зверь (прежде всего, марал, косуля, кабарга) почти полностью уничтожен по всему Теректинскому хребту, также же как и по отрогам Катунского хребта, за малыми исключениями труднодоступных притоков реки Аккем (Араскан, Текеля и др). Егеря Катунского заповедника в своих редких рейдах по району снимают сотни браконьерских петель и капканов, расставленных по звериным тропам. Ставят их местные жители и лесники – в погоне за шкурами зверя и драгоценными железами кабарги.

В советское время зверя было много – людям было не до охоты – все работали в совхозах и совхозах, пасли скот, заготавливали лес. Вторая причина – советская власть боялась своего народа и неохотно давала в руки людей нарезное оружие, а с дробовиком на крупного оленя не набегаешься.

Первое катастрофическое опустошение усть-коксинской горной тайги произошло в начале 90-х годов, когда потерявшие работу местные мужики ринулись в лес за мясом – на прокорм своих семей. А тут еще и ажиотаж вокруг молодых оленьих рогов – знаменитых алтайских пантов марала – первого валютного товара постсоветской эпохи на Алтае. Мне рассказывали как за один день некоторые охотники убивали по пять-семь быков (самцов марала) – забирая только рога и бросая в тайге туши. Проще стало и купить смертоносное для зверя нарезное оружие – сегодня оно есть практически у каждого.

Тайга скоро опустела, выживший зверь забился в самые глухие ущелья и распадки – по Аккему, Кучерле и Коиру. Но в наши дни его добивают и там.

Больше всего достается маралу, козерогам и кабарге. Местные бьют их на мясо и ради кабаржиных желез, а московские и иностранные охотники – на трофейные рога. В результате кабарга уже почти полностью исчезла, да и маралов и козерогов почти не осталось. Те же, что уцелели – вырождаются – ведь "коммерческие охотники" (те, кто покупает коммерческие лицензии – в основном приезжие, с хорошими деньгами) выбивают ради рогов крупных быков и самцов козерогов ("пегашей"), оставляя самок (маралух) и коз непокрытыми вовсе, или покрытыми более мелкими, худосочными быками и пегашами.

Еще два-три года – и марал будет полностью уничтожен в последних местах своего доживания – по Аккему и Арыскану. Мы видели огромные поляны с сочной травой по крутым склонам притоков Арыскана – испещренные старыми заросшими маральими тропами, по которым уже давно никто не ходил. Я видел, как билась и выла по-человечьи в браконьерском волчьем капкане, с перебитой до жил лапой, самка косули, обреченная, как и ее вмиг осиротевшие детеныши. В ее стылом вое звучала обреченность всей арысканской – аккемской – алтайской тайги.

Последнего оставшегося зверя добивают с трех сторон. Несколько десятков лицензий на трофейных животных покупают и реализуют коммерческие охотники (так ежегодно гибнут крупные самцы с трофейными рогами). Постоянно ездят в тайгу и привозят домой мясо местные жители – эти добывают главным образом самок (коз и маралух). Масштаб ущерба от их охоты оценить невозможно – никакой системы охраны в районе нет. Но думается, что именно сами местные жители наносят животному миру наибольший ущерб (их просто много и они привыкли каждый год ездить в лес "за мясом"). И, наконец – злодействует всякое разное начальство и богатеи из Барнаула и Новосибирска с их вертолетными ВИП-охотами.

В сентябре, когда я был на Аккеме, Арыскане и Текеле – я сам видел ежедневные прилеты вертолетов в места охоты.

Вертолет над Катунским хребтом.
Владимир Рыжков

Вертолетная охота не только запрещена законом, но и является самым варварским, бесчеловечным способом убийства зверей. Вертолет с грохотом поднимается снизу вверх по долине или ущелью, у открытых дверей стоят наизготовку "охотники" (либо же они ждут, куда машина гонит зверя). Панически напуганный зверь мчится на открытые места. Там его хладнокровно расстреливают. После чего окровавленные туши затаскивают на борт и везут разделывать в низовья.. Ущерб от таких массовых убийств с воздуха также невозможно оценить точно, но зверь уже все про это знает, и прячется, куда только может, едва заслышав далекий гул вертолета. И мы это видели, когда он неожиданно разбегался и прятался за минуту - две до того, как мы слышали вертолет.

Массовое и всеобщее браконьерство не встречает сегодня никакого сопротивления. Под Катунский заповедник отведены в основном скалы и ледники верхней Катуни, где почти нет лесов и, соответственно, зверя. Заповедник поэтому не в состоянии защитить и воспроизводить фауну района. Весь оставшийся район – главные лесные угодья - поделен между двумя частными охотхозяйствами – "Сапсан" и "Уч-Сумер", которые исправно собирают деньги с проданных лицензий, но при этом не имеют ни егерей, ни поставленной работы по поддержанию и разведению животных. Добивают животный мир района огромные маральники (участки гор, где разводят одомашненных маралов), высокие глухие ограды которых перерезают тропы миграций маралов, косуль и других зверей.

Мне рассказывали, как по весне в районе горы Красная собирается местное начальство, включая полицию, и беспощадно бьет зверя на тропах его весенней миграции. Само собой, местных "простых людей", которые тоже были бы не прочь побраконьерить в этих лакомых местах, никто не подпускает и близко. Районное начальство во главе с бессменным главой Гречушниковым или ничего с этим не хочет поделать, или само в этом участвует – говорят разное.

Можно ли спасти то, что еще осталось?

Можно, но меры требуются самые решительные. Во-первых, полный запрет охоты во всем районе на несколько лет, подкрепленный наймом и вооружением группы опытных егерей (можно привлечь егерей заповедника), способных взять под контроль всю территорию района. Во-вторых – расширение территории Катунского заповедника, с включением в его состав значительных лесных массивов, достаточных для сохранения и расширения популяций животных. В-третьих, создание эффективной службы охраны животных, с участием требующих немедленного воссоздания обществ охотников. В – четвертых, ежегодная оценка количества животных и научно обоснованные квоты на добычу для местных жителей и коммерческих охотников (когда охоту можно будет восстановить). В - пятых, полный запрет на полеты вертолетов в охотничий сезон. В – шестых – изменение территорий маральников, чтобы открыть основные миграционные тропы животных
И тогда горная тайга Алтая¸ с ее бескрайним кедрачом и широкими изобильными полянами, быстро восстановится и вернет все сторицей – как местным любителям дичи, так и заезжим охотникам за трофеями. Но главное – всем, кто приезжает в эту жемчужину России и хочет радоваться не только кедрам и лиственницам, лугам и горам, но и пасущимся на них животным. Теперь их не видит никто. Но с уничтожением животного мира начнется и неизбежная деградация мира растительного. И погибнет Алтай – жемчужина России и всего человечества. 

Владимир Рыжков .