Жизнь

Другая сторона войны

За годы Великой Отечественной было репрессировано 1200 солдат, призванных из Алтайского края.

Слово "война" вызывает вереницу привычных образов. Твердые лица, выцветшие гимнастерки, красные звездочки. Атака. Танки. Медаль "За отвагу". Тонкие листочки старых писем в бабушкином альбоме. "Жди меня, и я вернусь". Красные гвоздики. Мой дед дошел до Берлина. Мы победили фашистов... 

Между тем, у войны есть еще одна сторона. Совсем негероическая, страшная и пронзительно печальная. Чужая воля, тупая и грязная сила - против нее были бессильны 1200 солдат, призванных в Красную Армию из городов и деревень нашего края. И их семьи...

В краевом управлении архивного дела, в "Мемориальной комнате жертв политических репрессий на Алтае" проходит выставка документов "И это тоже война". Она рассказывает о репрессиях, которыми подвергались советские военнослужащие в годы Великой Отечественной. Основная масса репрессированных: рядовой и сержантский состав. Те, кому пришлось нести основные тяготы войны.

На стендах - "дела", которые во множестве "шили" в начале войны. Пухлые папки с грифами "Совершенно секретно" содержат протоколы допросов, вещдоки с корявыми подписями "Изято у миня при обыски", чистосердечные признания... Здесь же - тюремные фотографии подсудимых анфас и профиль, портреты цветущих блондинок, причесанных по довоенной моде, снимки детишек в пионерских галстуках. Людей, которым все это принадлежало, давно нет в живых. Их расстреляли в самый кровавый период войны: в 1941-1942 годах за измену Родине и антисоветскую агитацию.

- Эти документы были закрыты, до 1993 года они находились в архиве ФСБ, - говорит Андрей Колесников, главный археограф отдела информации и публикации документов управления архивного дела администрации края. - Потом ФСБ, согласно указу Президента, стало передавать архивно-следственные дела в Центр хранения специальной документации при краевом архиве. Поначалу документы из ФСБ к нам машинами возили, потом их стало все меньше... Я думаю, фээсбэшники передали нам 85-90 процентов секретных дел.   Измена Родине

Андрей Алексеевич, изучивший сотни архивных дел, не особенно верит старым фильмам про войну: он говорит, что они правдивы лишь отчасти.

- Конечно, наши солдаты воевали героически. Даже массовый героизм был. Но правда и то, что в первые месяцы войны в плен сдалось несколько миллионов человек. Люди попадали в безвыходные ситуации - их захватывали целыми полками, дивизиями... Кто-то стрелялся, конечно, но большинство сдавалось в плен.

В психиатрии есть такой термин - "сверхценная идея". Это идея, которая занимает в сознании доминирующее положение и подчиняет себе всю человеческую жизнь. Такой идеей могла быть, например, победа коммунизма во всем мире или сыновья любовь к товарищу Сталину. Конечно, человеку с такой идеей в голове было проще застрелиться, чем попасть в немецкий плен. Но для большинства людей дороже, чем товарищ Сталин, была собственная жизнь. Любимая жена, которая одна в маленькой алтайской деревне поднимала четверых детей...

Немецкие листовки и сейчас кажутся шедеврами пиар-технологий: "Неужели среди вас нет людей смелых и решительных, по-настоящему, а не по-сталински любящих свой народ? Задумайтесь над этим и сделайте единственно возможные выводы: поверните штыки против ваших угнетателей - сбросьте их со своей шеи".

Фашисты разбрасывали с самолетов "пропуски": "Предъявитель сего, не желая бессмысленного кровопролития за интересы жидов и комиссаров, оставляет побежденную Красную Армию и переходит на сторону Германских вооруженных сил. Немецкие офицеры и солдаты окажут перешедшему хороший прием, накормят его и устроят на работу".

- Немецкая агитация ложилась на хорошую почву, - говорит Андрей Алексеевич. - Все наши солдаты были свидетелями большого террора, пик которого пришелся как раз на предвоенные годы. Это была политика ликвидации целых социальных слоев, которые в принципе могли быть враждебны существующему режиму. Уничтожались зажиточное крестянство, бывшие купцы, духовенство... В эпоху большого террора 1937-1938 годов почти поголовно расстреляли священиков, псаломщиков, церковных старост, даже сторожей... Только два священника "отделались" десятью годами лишения свободы.

В те годы очень много было лагерей в Алтайском крае: на Куете, в деревне Боровлянке, в бывшем женском монастыре в Горно-Алтайске (лагерь назывался Кызыл-Озек), поселок-лагерь Пехьяново, лагерь на реке Белая Сектелет...

Люди видели все это и не доверяли своей власти. А власть держала людей в страхе: наказывала не только за поступки, но и за намерения. Так, рядовой Прокопий Мжачих из деревни Лаптев Лог Угловского района, "выражал намерение перейти на сторону противника". Военным трибуналом 384-й стрелковой дивизии он был приговорен к расстрелу, каковой приговор и привели в исполнение в тот же день...

