Конечно, политическая ностальгия по советскому прошлому древнее бытовой, там все понятно и ясно – есть сторонники той системы, есть ее противники, и они обозначились еще до того, как система исчезла. Но тоска по светлому советскому быту должна была появиться спустя какое-то время. Как говорила моя бабушка: "Вот наедитесь "сникерсов", а дальше-то что?". Наелись и стали вспоминать вкус "того самого лимонада", цвет "той самой колбасы", запах "той самой водки", колкость "того самого шарфика" и крепость застежки "того самого комсомольского значка". А они, "те самые", не то, что теперь.
Да… Были лыжи в наше время...
Вот и я хотел бы вспомнить обо всем этом в юбилей последней в моей жизни демонстрации на 7 ноября. Ровно 20 лет назад я в последний раз прошел в праздничной колонне по Ленинскому проспекту в день рождения Великой Октябрьской Социалистической Революции.
Недавно был составлен "западный" список песен, от которых плачут мужчины. От песни "Очень хочется в Советский Союз" группы "Ундервуд" я, конечно, не плачу. Но, когда я ее слышу по радио, слеза иногда наворчивается. Это от того, что у меня там было детство. В детство хочется, снова и снова. Потому что это самое светлое время, когда все хорошо (если все хорошо), когда ты не замечаешь плохого (если это только не больно или горько), зато счастьем может оказаться даже суррогатная плитка "Пальма". Другое дело - подростковый возраст, который сам по себе крайне тяжел, дерганен, критичен ко всему на свете, так еще он, как на зло, попадает на вторую половину 80-х, которые... Ну, вы помните. Вот эта песня про 70-е и первую половину 80-х. А дальше, дальше будет сегодняшняя моя "ностальгичка".
Итак, последняя моя демонстрация (в мае 91-го я уже тоже, не помню уже по какой причине, не пошел) случилась ровно 20 лет назад. Наше доблестное среднее профессионально-техническое училище № 12 имени 50-летия ВЛКСМ имело массу преимуществ, но 7 ноября и 1 мая все его прочие преимущества отступали в сторону перед стратегическим – наша "фазанка" стояла (и стоит, дай ей бог еще 50 лет жизни, как минимум) на площади Октября.
Представляете, всем участникам революционного карнавала надо было собираться в колонну на улице, ждать своей очереди, чтобы двигаться вперед, а мы спокойно тусовались у себя дома до свистка, и идти нам всегда нужно было не так уж и много.
Как говаривал наш военрук: "Демонстрация - дело добровольное, но прийти должны все"...
Колбаса
По случаю Великого Октября мы позавтракали в столовой без традиционного построения. Ну, знаете, систему ПТО (ФЗУ) придумали за год до войны, чтобы, значит, можно было мобилизовать подростков взамен ушедших на фронт взрослых и применять к "фазану"законы военого времени. Поэтому ПТО до самого распада СССР была весьма военизированной системой. Мы носили форму, строились на развод перед учебой (все училище стояло в каре по группам, сдача рапортов директору, равняйсь, смирно, вольно, разойдись). Построение и сдача рапорта учителю перед входом в класс. По звонку с урока - построение в проходах класса: "В затылок равняйсь, смирно, товарищ преподаватель, группа Н-12…" – "Вольно, урок окончен, разойдись". Та же бодяга у врат столовой: "Группа становись, равняйсь, смирно, товарищ дежурный, группа СР-21 для приема пищи построена…" – "Группа, направо, справа по одному в столовую шагом марш…". Черт, жалко, что нас не заставляли с песней ходить по ступенькам в наш полуподвал за едой.
Так вот, на завтрак нам сварили вареную колбасу… Э… Непонятно? Ну, колбасу вареную вы видели? А если она чуть дольше похранится, она зеленеет на срезе. Ну так это с консервантами не зеленеет. А без них – еще как. (И не спрашивайте меня, почему – с 88-го я состоял в профсоюзе машиностроителей, а не пищевиков). Ну вот, ее вареную и варили. Отрежешь так с сантиметр толщиной кругляк, а он в воде разбухнет, станет двояковыпуклой склизкой розово-серой линзой. В принципе, как сосиска. А сосисок я в нашем училище отродясь не видывал.
На гарнир у нас была как всегда толченая картошка. К гарниру традиционно в нашем училище давали по 2 тефтели с большой порцией оранжево-розовой мутной подливки (и так минимум три дня из пяти в неделю в течении 3,5 лет. С тех пор я не понимаю Карлсона, который любит тефтельки), но по случаю праздника, как сказано выше, была тавтологическая вареная вареная колбаса.
На сладкое – кисель из облепихи. В те годы ее на Алтае почему-то пихали во все. Как-то в очереди за пивом на "Поле чудес" какой-то синий душман ответил на глупый вопрос: "Какое пиво?" – "Облепиховое". Очередь заценила шутку.
Лимонад
После сытного обеда – самое время перекурить. Сигарета в нашем училище стоила 60 рублей. Бесплатно ее можно было курить на той стороне Октябрьской площади (это у ДК БМК). 60 рублей – это была наша месячная стипендия. Вот так директор и шутил – сигарета стоит 60 рублей, т.е. кого застукали, тот и без стипендии.
