"Чингисхан" и "Битлы"
- Первый вопрос очень простой: как вы полюбили музыку?
- Музыка была всегда про меня. Я был студентом в университете, у меня была своя группа. Я пел The Beatles, Slave и Smokie когда-то. В общем, интересовался ею, сколько себя помню.
- Правда ли то, что в университете вам запрещали играть песни на английском, и, чтобы этот запрет обойти, вы создали клуб любителей английского языка?
- Было такое (Смеется). Английские преподаватели придумали эту фишку. Была у нас такая великолепная преподавательница по фамилии Жуковская. Она придумала сделать английский разговорный клуб, и мы должны были играть от имени этого клуба.
Я помню, что мы исполняли песни шведской группы The Gun. Одна песня была политическая, а нас просили переводить тексты. Я переводил сам, причем неправильно. Кафедра знала, о чем песня, но уроды, приходящие на проверку, ничего не понимали в английском. Соответственно, я мог врать, как хотел.
Подобное было, когда я работал ди-джеем, вел дискотеки. Там тоже все проверяли. Например, была такая группа «Чингисхан». У них была песня «Moscow, Moscow», которая была в стране запрещена. Но я перевел ее по-другому, сказал, что эта песня посвящена Олимпиаде-80 в Москве. Мне поверили.
- Известно, что вы включали рок и детям в школе, когда работали учителем истории.
- Включал. Я был преподавателем у старших классов. Например, стояла тема «Гражданская война в Америке», и я включал им блюз.
"Гудбай, Америка" в Барнауле
- А как началась ваша карьера концертного организатора?
- Это так странно началось. Шел 1987-й год, я работал учителем и еще читал лекции о рок-н-ролле. В Барнауле был рок-клуб, в который меня назначили президентом. И я сделал фестиваль «Рок-периферия» в 1987-ом, потом еще два раза - в 1988-1989. А в 1990-м сделал «Рок-Азию». Получается, четыре года я делал фестивали, которые здесь проходили, и работал в школе.
Первый же концерт, который я организовал в жизни, - это концерт группы «Наутилус Помпилиус». Тогда их никто не знал. Я провел концерт во Дворце химиков в 1987-м и подружился с Бутусовым. Он мне тогда такую вещь сказал: «Если концерт хорошо проведем, давай купим пивка». А я говорю: «Я уже все купил, не ссы».
Мы пошли бухать в квартиру на Соцпроспекте. И мы там сидим на полу, пьем. А Лешка Могилевский, который на саксофоне играл, говорит Бутусову: «Слав, ну спой эту песню-то, новую». Бутусов отвечает: «Нет, не буду, сам спой», и Леша берет гитару и поет. Это была «Гудбай, Америка». Они первый раз ее спели в Барнауле.
- Как получалось собрать музыкантов и устроить фестиваль «Рок-периферия», работая при этом учителем истории?
- Когда такая мысль пришла в голову, был октябрь 1987-го года. За месяц до этого в Екатеринбурге в первый раз собралась рок-федерация страны. Там были все. Я никого не знал. В Екатеринбурге играли «Чайф», Башлачев и «Наутилус». Мы вышли с Башлачевым в курилку, а у него руки стертые, в крови. Я говорю Башлачеву: «Сань, у меня фестиваль будет через неделю». Но он отказался приезжать, был занят. Зато я взял других музыкантов.
После этой федерации я знал всех, и меня все знали. Вторая федерация уже была здесь, в Барнауле. Собрать музыкантов на фестиваль уже проблем не было. Были проблемы только с райкомом партии и КГБ. Они не понимали, как может быть учитель истории, который включает рок-н-ролл.
Еще на этот фестиваль пришли бандиты. Они угрожали нам - мол, будут нас бить. Я своим сказал: «Чуваки, давайте я пойду к ним и договорюсь». Я вызвал главного и говорю ему: «Давай ты будешь у меня со всей своей братвой охраной». Они согласились и охраняли нас. У меня не было в охране ментов, у меня в охране были бандиты.
