Не пропоет петух,
как отречешься от Меня трижды.
Евангелие от Иоанна
Относиться со слащавым пиететом, посылать приветственные телеграммы, тискать портреты сановных особ в памятных адресах, но при первом сбое государственной машины, тут же обнажать свои свойства зверя.
Понять ход Февральского переворота на примере полуколониального Алтайского округа и его мелкобуржуазной "столицы", будет невозможно, если не задать вопрос – а как же самодержавие? Неужели Сибирь, не знавшая крепостного ярма и не носившая лапоть, так и не обнаружила сил, готовых встать на защиту государственных основ? Почему острыми осколками разлетелась уваровская триада – "Православие. Самодержавие. Народность", оставив в назидание беспощадную максиму В. Розанова – Монархическая Россия слиняла за три дня?
После фарса в Барнаульской Думе, разыгранного в полдень 4 марта 1917 года и ураганного перехвата власти прозападной буржуазией, уже на третий день поползли тревожные слухи о патриотическом шествии Союза русского народа. Неужели первое сопротивление? По данным жандармерии, в Томской губернии имелось более двух тысяч организованных членов этой общественной организации. Барнаульская ячейка Союза образовалась в 1908 году, как запоздалая реакция на события Первой русской революции, в ней примерно две сотни активных членов, основная деятельность просветительская. Социальный состав: среднее и мелкое купечество, те самые лавочники, отставные чиновники, офицеры, высоко оплачиваемые приказчики и зажиточные мещане. Для небольшого города – сила большая, идейная и, к тому же, организованная, способная повернуть события в любую сторону.
То, что патриотическое шествие легко может перерасти в вооруженное столкновение, компрадорская буржуазия хорошо понимала, в ее политический лексикон до сих пор вписан тревожный термин – "погром". Правда термин является предметом откровенной манипуляции, он семантически привязан к внесудебной расправе русских над инородцами, но это миф, не более того, напротив, русский труженик всегда являлся объектом для эксплуатации и агрессии. В районах с преобладающим русским населением и там, где русское население отсутствовало или было незначительным по сравнению с коренными народами, скажем как в Финляндии, Эстляндии или Лифляндии, погромов на этнической почве, никогда не было. Вот и Барнаул тому лучшая иллюстрация, синагога провинциального города, спокойно стояла в самой сердцевине рабочих кварталов по улице Гоголя. А вот политический погром для либеральной публики Барнаула, был хорошо знаком по первой Русской революции.*
![Илья Репин, картина "17 октября".](https://obj.altapress.ru/picture/257898/900x.jpg "Илья Репин, картина "17 октября".")
В 1905 году, когда в обществе предельно обострились социально-экономические противоречия, политические силы Барнаула заявили свои требования. С одной стороны, начался рост самосознания рабочего человека. Беспощадные репрессии в 1882-85 годах на Орехово-Зуевских мануфактурах и трагедия на Дворцовой площади, качественно изменили представления трудовой России о добре и зле. С другой, "партия" либеральной буржуазии набирала силы, ей становилось тесно под гнетом неповоротливого социального устройства. Роль колониального управляющего, новую буржуазию вполне устраивала, а самое главное, коммивояжерам требовалась свобода от каких-либо обязательств перед этим государством. Третью силу представляло традиционное, патриархальное купечество и городской мелкий собственник – мещанство. Для них лавка и двор – жизненный мир, выстраиваемый долго и рачительно, самодержавие в этом мире – основа, фундамент. Если учесть, что в 1905 году городское население составляло чуть более тридцати тысяч, то можно сказать, что силы были примерно равны.
С началом Первой русской революции, в городе начались выступления рабочего класса, которые как правило властью беспощадно подавлялись и заканчивались арестами зачинщиков. Трудовой Барнаул подвергался репрессиям при любой попытке заявить о своих правах.** К октябрю 1905 года противоречия обострились и перешли в открытую форму.