До Павловской реформы оставалось каких-то пару месяцев (январь 91-го), и все наши деньги, хранимые на счетах в Сбербанке (а стипендию и ту половину зарплаты с практики, которую не отбирало себе училище, нам на руки не выдавали, а клали на счет) скоро обесценятся. Но тогда 60 рублей – это было очень много. Ну, как бы вам сказать, сколько. Э… Ну, это 5/6 билета туда-обратно до Тбилиси из Новосибирска. Не понятно? Или 300 пустых бутылок.
А сейчас мы стояли за гаражами (а вовсе не на той стороне площади) и курили один "Полет" на троих. Табачный кризис был настолько жутким, что даже солидные люди собирали дома в баночку окурки, а на дачах пытались разводить махорку. Мы же умудрялись докурить эту несчастную "полётину" (овальные сигареты без фильтра, кажется 15 копеек пачка, если не прав, поправьте) до конца, гоняя ее "в цыгана" по кругу. Когда пальцы уже не не могли держать обжигающий пятимиллиметровый окурок, его просто трясли в хитро сложенных ладошках, вытягивая через дырочку между большим и указательным пальцем драгоценный дым.
Какое уж тут опасение директорских репрессий к курильщикам, если многие смолили лет с 14? А кто не втянулся в четырнадцать, все равно втянулся не на первом, так на втором или на третьем курсе. А что делать, если вся группа на перемене сбегает за гаражи курить? И почти все уилище тоже. Скучно же одному на перемене. Да и на заводе – все в курилку, а ты куда?
Там же за гаражами пацаны со второго курса зачем-то пытались разлить бутылку "Пшеничной" в три отпитые бутылки лимонада "Исинди" через воронку, сделанную из какой-то газеты…
Колючий шарфик
Вообще-то, пацанов можно было понять – а нефиг большевикам делать свою революцию в такое сволочное время. Не могли перенсти всю бодягу на лето? Подморозило. Грязь на газонах заледенела, снега было еще мало, и грязь эта придавала расцвеченному флагами городу какую-то неряшливость и неустроенность. Холод держался где-то в районе 10 градусов ниже нуля. Но будь это март, было бы даже жарко. А тут с непривычки морозец пробирал. Да еще и мело, ветерок был ни то чтобы сильным, но противным.
Тоскливо и пасмурно. И холодно. И делать нечего. А что еще остается?
Хорошо еще, что мастера (мастер производственного обучения - этакий дядька-воспитатель, приставленный к каждой группе пэтэушников. А представьте, 600 парней закрыты в стенах училища на 10-12 уроков. Им от 15 до 19 лет, на дворе март, гормоны играют и до массовых драк недалеко. Куда без мастера?) забили на нашу форму. Да и мы, признаться, тоже. А то ,помню 7 ноября 88-го, вот также было холодно, и шел снег, а старшие ребята с тогдашнего 3-го курса шли на демонстрацию в холодных форменных синих курточках и фуражках с кокардой ПТО. Нащ-то мастер был "не кадровым", только что с завода. Разрешил нам прийти в своем, только в цигейковых форменных шапках с перецепленными с фуражек кокардах.
И то верно, мы ведь свои синие (до пола) плащи из мягкой (сто лет уже не модной) болоньи, выданные нам вместо курток, уже в первый же месяц учебы загнали во вьетнамское общежитие. Рублей по 15, кажется. Не знаю, что там из этих огромных плащей делали те вьетнамцы, но ходить в такой стрёмоте никто из группы не решался. Правда, вот были у нас еще синие костюмы с пятиуголной эмблемой ПТО на рукаве пиджака (саржевый подклад на спине и груди, а на рукавах белая в полосочку ткань, похожая на матрасовку). Эту форму мы должны были носить весь первый курс. К счастью, в 89-м у нас уже были послабления, и форму носили станочники с электриками, а мы – чэпэушники – уже щеголяли в гражданском.
В 89-м на демонстрации в элементах формы были только отдельные третьекурсники, еще помнившие кулаки старых мастеров. А мы… А мы уже были не те.
Я был, кажется, в первом пуховике в нашем училище. Такой короткий, двусторонний японский пуховичок – голубой и зеленый, который какими-то неправдами год назад достали родители в КООПстрое (вообще-то, за него надо было папоротник собирать, но вы же помните те времена, когда к "черному ходу" распределения ширпотреба выстраивались всевозможные дорожки, тропинки и гати). А эти японские пуховики до китайского пуховикового бума, который накрыл Родину в 92-м, были даже моднее "алясок", в которых форсили модники середины 80-х, а теперь уже донашивали люди попроще.
Пуховик на мне был единственной "фирмой", все остальное было таким же простецким-советским, как и мой бело-коричневый шарфик из вискозы. Отдаленно похожий на мохеровый. Но такой колючий.
