Банальное присвоение
Алтайский бизнес уральского промышленника Акинфия Демидова, как вы знаете, конфисковала императрица Елизавета Петровна спустя два года после его смерти — в 1747 году.
«После успешного дворцового переворота незаконнорожденная дочь Петра I и Марты Скавронской Елизавета банально присвоила все алтайские земли», — описывает ситуацию историк Вячеслав Должиков.
Демидов был мастером хитроумных деловых комбинаций и, как всякий олигарх, имел высоких покровителей. Но накопил долги по уплате пошлин и податей, и его наследников уже никакие отцовские «крыши» не спасли.
Императрице, вошедшей на престол в 1741 году, нужны были деньги, а в алтайской руде, в районе нынешнего Змеиногорска, нашли много серебра.
Елизавета послала на Алтай «оценщиков», которые почти вдвое, по мнению наследников, занизили стоимость демидовского имущества.
В итоге семья Демидовых за изъятое денег так и не получила. А императрице достался готовый бизнес: Барнаульский и Колыванский заводы, 93 участка отбора руд и рудников, неплохие дороги и мосты.
Одновременно она задала историкам загадку: а кому именно отошел бизнес Демидова? Некоторые историки полагают, что его национализировали — передали государству. Но большинство понимает ситуацию иначе: он перешел в личную собственность государыни, а не государства. Чувствуете разницу?
Мировая известность
В том, что «банальное присвоение» чужого бизнеса — штука выгодная, императрица скоро убедилась: алтайское имение принесло астрономические доходы.
Каждый затраченный рубль давал по 4–5 рублей, или 250% годовых, пишет историк Петр Голубев. Только в 1761 году чистая прибыль превысила четверть миллиона рублей — и это в то время, когда пуд ржаного хлеба (16,38 кг) стоил 26 копеек.
К концу XVIII века выплавка серебра на Алтае возросла с 200–300 пудов до тысячи и более в год. За несколько десятилетий здесь построили еще девять заводов — это был крупнейший в стране промышленный комплекс, специализирующийся на добыче и выплавке серебра и золота с попутным производством меди и свинца.
Добыча драгметаллов в таких объемах и с такой рентабельностью обеспечила шикарную жизнь российским императорам — расцвет роскоши двора начался именно после конфискации. Алтаю же она принесла мировую известность.
Все знаменитые путешественники, направляясь в Сибирь, непременно проезжали через Алтайский горный округ. Местные начальники умели поддерживать славу заводов, очаровывая гостей европейским этикетом, комфортом и роскошью. Барнаул называли оазисом в пустыне и приютом всего прекрасного.
Административные барьеры
Развивать алтайское Эльдорадо поручили Кабинету Ее Императорского величества — учреждению, отвечавшему за управление личным имуществом царской фамилии. Строилась работа Кабинета на жестком протекционизме, административном принуждении и монопольном праве царской фамилии на землю и недра Алтая.
Горнозаводскому делу дали зеленый свет. А независимому частному бизнесу, который мог бы составить ему конкуренцию, наоборот, расставили барьеры.
Много десятилетий сельхозпродукцию алтайских крестьян нельзя было вывозить за пределы округа — ее поставляли в основном на заводы и рудники, причем по твердым, часто невыгодным ценам.
Запрещалось строить частные металлургические, деревообрабатывающие и винокуренные заводы, организовывать частные золотые прииски. Почти до начала XX века нельзя было открыть предприятие на «огненном действии» — с паровыми котлами и двигателями.
Лес, основное топливо в производстве, отпускали только кабинетским предприятиям и немного — для личных нужд. Из частной промышленности на Алтае развивались лишь небольшие мельницы и кустарные мастерские.
Крупных частных капиталов на Алтае почти не формировалось, деньги ковали на подрядах — поставках свинца, руды, механизмов, продаже спиртного в заводских селах.
Мобилизованные крестьяне
Отхватив у Демидова заводы и рудники, Елизавета Петровна не забыла и о кадрах - как видим, становление промышленного комплекса Алтая шло по продуманному плану. Но в реалиях той эпохи.
Тем же указом от 1747 года императрица забрала себе более 70 деревень с 8000 душ мужского пола. Мужчин «приписывали» к заводам, после чего они обязаны были ежегодно отрабатывать там по два-три месяца в год. Причем на практике никто не смотрел, что у них посевная или уборочная (хотя отвлекать от полевых работ было запрещено).
Их снаряжали добывать глину, известь и камень, выжигать уголь и делать кирпичи, заготавливать сено и перевозить руду и продукты. Платили им за это копейки или же вовсе ничего — оплата шла в зачет налогов.
А поскольку рабочих рук все же не хватало, по всей Сибири стали ловить самовольных переселенцев и их потомков и переселять их на Алтай из Тобольска или, скажем, Иркутска. Некоторые из них к тому моменту уже встали на ноги и имели дома.
В январе 1761 года, незадолго до смерти, Елизавета Петровна узаконила еще и мобилизацию рабочей силы — другим промышленникам это запрещалось. Рекрутов набирали, как солдат в армию, они становились мастеровыми и тянули рабочую лямку до самой смерти.