- Что значила «Рок-периферия» для сибирской публики?
- В 1987 году рок-н-ролл был запрещен, и тут его открыли. Его только что нельзя было сделать, и тут мы его сделали. Это было событие.
"И тогда я звоню Артемию Троицкому"
- Самым значимым фестивалем Барнаула в те годы была все же не «Периферия», а «Рок-Азия-90». Как вы ее делали?
- В 1989 году я провел фестиваль «Рок-периферия», пришел домой, и мне жена сказала: «Еще раз ты куда-то уйдешь, можешь уходить навсегда». Я сказал ей, что больше такого не будет, всей это рок-н-ролльной фигни.
Но в ту же ночь я проснулся. Позвонил Артемию Троицкому, говорю: «Артем, у меня идея пришла – "Рок-Азия». Он спросил: «В смысле?». Я объяснил: «Берем этно-рок». Он сказал: «Офигенно».
Через несколько дней по телику выходит программа Троицкого, и он говорит в ней, что есть такой человек, Колбашев, он устраивает «Рок-Азию» в Барнауле. Затем Троицкий объявляет мой телефон во всеуслышание по стране, и - все. Мне стали все звонить. Звонят и звонят. Жена спрашивает: «А что так много звонков-то?». Я отвечаю: «Не знаю». А потом одна из ее подруг сдала меня, сказала, что Колбашев организует фестиваль.
Я за год успел сделать фестиваль. Артем привез туда Питера Дженнера, первого продюсера Pink Floyd. Там у меня была японская группа, китайская группа, голландская группа No Longer Music».
Была даже такая история... Тогда нам кто-то даже дал вертолет. Мы с иностранцами облетели Белуху, потом сели на Телецком озере, где нас встретили местные. Оттуда мы улетели обратно в Барнаул и успели на концерт.
Потом на питерском фестивале «Аврора» все обсуждали, какой был лучший фестиваль в стране. Все говорили: «Аврора», «Аврора». Но Саша Липницкий, бас-гитарист из «Звуки Му», говорит: «Вы что, офигели? Вот мы все здесь сидим, и все были у Колбашева в Барнауле. Фестиваль лучший “Рок-Азия”». Ну и все признали, что «Рок-Азия» – лучший фестиваль.
Вот такой результат, хотя у нас ничего тогда не было. Факс не работал, приходилось подключать связи в администрации, где стоял телекс. По нему, кстати, у меня и шли переговоры с Питером Дженнером.
В 2010 году в Санкт- Петербурге я даже предложил Артемию Троицкому снова сделать «Рок-Азию». Он согласился. Мы пытались ее организовать, собрали оргкомитет, но денег не нашли, и тема был закрыта.
- Как иностранцы реагировали на условия, которые тогда были в Советском Союзе, в Барнауле?
- Мы делали все фестивали во Дворце химиков. Там было все плохо. Например, туалет был самый плохой, с дыркой. Там страшно воняло. Но рядом с Дворцом химиков был ресторан «Алтайские зори» с нормальным туалетом. Я туда пришел и попросил, чтобы иностранцы ходили к ним в туалет. Несмотря на все это, никто из музыкантов мне ничего не сказал. Тогда была перестройка, и для всех Россия была в новинку.
"И тут мне звонит Гребенщиков"
- Особый этап в вашей жизни - сотрудничество с Борисом Гребенщиковым и группой «Аквариум». Как оно началось и почему закончилось?
- Гребенщикова я знаю давно, с 1991 года. Тогда я сделал его первый концерт в Барнауле, в Моторщиках. Помню, тогда в стране был переворот. Боря вышел на сцену и объявил, что происходит в стране, и мы все офигели. Мы не знали ничего, а он знал.
После первого концерта я организовывал следующие, каждый год. Затем я перебрался в Москву в 2000 году, и мне предложили с «Аквариумом» проехать тур. И мы проехали все.