Обещание даровать населению политические свободы было воспринято леворадикальными партиями как сигнал к усилению натиска на самодержавие, и 20 октября 1905 года либеральная стихия впервые выплеснулась на улицы. Выход "просвещённой" публики составил около пятисот человек. Митинг у "Народного дома" носил истеричный характер – в форме крайнего проявления восторга к "своими завоеваниям" и пренебрежением к власти. Однако, как показали события, либералы Империи ведут себя везде одинаково. *** Власть обескуражена митингом, полицейские молча наблюдают действий не предпринимают – свои.
На следующий день на Соборной состоялся митинг рабочего Барнаула. По донесениям жандармерии, в нем приняло участие более семи тысяч человек, а это по меркам провинциального города – очень и очень много, практически весь трудовой город. Впервые рабочие Барнаула обозначили не только экономические, но и политические требования – Уравнение в правах всех сословий: крестьян, мещан, купцов, дворян, духовных, всех племен и вероисповеданий. Именно рабочие, а не "просвещенный" элемент проявили гражданскую зрелость и впервые призывали к реальной демократии. Трудовой Барнаул выразил негативное отношение и к Высочайшему манифесту. Митинг прошел спокойно, однако у власти испуг – более сотни участников арестованы и брошены в камеры, все неблагонадежные взяты жандармерией на учет.
А уже 23 октября проявилась третья сила – патриархальная Россия. Начали с митинга, завершили патриотическим шествием с хоругвями и знаменами. И если для простого лавочника требования рабочих были понятны, в некотором смысле даже справедливы, а по отношению к манифесту позиции совпадали, то действия либеральной интеллигенции для барнаульцев с государственным "инстинктом", выглядели чудовищно-разрушительными. Весь пафос манифестантов обрушился на воинствующий либерализм. Патриотическое шествие двинулось от Народного дома, этого рассадника непотребных развлечений и вольнодумства, по Пушкинской к Храму Дмитрия Ростовского. По дороге хоругвеносцев встречали оскорбительные выкрики учеников реального училища и либеральной публики, для крестного ходя явление немыслимое. Очевидно, что какое-то из замечаний и сработало, возникли первые стычки, шествие пришло в движение. Участники разбилось на группы, и начали громить все, что ассоциативно связано с либерализмом – Реальное училище, Народный дом. Началась месть за поругание – отлов и избиение фигурантов либерального митинга. На Конюшенной площади разгромили дом Василия Штильке, этой "священной коровы" либеральной интеллигенции при любом строе. Возникает только вопрос, почему?
В марте 1917 года память об этих событиях была свежа, а потому среди либеральной публики вспыхнула паника, началась массовая эвакуация, понеслись требования к новой власти принять самые жесткие меры. Компрадорская буржуазия впервые потребовала применить репрессии к своим политическим оппонентам. И надо отдать должное, верхушка КОПа (Комитет общественного порядка), голос "прогрессивной общественности" услышала, действия были предприняты решительные.
Факт существования в Барнауле Союза русского народа слабо изучен, он, к сожалению, был не замечен советской научно школой, с ее глубоким и фундаментальным подходом к любому историческому событию, тем более он не замечаем конъюктурной ново-буржуазной историографией, да и современными монархистами тема освоена крайне слабо. В основном это многочисленные перецитирования двух-трех советских источников про то как духовного лидера движения, отставного чиновника А. Клевакина вызвали и попросили не безобразничать, а тот сказал свою лапидарную фразу – "Не я отрекся от царя, царь отрекся от меня". После чего в Барнауле наступил мир, а в человецах благоволение. Однако ряд косвенных источников показывает, что к членам общественной организации было применено убеждение с пристрастием. И в случае манифестации Союза русского народа, было обещано пролитие крови.**** Однако, каковы бы ни были детали, отказ Союза русского народа защитить символ веры – свершившийся факт. Монархисты в марте семнадцатого неожиданно стали правоверными республиканцами – из Савла в Павла. Так состоялось отречение от Самодержавия. Общественных сил, способных защитить монархию, в городе больше не было.
Как была отринута вторая опора – Народность, требует отдельного обсуждения. Но не следует забывать, что сохранялся идеологический каркас общества – Православие, а духовная миссия в лице Русской Православной Церкви, была одним из важнейших институтов государства.
