Елена Безрукова,
поэт:
Я не то, чтобы лукавлю и говорю: "мне все равно, читают меня или нет, печатают меня или нет" – так не бывает; но самое ценное для меня во всем этом – состояние, в котором я пишу. Оно настолько уникально - физические свойства мира меняются, и ты чуть ли не чувствуешь, как молекулы воздуха колышутся у твоего лица. Это, наверное, перекликается с состоянием, в котором человек чувствует себя живым; тем, в кого помещена частица Божия.
* *
По усталости уличных плит
Март пройдет тяжелей, чем эпоха.
Нас ли доза весеннего вздоха
От вселенской тоски исцелит?
Мы смеемся, жуем шоколад,
Ждем трамваев, теряем перчатки,
Но сквозь лица видны отпечатки
Жесткой воли откуда-то... над...
Солнце выкажет мартовский лед,
Где-то в долгой репризе плутая.
Как разрознит слова запятая,
Так и слово миры разведет.
Жизнь размерена, как пересказ,
И крестами расстелены тропы,
И еще бесконечно до пробы
Восхожденья кого-то из нас.
Мы пока еще розним миры
Осторожно, молчком, исподлобья.
Мы пока еще только подобье
До поры, до последней поры...
* * *
Пронесутся птицы над водой
Неподвижной, как во тьме колодца.
И в туманном воздухе сыром
Их немые крылья зазвучат.
Небо голубиное мое
В воды полинявшие прольется
И погасит солнца уголек,
И к земным притронется плечам.
Здесь, в успокоении земном,
В моросящем воздухе высоком
Речью человеческой моей
Не спугнуть божественную тишь.
Ты, моя нездешняя любовь,
Вырвешься из сердца одиноко
И к поникшей ветке над водой
Жертвенно и немо полетишь.
* * *
От сонного детства останутся детские сны,
Сквозь пальцы вода — чей-то окрик, и вздох,
и "Прощайте!".
Мы вышли куда-то, и думали, что спасены,
Как птицы из гнезд в направленьи, которое — счастье,
Чтоб замысел божий почувствовать в чьей-то душе,
Что камень найти, о который не жалко разбиться.
Прощай, моя радость, поскольку еще и уже
Любовь — слишком гордая вещь для того,
чтобы сбыться,
Всего-то — частица какой-нибудь фразы витой.
Чем громче слова, тем верней — о каком-нибудь вздоре.
А выгляни — город заполнен весенней водой
По самое горло, по самое синее море.
* * *
Ты — пропажа, ты — всего лишь сказочка.
Ты — душа в нездешних облаках.
Как бы я везла тебя на саночках.
Как бы я качала на руках...
Пела песни вечерами зимними,
Как бы засыпал ты им в ответ.
Как бы я звала тебя по имени,
Если появился б ты на свет...
А стекло узором заморожено,
И зима — пощечиной — резка.
Что осталось, что осталось, боже мой?
Только боль в измученных висках.
Только снега светятся хрусталики
Через сумрак серо-голубой.
Почему ты не со мною, маленький?
Чем я виновата пред тобой?
* * *
Тяжело, по дороге
Непыльной, неведомой, бренной.
Не послушав тебя,
Я успела устать и простыть.
Что же — быть утомленной —
Как то же, что быть современной,
Быть немного насмешливой —
Значит, неглупой прослыть.
Спишем это на юность —
С поправкой единственно верной:
Быть не очень-то зрелой —
Не то же, что быть молодой.
Это ты — молода
С добротой беспокойной и щедрой
И с лицом, что светлее
Становится с каждой бедой.
Ты меня бережешь —
И беде просто некуда деться.
Ты добрее иных —
И тобой мой покой защищен.
Ты красивее всех —
Это я утверждаю из детства,
И поэтому я
Не могу ошибиться ни в чем.
Мне за умным прикидом
Так трудно вести себя мудро,
А с тобой мне легко
Даже глупость любую болтать.
А на главное слов
Не хватает всегда почему-то.
Мама, я отыщу их.
Мне только бы не опоздать.
* * *
Д.В.
Одиночество — суть, остальное — обман и усталость.
В темной кухне молчать и в окно сигаретой дымить.
Это просто зима в сне глубоком своем застоялась,
Точно снега по грудь — и не выйти, и не растопить.
То ли нервы напрячь — и упрямо искать и пытаться.
То ль теченье найти — и неси, голубая вода.
Я стремлюсь к пониманью, и в этом мое святотатство,
И теряю рассудок — и в этом моя правота.
Вера в глупое чудо и неба кусок голубого,
Кто-то близкий с тобой — вот бесхитростная благодать.
Если то, что глядит со страниц наших детских альбомов,
Растерялось, так значит, нам нечего больше терять.
Только солнечный луч пробежится по сонной постели,
И откроется день и с собой принесет что-нибудь.
Если мы одиноки — то попросту мы повзрослели.
И пора выходить на большой и неведомый путь.
* * *
Ночь бьется о стекла и все норовит
Во впадину сердца чьего-нибудь влиться.
А взгляд одиночества жалок на вид.
А время течет не в минутах, а в лицах.
С назойливым ветром слились еще те,
Что где-то в корнях моей памяти нервной.
Куда же теперь мне в моей нищете,
Как долгой зиме до проталины первой?
А вы — не нужнее схожденья с ума,
Не трепетней чашки остывшего чая,
Когда в эти окна вторгается тьма,
Ненужной растрате меня завещая
Выстраивать мысли в один звукоряд
Над белым листом, как создатель над сенью,
Где речи огнем богохульным горят,
Но строки мерещатся, как воскресенье.