Тогда у меня была молодая жена, мы с ней разошлись, и я приехал из Москвы в Барнаул. Сидел на балконе, и тут звонок. Слышу в трубке: «Женька, это Гребенщиков. Слушай, у меня проблема. Мне нужен новый директор. Тебя предлагаю». Я говорю: «Дай подумать». Он офигел, я - тоже...
Я положил трубку, сижу и думаю: «Что я сказал? Так нельзя говорить...». На второй день Борька мне опять звонит: «Ну что, подумал?». Я отвечаю: «Подумал, приеду, завтра вылетаю».
Я прилетел в Москву, затем в Питер, захожу в студию, меня встретили... Гребенщиков мне дал задание. Его невозможно было выполнить. Я стоял на улице и думал, что надо уезжать. А потом я сделал все.
Через пару месяцев Гребенщиков сказал: «Я знал, что ты не сделаешь это, но мне так хотелось тебя проверить, и ты все сделал». Ну потом я и остался с «Аквариумом». Сейчас мы до сих пор общаемся, созваниваемся с Гребенщиковым... А ушел я потому что Боря, в отличие от Макаревича, например, любит менять составы музыкантов или директоров. Появилась молодая тетка, которая была любовницей клавишника.
Меня уволили, но Борька помогал мне, он приходил ко мне домой и давал мне отпускные.
- Что вам дал опыт работы с Гребенщиковым?
- Я не фанат «Аквариума», хотя шесть лет работал с ними, жил с ними, проехал много стран. Но Борька мне задал серьезный уровень. После Гребенщикова я не боюсь вести переговоры ни с кем. Мне плевать, потому что все знают, кто я. Боря дал мне статус.
Я когда в первый раз поехал с ними в Америку, то не знал, что делать, не понимал, что говорить, хоть и английский знаю. Этот опыт научил меня работать с серьезной группой. Все-таки я работал с гением, а Гребенщиков - гений...
Например, он спрашивает: «Жень, а у нас есть тексты Rolling Stones? А ну-ка найди мне». Я ищу, там была огромная библиотека. Гребенщиков говорит: «Я одну песню не знаю “Rolling Stones”». И он открывает текст, читает его и такой: «Все, я запомнил». Потом он берет гитару и поет, один в один. У Бориса феноменальная память.
Когда мы после концерта приходили в номер, где вся ботва собиралась, он пел песни, которые знал наизусть. Но с ним приходилось много работать. Каждый день я вставал утром, приходил первым на работу, Борька появлялся вторым. И я больше никуда не ходил. Я иногда выбирался на Невский, чтобы посмотреть, как он выглядит вообще. У меня шесть лет были только дом, студия и гастроли.
"Я плакал, когда умер Лукич"
- С какими группами вы еще работали?
- У меня было несколько групп, где я был директором. Первая - фольклорная группа «Песнохорки». Я сделал так, что их диски выпускались в Европе.
Потом я был директором многих музыкантов. Например, Болота Байрышева - сильнейший горловик мира вообще. Я его провез по всей Европе.
Далее я стал директором группы «Черный Лукич». Это надо слушать, потому что Дима Кузьмин, их солист, - очень крутой музыкант, из тусовки Егора Летова. Когда он умер, я ехал в поезде и плакал, как мальчик. Лукич - хорош. Его песня «Смешное сердце», кстати, играла в фильме Алексея Балабанова «Кочегар», в титрах. Тогда мне Димка позвонил и говорит: «Мне Балабанов заплатил деньги».
Кроме того, у меня был артист – Robert Lighthouse. Я делал ему 18 туров в стране. Мы спорили с Дэном Брауном, у кого больше концертов. У меня было больше.
С JC Smith у меня 10 туров, проведенных в России. Мы с ним делаем это давно, потому что он - мой друг.
Еще была группа «Ива Нова». Я помню, пришел на их концерт в клуб «Молоко» и влюбился. Я их провез по всей стране и сделал много концертов в Европе.