Утверждение, что революция делается в столицах в данном случае не отражает действительность. Февральская революция особенная, по своей направленности исключительно анти-монархистская и без революционной силы духовенства, преодолеть глубоко патриархальные взгляды российской глубинки, буржуазия не смогла бы. Русская Православная Церковь с пугающей легкостью отказалась от Самодержавия и поддержала, казалось бы, чуждую ей либеральную, диктатуру. Совокупность этих факторов Лев Троцкий назвал парадоксом Февральской революции. Но парадокс ли? В этом стремительном отречении сокрыт мистический смысл, определивший дальнейший ход Российской истории на целое десятилетие.
Четвертого марта, после совершенного переворота, состоялось первое официальное заседание Синода, где новый обер-прокурор Владимир Львов провозгласил "свободу Церкви". Символьный акт заседания – из зала Синода выносят императорское кресло. Пятого марта Синод отменяет возглашение многолетия царствующему дому (а вот и приговор), шестого марта принимает решение служить молебен о "благоверном Временном правительстве". Девятого марта Синод выступил с официальным воззванием о поддержке Временного правительства и призвал верующих “довериться Временному правительству, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни”. Вот так, не более и не менее – новых начал. Но как же так, Помазанник Божий при давлении зарубежных сил и при загадочных обстоятельствах отрекается от престола, не в столице, а где-то там, в заштатном городишке, да еще в условиях чудовищной войны. Высшее чиновничество и инородная олигархия буквально пронизаны масонскими императивами, а по признанию самого Николая II – всюду измена, обман и предательство. Разве иерархи об этом не знали? Что в этом случае должно было сделать духовенство Империи? Подобно февралю (!) 1613 года объявить Великий Земский и Поместный Собор, и как при выборе всей православной Русью на царствование Михаила Романова, решить – отпускает ли народ своего правителя, ввергнувшего страну в мировую бойню. Народ выбрал, народ должен решить дальнейшую судьбу царственного Дома. Ты ее начал – ты и заверши царь родной, а далее посмотрим. А в худшем случае – предать анафеме верхушку управленческого класса и на время взросления поставить мудрого регента царевичу Алексею. Но этого сделано не было, белое духовенство с какой-то мистической легкостью предало Государя, черное – промолчало. В августе на Поместном Соборе (на котором вопреки всякому канону присутствовал А. Керенский), патриарх Тихон уже окончательно подводит итог, что "воплотились мечты и чаяния лучших сынов Русской Церкви". Освящение антинародного курса состоялось по сути в тени июльского расстрела Питерских рабочих, когда либеральная диктатура была в зените своей силы и, открыто подавила выступление трудовой России. С этого дня, духовенство открыто встало на сторону капитала.
Этому странном примеру поспешило последовать и поместное духовенство, в том числе и на Алтае. В начале марте по всем приходам Алтайского особого округа зазвонили колокола. Радостный народ поспешил к Храмам – великая радость, закончилась ненавистная война. Но вместо декрета о мире, прихожане услышали – царь отрекся! Стоны и плач понесли по городам и весям Алтая. Но революционное духовенство оказалось на высоте. Чего стоит вот это фарисейское заявление, звучавшее в те дни в Барнауле, Бийске, Улале, Кош-Агаче: "новое временное правительство, поставившее на своем знамени девиз "Свобода, равенство и братство", девиз, отвечающий заветам Христа, духовенство сердечно приветствует(!) и искренне готово приложить свои силы к проведению в жизнь идеалов Временного правительства. Для сего с церковных кафедр при каждом удобном случае разъяснять народу смысл совершившегося великого события".
Вместо того, чтобы барнаульской епархии объявить Барнаул Царским Селом, и собирая со всей России народ под хоругви, спасать Помазанника Божьего, духовенство безбожно отреклось. Новое духовенство предало своего Государя, не сознавая того, что за грех двенадцатого апостола, многострадальная империя будет расплачиваться кровопролитной Гражданской войной. С ничтожной и страшной фразой мелкого барнаульского клирика к его плачущим прихожанам – "не надо плакать – надо радоваться", вековечная российская монархия, прекратила свое существование.
Перводержавную
Русь православную,
Боже, храни! Боже, храни!
Царство ей стройное,
Въ силъ спокойное!