От такой мобилизации крестьяне сбегали в леса и уходили в «Сибирскую Сечь» (тайные поселения в горах), наносили себе увечья. Но, тем не менее, их становилось все больше: в 1798 году — около 9,3 тыс., в 1861-м — уже 21,8 тыс.
Счастливейшие заводы
В России разорительные для крестьян отработки на заводах упразднили в 1804 году, на Алтае — только после отмены крепостного права. Тем не менее первый министр финансов России Алексей Васильев, составивший отчет об алтайских предприятиях в 1806 году, назвал их счастливейшими заводами.
«Климат лучший из всей Сибири, горы довольно изобильные рудниками и лесами, земледелие, можно сказать, во всем пространном значении в цветущем состоянии. Начальники и подчиненные, горные штаб и обер-офицеры всегда примерные.
Кабинет дает полную хозяйственную власть начальникам заводов, не стесняя нимало их действия в пользу заводов... Таковое управление кабинета, соединенное с полною доверенностью к местным начальникам, всегда держало заводы в самом лучшем положении», — писал он.
Вот уж поистине человек оторвался от реальности, трудились люди на заводах в жесточайших условиях. Впрочем, просвещенные начальники Алтая умели пускать пыль в глаза, а у самодержцев, в общем-то, не было поводов выяснять истину.
«Благодаря караванам драгоценного металла, отправлявшимся регулярно с заводов Алтая на столичные монетные дворы, императорская фамилия и приближенная к ней сановная бюрократия могли безбедно существовать даже в условиях глубокого системного кризиса», — полагает Вячеслав Должиков.
Коррупционные подвиги
Подозрения, что с алтайским горным ведомством что-то не так, появились во время первой в истории России политической «оттепели» времен Александра II.
В 1858 году по просьбе томского губернатора в Барнаул со специальной миссией прибыл обер-офицер Герасимов — выявить «факты противузаконного обогащения служащих по Алтайскому горному ведомству».
За время командировки он разузнал немало интересного, пишет Вячеслав Должиков. В служебном рапорте от 20 марта 1859 года Герасимов привел сведения о коррупционных «подвигах» экс-начальника заводов Андрея Гернгросса и поименно назвал высокопоставленных особ в Петербурге, которые ему покровительствовали.
Надо полагать, его самого поразила безумная роскошь и демонстративно дорогие наряды супруги Гернгросса, которые она выписывала по почте из самого Парижа. Прославилась она, кстати, еще и тем, что отправляла в столицу Франции стирать свое батистовое белье.
Вымогательская терапия
Историк Татьяна Соболева полагает, что Гернгросс стал владельцем огромного состояния в 400 тыс. рублей благодаря поборам с золотопромышленников.
В Барнауле в те годы работала единственная в Сибири золотосплавочная лаборатория. И предприниматели вынуждены были платить за переплавку в слитки пуда золота и определение пробы огромные деньги — по 160 рублей.
«Строптивых «лечили» испытанными средствами: подменяли золото высшей пробы на низшую, помещали металл в плохой тигель, лопавшийся при плавке, и заставляли выкладывать 1 тыс. рублей серебром за переделку печи, чтобы достать оттуда расплавившееся золото», — пишет историк.
Пример этот, увы, не единичный: почти каждый малый или большой начальник, от которого зависело хоть какое-то решение, требовал «барашка в бумажке».
Так, крестьяне имели право на бесплатную рубку дров, но без подношения леснику им отводили место в таких дебрях, из которых «и птице трудно вылететь».
Виноторговец, уже получивший согласие села на открытие винной лавки, вынужден был давать на лапу чиновнику за «дозволительную надпись». Иначе — никакой лавки, несмотря на согласие.
Вымогательством занимались и разведочные партии. Шурф начинали бурить у дома зажиточного крестьянина, а на все протесты отвечали: «Земля наша, где хочем, там и роемся, зачем на этом месте строились, разве не видели, канальи, что тут золото». Хочешь не хочешь, а приходилось откупаться.
Отсталое производство
В ответ на донесение Герасимова бюрократия усилила контроль за работой алтайских горных инженеров. Несколько лет спустя «Сибирская газета» так опишет атмосферу, царившую на Алтае спустя лет 10 после ревизии, в конце 1860-х:
«Контрольные чины свободно ездят в увеселительные поездки, получают гигантское жалованье. Общие затраты на контроль больше, чем зарплата всех горных инженеров, вместе взятых. А живут инженеры бедно, казнокрадов среди них — единицы».
Хуже того — оказалось, управленческая модель, которая давала неплохие результаты в XVIII веке, в XIX-м уже не работала. На Алтае, где проложили первую в мире железную дорогу и изобрели паровую машину, производство становилось все более отсталым.
«Не мудрено, что алтайцев упрекают в том, что у них техническое дело ведется так, как оно шло чуть не сто лет назад, без всяких улучшений, выработанных на Западе наукой и опытом. Большинство на Алтае ничего и не знают об этих улучшениях, а люди знающие ничего поделать не могут. Все представления отсюда в Питер о каких-либо улучшениях тормозятся там невообразимо», — писала газета.