Среди личных вещей, конфискованных у военнопленных, есть очень любопытные. При отступлении оккупанты бросили в сарае пачку снимков, сделанных ими на нашей территории. Наш солдат, который был у них в плену, подобрал эту пачку. Оказывается, немцы горячо интересовались архитектурой, чтобы было что показать, "из дальних странствий возвратясь". Есть фотография, на которой запечатлены демонтированные памятники Ленину и Кирову.

Кстати, за эти фотографии пленному пытались "пришить" антисоветскую пропаганду". Но разобрались, все-таки и тогда не всех подряд мели. Направили солдата в штрафную часть, а что было с ним дальше, архивисты не знают.

Антисоветская пропаганда

"Антисоветских пропагандистов" среди солдат с Алтая было еще больше, чем "изменников Родине". "Среди бойцов проводил антисоветскую агитацию пораженческого характера, клеветал на советскую власть, восхвалял гуманность фашистской армиии..." - читаем в приговоре.

- Этот солдат рассказывал, что в германском плену не так уж плохо, - говорит Андрей Алексеевич. -  Он встречал красноармейца, который побывал в плену. Немцы хорошо кормили этого красноармейца, а главное - сделали ему протез, бойцу ногу снарядом оторвало. А потом отпустили. Вывели из лагеря и сказали: вон твои войска, иди...

История про добрых фашистов действительно звучит, как антисоветская пропаганда. Вспоминается история про Зою Космодемьянскую... И еще десятки таких историй, читанных-перечитанных в пионерском детстве.

- Везде было по-разному, - говорит Колесников. - Немцы относились к пленным где лучше, где хуже. Многое зависело от начальника лагеря. Все люди разные: и немцы, и русские... От национальности это точно не зависит.

И ведь дело еще в том, что солдаты не считали свои слова антисоветской агитацией. Они просто хотели обсудить ситуацию. Им говорили, что война будет вестись "на чужой земле, малой кровью"... А происходило обратное. В первый период войны, самый кровавый, люди просто терялись.

- Ну вот Михаил Ильич Занин из Усть-Мосихи Ребрихинского района "клеветал, принижал заслуги руководителей армии". А ведь в первые месяцы войны такое обвинение звучало просто анекдотично - невелики они были, эти заслуги. Он говорил: "Передают, что наша армия имеет потерь меньше, а немецкая - больше, такую передачу я и слушать не хочу". "Восхвалял мощь немецкой армии" - но немецкая армия в то время стоила того, чтобы ее одобрять: мощные танки, самолеты, пехота у них была посажена на машины... Его расстреляли. А за что? За то, что он думал. За то, что не хотел, чтобы ему врали.

При этом "антисоветские агитаторы" не были трусами - так, репрессированный в 1943 году за "контрреволюционные измышления" рядовой Николай Мишкин из села Камышенка Залесовского района имел медаль за оборону Ленинграда.

Иногда людей подводили под статьи, сводя таким образом личные счеты. Яков Вдовенко из села Большая Елань Чарышского района поссорился с командиром роты и еще одним красноармейцем, своим приятелем. "Такому другу, как ты - первая пуля, а вторая - политруку", - сказал он в сердцах. Военный трибунал Забайкальского военного округа расценил эти слова как террористическое намерение и Якова посадили на 6 лет.

- И на войне такие находились, кто доносил на своих друзей, - говорит Колесников. - В то время это было вполне естественно.

Члены их семей

Дома у репрессированных красноармейцев оставались родители, жены, дети. В тылу приходилось немногим легче, чем на фронте. Изнурительная работа, голод - и, главное, вечный страх, что принесут похоронку.

- Приходил к нам уполномоченный с района, собирал вещи для посылки на фронт, - вспоминала военное время одна старенькая сельская учительница. - Я ему новые валенки отдала - как раз перед войной катала, загляденье, а не валенки. Думала, может, как раз моему брату попадут. А потом смотрю - валенки-то на уполномоченном. Но сказать я ему ничего не посмела, тятя мой считался кулак, в войну его сразу в трудовую армию забрали, в Рубцовске какой-то завод строить. Там он и помер от аппендицита - к "врагам" врачей не особенно звали.

Хуже похоронки было, если муж, брат или отец оказывался "предателем". Собирали всех, со стариками и детьми, и высылали в отдаленные места, в Красноярский край.

"Ковширо Евдокию Васильевну из села Новороссийка Кулундинского района выслать... " - значится в документах.

- Чего из села Новороссийки-то высылать? Куда еще дальше?

- У нас все-таки юг, хоть и Западной Сибири. А на севере Красноярского края климат более суровый, и жить там было гораздо труднее...

Самое важное - в нашем Telegram-канале

Чтобы сообщить нам об опечатке, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter

Комментарии
Рассказать новость