После них у меня никого не было, но сейчас у меня появилась группа. Я не трогал никого, и я был против директорства, но я нашел группу. Для недавнего фестиваля в Суздале мне надо было менять иностранцев на русских, брать неизвестных музыкантов. И тогда я нашел группу в Суздале. Это одна из лучших групп в России, которая играет блюз. Они настолько хороши, что я ничего не сделаю им плохого.
Я хочу выпустить их на кассете. Это не популярно в России, но популярно в Европе. Я делаю это за свой счет и не буду продавать. Я буду его раздавать. Это, скорее, для себя. Но CD мы тоже, конечно, выпустим.
Что написал Марк Алмонд в своей "сраной книге"
- Сейчас вы возите иностранных блюзовых артистов по России. Как это началось?
- Наверное, это был такой уход куда-то, чтобы что-то придумать после «Аквариума». И я начал их привозить в Россию.
- Как вам удается заманить больших американских блюзменов сюда?
- Они не опасаются сюда ехать. Я их зову и отвечаю за все слова, которые говорю. У меня всегда залы битком, поэтому музыканты долго не думают - ехать или нет. Они получают те же самые деньги, что и в Америке. Я не плачу им меньше, чем там. Соответственно, это работа. Ты едешь в Россию или Аргентину - какая разница? Другое дело то, что они меня лично знают.
- Работа с американцами отличается от работы с российскими музыкантами?
- Смотря с какими. С блюзовыми музыкантами различий нет, а между блюзменами и рок-музыкантами разница, конечно, есть. Один бытовой райдер групп «Аквариум» или «Машина времени» стоит десятки райдеров иностранных блюзменов.
- Какие были самые необычные требования в райдерах?
- Когда я работал в «Аквариуме», у меня был друг Вовка Сапунов, директор «Машины времени». Мы с ним созванивались. Я говорю: «Вов, у тебя что стоит в бытовом? Бухло какое?». Отвечает: «Коньяк». А у меня текила. И мы с ним согласовывали бухло. Наверное, это самое необычное.
- Не было ли у иностранцев отказов ехать в Россию из-за политических мотивов?
- Был отказ. Один артист не захотел ехать из-за политики. Я не буду говорить, как его зовут. Когда он отказался, все музыканты написали ему: «Fuck You». И я то же самое ему написал.
- А что за история с исполнителем Марком Алмондом? Что он написал о Барнауле?
- Он приехал сюда, потом уехал обратно и издал книгу, даже две книги. Он написал в своей сраной книге, что его привезли в Барнауле в какой-то акушерский дом, что-то такое... Но на самом деле он жил в доме, где останавливался Ельцин, на горе. Потом он приехал в Россию записывать альбом с российскими музыкантами. С Гребенщиковым он тоже писал песню. Я его приехал встречать и говорю: «Я - Колбашев, который тебя привозил в Россию в первый раз. Помнишь?».
Он меня вспомнил. Я спросил, почему он такое написал. Он сказал: «Прости, брат, так надо было тогда, сейчас все нормально». В итоге я с ним отработал три концерта.
"Мы попали в настоящую войну"
- Какую музыку вы сейчас слушаете? Сейчас вам блюз интереснее, чем рок?
- Моя любимая группа – Rolling Stones. Я с ней живу, и был пять раз на их концертах. У меня весь дом обвешан Китом Ричардсом, потому что я люблю его. Книга «Жизнь» Ричардса – это лучшая книга, написанная про музыку вообще. Я с Китом общался один раз в жизни, в Ереване, и мне этого хватило.
Еще мне нравится, например, Ten Years After. Но лучшая группа России – это Markscheider Kunst.
- Как сильно коронавирус повлиял на музыкальный бизнес?
- 26 марта я приехал из последнего тура, у меня закончились 40 концертов, и тут все это началось...
С 29 марта у меня уже денег не хватает. Если еще будет полгода карантина, то закроется половина клубов в России вообще. Там, где мы работали, мы работать точно не будем. Сейчас надо просто выжить, вытерпеть. Скорее всего, я смогу вытерпеть до февраля, не более.
- Сейчас мероприятия разрешили. Вы уже проводили что-то?