В 1880-е годы это же издание привело примеры безобразной волокиты, тоже весьма характерной для Алтая середины и конца XIX века. Вопрос о замене на рудниках пороха более эффективным динамитом решался три года, об осушении Зыряновского рудника — 15 лет.
Девять лет комиссия готовила проект рабочего положения, в который надо было заложить расчеты трудовых ресурсов, материалов, объемов добычи руды и производства металлов для каждого предприятия. Итоговый документ оказался непригодным.
Неумелые родственники
В 1862 году случилась история, с которой связывают начало обвального кризиса горного дела на Алтае. К этому времени главным поставщиком серебра на заводы стал Зыряновский рудник, богатейший в Евразии.
Александр Фрезе, главный начальник Алтайских горных заводов и будущий глава округа, определил на рудник своих зятьев. Одного приставом, другого — его помощником. Одновременно он отстранил от управления этим объектом начальника Змеиногорского рудника и взял контроль на себя.
Но до Барнаула было 700 верст, и начальником Фрезе был не только далеким, но и нестрогим — тесть как никак.
Зятья жили весело и спокойно. Завышали сметы расходов, фальсифицировали отчетность, экономили лес для укрепления шахт. При их попустительстве богатую руду на руднике разбавляли пустыми породами, чтобы в отчетах показать несуществовавшие объемы добычи.
Рудник стал генерировать убытки. Да мало этого: в него стала поступать вода. Для откачки купили машину, но вчетверо дороже, чем она стоила на рынке: за 60 тыс. рублей вместо 15 тыс. А главное — машина так толком и не заработала, из-за чего рудник был затоплен и прекратил работу.
Фрезе своих проштрафившихся зятьев таки снял с должности. Но назначил на другие места где-то в Барнауле. Очень типичная бюрократическая история.
Убыточное производство
Надо сказать, что все эти эксцессы происходили на фоне больших российских реформ. Дешевый крепостной труд на заводах после отмены крепостного права приходилось на полном ходу заменять вольнонаемным. Мастеровые, ранее «прикованные» к месту, массово покидали заводы.
Зарплату, которую прежде рабочим выплачивали за год, теперь надо было выдавать за месяц, рассказывал Петр Голубев. Из-за дороговизны вольного труда выплавка серебра становилась все более убыточной — ее стали сокращать. Если в 1868 году она составляла 1081 пудов, то в 1880-м — только 506.
Когда производственные объемы уже почти добрались до «дна», снизу постучали: мировые цены на серебро начали стремительно падать. Так, в 1861 году за одну золотую монету давали 19 серебряных, в 1889-м — 22, а в 1892-м — уже 28.
Чеканить серебряную монету прекращала одна европейская страна за другой, население все меньше ей верило, рудники терпели убытки — алтайские в том числе. О закрытии заводов на Алтае заговорили уже тогда. Но Кабинет увидел новый шанс и в 1892 году решил рискнуть.
Неудачная трансформация
Этот шанс давали эпоха электротехники и использование меди. На глобальном рынке спрос и цена на нее стали расти. Кабинет попробовал перестроить алтайское производство на медное (с чего здесь и начинались демидовские заводы).
Эксперимент провели на Зыряновском и Змеиногорском рудниках, где внедрили многообещающую, но не проверенную технологию рафинирования меди путем электролиза, пишет историк Виталий Ведерников.
Горные инженеры хотели показать, что идут в ногу с прогрессом. Но полученная медь была хрупкой, зернистой и недостаточно химически чистой, а рудники продолжали приносить убытки. «После этой крупной неудачи у Кабинета больше не было политической воли развивать горную промышленность своими средствами», — объясняет Ведерников.
В 1893 году прекратили работу Барнаульский, Павловский и Локтевский сереброплавильные заводы, в 1894-м — Змеиногорский, а в 1897-м — Гавриловский. Сохранились только злосчастный Зыряновский рудник с обогатительной фабрикой и Сузунский завод, который в малых объемах выплавлял медь до 1914 года.
Новый маршрут
В профессиональном сообществе горных инженеров закрытие известных в мире заводов стало резонансным событием, пишет Ведерников.
Но о том, что это вызвало крупный кризис в округе, не сообщал ни один аналитик тех лет, включая дотошного Григория Баитова, столоначальника барнаульской управы.
«Там, где еще недавно недра земли, золото и серебро, составляли предмет заманчивых вожделений, пахарь взял орало и взбороздил широкую грудь богатого Алтая для целей сельскохозяйственных и промышленных», — писал Баитов.
Собственно, после начала реформ Александра II барьеры для частного бизнеса постепенно снимали, а крестьянам из Европейской части России, страдавшим от малоземелья, разрешили переселяться на Алтай.
Население стало быстро расти — в конце 1870-х годов по дорогам страны в Сибирь шли уже караваны переселенцев. И руководство Алтайского округа признало колонизацию делом выгодным. Так что, скорее всего, уволенные с императорских заводов работники смогли найти себе применение в растущей экономике.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