Все-жъ недостойное прочь отжени!
______________
Примечания
* Исторический факт художественно и в лицах описан П. А. Бородкиным в рассказе "Царская милость". В качестве духовного наставника Черной сотни в нем выведен протоирей Анемподист Завадовский (1843-1932), в конце рассказа реалисты распевают про него злую песенку – "Славный поп Анемподист из грязи выходит чист. И берет он в руки крест, и читает манифест. Черносотенный народ, собирайся-ка в поход. Черносотенцы пошли, портрет царский понесли". Автор явно опережает и искажает события. Черносотенное движение только-только зарождалось в столицах, термин еще не сформировался и такая политическая осведомленность учеников реального училища, невозможна. Фактов, подтверждающих, что протоирей был связан с этим патриотическим движением, нет. ( П.А. Бородкин "Исторические рассказы о Барнауле", АКИ 1963г).
** Несколько примеров. 23.03.1905 – стачка на кожевенном заводе П. Сухова с требованием повышения заработной платы. Общее количество участников, немного более двух десятков; 14.04.1905 –стачка каменщиков, требование сократить рабочий день с 14 до 11 часов. Количество участников около тысячи; 17.06.1905 – общегородская стачка приказчиков магазинов, с требованием сократить рабочий день до 10 часов и повысить зарплату; 15.10.1905 – общегородская тысячная стачка служащих. Однако, это был пролог. Массовая забастовка на строительстве Алтайской железной дороги вспыхнула в феврале, а затем в июле 1914 года. В нее были вовлечены более двух тысяч рабочих. Требования - улучшить условия труда, питания, сократить продолжительность рабочего дня хотя бы до 12 часов. Забастовку подавили при помощи войск, арестована большая группа путейцев, в 1916 году приговорены к различным срокам заключения около ста рабочих.
*** Как проявилась либеральная интеллигенция в октябре 1905 года хорошо иллюстрировано в работе А. Солженицына "Двести лет вместе" Часть 1, гл. 9. Вот события в Москве, описанные газетой "Киевлянин": "Офицер возвращается из японского плена и октябрьские дни прибывает в Москву. Поначалу он растроган до слез щедростью царского Манифеста, открывающего пути, благотворные для страны. А встретил он от московской толпы, по одному лишь своему виду боевого офицера во фронтовой защитной форме, – "опричник, ставленник, царский холоп…". В большом митинге на Театральной площади он слышит, как "оратор призывает к борьбе, к разрушению". А другой – "долой самодержавие!".
А это отчет сенатора Е. Турау о событиях в Киеве: "В это время участниками толпы были изорваны в клочки находившиеся в зале Думы императорские портреты, а также поломаны зерцало и царские вензеля, устроенные на думском балконе для иллюминации. В Думе всю мебель разломали, из разбитых шкафов выбрасывали деловые бумаги и рвали их. Толпа перед Думой всё возбуждалась, с крыш остановленных трамваев ораторы произносили зажигающие речи. Уважение к национальному чувству народа, к предметам его почитания было забыто. Казалось, одна часть населения… не стеснялась в способах выражения своего презрения…".
**** Однако не следует идеализировать патриархальную буржуазию, эти силы достойны друг друга. Сразу после выхода манифеста, в столице была сформирована, так называемая "Белая лига", которая стала формировать свои отделения в провинции. В тайную лигу входили исключительно офицеры и казаки среднего звена. Заявленная цель – физическое устранение(!) членов Государственной думы и либеральной интеллигенции. Парадокс в том, в своей ненависти, эти стихии сольются против трудового народа, скажем, как в Барнаульском контрреволюционном мятеже, в июне 1918 года. Цель для них оправдывала любые средства, здесь и надо искать истоки идеологии Белого движения. Совсем недаром американский генерал У. Гревс, куратор Верховного правителя, признался: "Я сомневаюсь, что можно указать за последнее пятидесятилетие какую-либо страну в мире, где бы убийство могло совершаться с такой легкостью и наименьшей боязнью ответственности, как в Сибири во время правления Колчака. Я не ошибусь, если скажу, что в Сибири на каждого человека убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами". Но это уже другая история.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