Комсомольский значок
Команды "строится" все не было. Училище сидело в зале ДК Профтехобразования (с которым мы делили здание) и пялилось в видак. По такому торжественному случаю нам бесплатно показывали "Полицейскую академию". Ту часть, где взбунтовались панки. Как сейчас помню: распухшая вареная колбаса и панки на экране – главные образы моей последней демонстрации на 7 ноября.
Как всегда, подлянка приходить, когда ты не досмотрел кино. Посреди фильма училище стали выгонять на построение. Нас пытались приладить у какого-то транспаранта с нарисованным комсомольским значком – но это уж фигушки. Третий курс – это же как дембеля. Не положено.
Да и что этот комсомольский значок тащить, вот еще. На все училище он к 90-му году был, пожалуй, только у комсорга СПТУ-12.
В 88-м у нас в группе была самая большая комсомольская ячейка на первом курсе. Аж пятеро на тридцать. В других группах едва по трое набиралось. Помню, в конце первого курса комсорг пришел к нам с пачкой бланков для заявлений на вступление в ВЛКСМ. Такие с синенькими отпечатанными буковками, со всеми орденами и прочая… Провел беседу, стал нас – некомсомольцев – агитировать. Рассказал о славных свершениях и надеждах партии на молодежь. Ушел: "Ну, не буду вам мешать принимать важное решение". Из бланков 15-летние гопники наделали самолетиков – вот и вся комса. А на втором курсе со значком вообще на всю "фазанку" (кроме, опять же, комсорга) остался наш Сашка.
Другие-то еще на первом поснимали. А Сашка носил. Маленький, толстенький, вечно краснеющий, вечно встревающий в разговор, э…, как бы их назвать-то, "авторитетных" одногруппников, да еще и хорошо учится – ну чем не мишень для затрещин, саечек и ударов под дых? А тут еще один на всю "фазанку" в значке.
"Так ты еще коммунист! Комуням-ням-ням" – и кэ-ак на ему в солнечное сплетение. С первого курса старшекурсники его так и кнокали по нескольку раз на дню. Не снял. На втором - взялись кнокать свои. И ведь какой значок носил – армейский, на шпеньке с закруткой. А кулак норовил вначале в значок, чтоб шпенек в грудь вдавить, а потом "под солнышко"… Носил.
Я Сашку за это уважал.
Но нам зачем этот транспарант было нести? Да еще без рукавичек.
Водка
Ну, мы-то, конечно, ее по "Исинди" разливать не стали. Зашли за гаражи, приложились, погрелись. Собственно, это была первая водка в моей жизни. Противная, честное слово. Как вы ее пьете?
Вот уже и выходить. Мастера с преподами суетятся, покрикивают. Военрук тоже грозит: не отставать. Ага, мы ж – Трудовые резервы, мы идем чуть ли не самыми первыми. Точнее первыми – "фазанки" речников и железнодорожников, у них форма краше (ходили слухи, будто бы пацаны из этих училищ после демонстраций обязательно устраивали драку, но это только слухи). А мы идем за ними. Нас подгоняют. Почти бежим мимо рядов школьников, что притулились по Ленинскому со стороны обувного. И дальше, дальше. Шары, флажки, транспаранты. От бега теплеет.
Хлоп, хлоп – пошел второй курс лопать шары школьников на бегу. Второй курс – самый отмороженные пэтэушники. Мы-то, третий курс, месяцев шесть из десяти учебных на заводе на практике пропадаем, так что училище все в их власти. Вот они и куражатся. А чего, до экзаменов далеко, а они самые старшие.
Это второкурсники чаще всего в коротенькие красные флажки (в самый их верх) вставляют английские булавки. И не видно булавок. А ты идешь мимо школьниц с шариками, наклонил чуть флажок – хлоп…
Эти вон похлопали на бегу, кто-то из них и выдал "пионерскую" речевку: "Сила есть – ума не нужно – вот девиз отряда "Дружба"". Гы-гы-гы, сами пошутили, сами ржут. И еще задираются с десятиклассниками. Весело им, гопотинушкам, на празднике 7 ноября.
Встали напротив строительного технаря. Ну, как всегда, кто-то что-то не так спланировал – то бегом, то стоим. Стояли, грелись тайком от мастеров водкой – метёт же, холодает. В туалет охота…
В этот праздничный день туалеты открыты в любом дворе главного проспекта города. Ну а мы-то что – хуже? Зашли. Там еще таких же трое. Из 38-го, кажется, были или 36-го училища. Нашли общие темы, разговорились, то, сё... Пока болтали, наша колонна куда-то ушла. Догоняй их теперь. Да и не охота особенно. Чего мы там не видели?
В общем, так и закончилась моя последняя демонстрация на 7 ноября. До того момента, когда с меня начнут забирать ныне забытый советский налог за бездетность оставалась неделя...
Вот такая ностальгия. Не очень, да, воспоминания? А что вы хоите? 1990 год, ноябрь, холод, метет, подростковый возраст - что еще может быть тошнее? А вы свою последнюю (в Советском Союзе) демонстрацию помните?
Самое важное - в нашем Telegram-канале