- Я - директор очень крупного фестиваля, самого крупного блюзового фестиваля России, который уже 12 лет проходит в Суздале. Мы провели его 23-24 июля. Это был первый фестиваль, который открыли официально. Надо мной стоял губернатор Владимирской области и Роспотребнадзор и они смотрели на все это… На фестивале у меня было 5 тыс. человек и 15 групп. Из них 7 были сначала иностранными, пришлось их менять на русские…
После этого я был на фестивале Гребенщикова «Части света» и на «Стереолето» у Бортнюка. Остальные все закрыли.
- Вы строите какие-то планы на ближайшее время?
- Мы готовим фестиваль на следующий год. Еще я директор одного фестиваля в Грузии, которая сейчас закрыта, и я не знаю, что там будет. Мы сейчас планируем Суздальский фестиваль и фестиваль в Новосибирске, но никто не знает, что и когда будет.
Америка тоже закрыта, но у меня 27 проектов американских. Еще есть Израиль, Швеция, Италия, Германия, Сербия, Грузия, Армения, но ни один артист не работает сейчас, потому что нет рейсов вообще.
Мы попали в самую настоящую войну и ничего хорошего не будет.
- Чем вы занимались во время самоизоляции?
- Бухал. Еще готовил. Я очень люблю готовить, знаю кухню разных стран.
И еще я, конечно, читал. Я покупаю и читаю то, чего нигде нет. Например, журнал Moja английский. Там я смотрю рецензии на альбомы. Я читаю их и слушаю музыку. К тому же, покупаю очень много книг. В последний раз я купил книг на 11 тыс. рублей. Читаю на английском. Например, я купил «Дневники Че Гевары». Один – кубинский, другой боливийский.
Еще я купил книгу со всеми текстами Боба Дилана. Также я очень люблю Скандинавию. Например, я считаю, что норвежец Ю Несбе – один из лучших писателей мира. Есть еще Никлас Натт-о-Даг. Он написал две книги «1793» и «1794». Читать надо всем, это - жесть. Затем есть книга «Север и Юг» Элизабет Гаскель - про гражданскую войну в США. Тоже очень интересная.
Специальный вопрос
- Расскажите, что самое необычное случалось с вами в турах?
- Да много всего было... Когда-то мне давали свой самолет, свой поезд, такое сейчас невозможно даже придумать. Здесь у меня был Як-40, у которого мы выкручивали двери, чтобы затащить аппарат. Сначала это занимало часа три. Потом мы поняли, как делать это за 20 минут.
Я возил группы до Улан-Батора. У меня была такая история. Очередной тур, я приезжаю в Красноярск 20 октября, а у меня 20 октября у мамы день рождения. Я говорю пилоту об этом. И он предлагает: «Давай рванем сейчас в Барнаул, час туда, час обратно, не проблема». Он меня повез одного в самолете в Барнаул. В аэропорту я беру такси, поздравляю маму. Пилот стоит и ждет, я возвращаюсь, и он меня везет обратно в Красноярск.
С поездом была такая ситуация. Я приехал на границу России с Монголией, а у меня в багаже стоял аппарат. И на границе мне говорят: «Мы отцепляем багажный вагон». А у меня концерт в Улан-Баторе. Полковник твердит: «Ничего не могу сделать, такие законы». Но я ему сделал подарок, не денежный - не буду говорить, какой. Он дал мне два вагона старых, военных.
Когда мы приехали уже в Улан-Батор, я спросил у полковника: «Что делать с вагонами?». Он говорит: «Слушай, они твои». Я отвечаю: «Круто». В Улан-Баторе меня встретили наши военные. Я обращаюсь к ним: «Пацаны, вам нужны вагоны? ». Они спросили: «Какие вагоны?».
Я им сказал, чтобы забирали их прямо сейчас. Они офигели и забрали вагоны. Дальше не знаю, куда они делись.
Беседовал Антон Дегтярёв
Самое важное - в нашем Telegram-канале
