декабрь 7, 2011
"Кому еще не ясно, что наши села задыхаются?" – крупно написано на рекламном щите. И ниже почерком помельче: "Господдержки должно быть больше". В день выборов мы объехали несколько деревень Заринского района и убедились: люди не верят ни в господдержку от "Единой России", ни в перемены, которые обещают другие партии.
Голосование в Заринском районе Алтайского края. 4 декабря 2011 года.
Олег Богданов
По селу вихрем носится "уазик" с табличкой "Выборы": некоторые пенсионеры пожелали голосовать дома: "Дома они ходячие еще, а в деревню уже не выходят".
У сельсовета припарковано несколько автомобилей и лошадка, запряженная в сани. Мимо по сугробам пробирается маленькая бабушка в больших валенках, ругается:
– Крутые транспорта понаставили, не пройдешь, – кивает односельчанам у киоска "Виктория", центра деревенской жизни: – Здравствуйте, с праздником!
– Раньше был праздник, а щас, как на кладбище, на выборы ходим, правда – нет? – охотно откликается Александр Васильевич Мерц. Он не голосует уже несколько лет. – Не голосовал и не буду, потому что это все фуфло.
– На кладбище и то веселей, – бодро соглашаются односельчане и отправляются голосовать. Те, кто уже отдал свои голоса, кучкой собираются около киоска. Александр Васильевич объясняет желающим свою протестную позицию:
– При Брежневе у нас было все, свиней держали, по две коровы. А сейчас вот ничего не стало. Сено достать – это ужас, 15–20 тысяч надо. Сено! Чтобы корову какую-то продержать! При Брежневе работа была, а сейчас че? Возле киоска все стоят. Молодежь! Белым днем! Невозможно.
К нам подходит Володя. Он держится очень прямо и курит сигареты, используя красивый деревянный мундштук. Кивает мужикам в камуфляжных фуфайках:
– Господа офицеры! Здравствуйте. Че, много там народу?
– О-о-о! Сине! – язвительно отвечает Мерц и продолжает: – Вот постоим щас тут, поговорим и опять по своим домам, как медведи в берлогу. Я вам все объясню, 60 лет мне, село при мне сгубили. Ох, и село было! Сколько организаций! Так Дресвянку за два года уничтожили, Клабуковку уничтожили…
– Кто? – спрашивает Володя. Видно, что спор у них давний.
– Сгубили, говорю, все, – хмуро отвечает Мерц.
– Да сами мы все пропили, никто не виноват, – отрезает Володя.
– Вот ты зачем на выборы идешь? Думаешь, изменится что-нибудь от этого?
– А зачем менять? Вроде все хорошо. (В этом месте все смеются – оценили шутку.) Безработных всех кормят, дармоедов кормят. А изменится – может, и кормить не будут, совсем передохнут. Ни работы, ничего нету в деревне, только на пособии и живут да на пенсии, у кого бабушка жива. Есть два предпринимателя частных, у них по два-три человека работают, а вообще-то, в деревне народу тысяча пятьдесят, это с киндерсюрпризами и такими вот, – Володя показывает на старика, – инвалидами. Кто помоложе, по вахтам болтаются, а так – не-е. Я 15 лет не работаю и не тянет, отвык уже. У меня жена завуч в школе, а я сам себе режиссер. Морковку-лук в огороде выращиваю, продаю.
В сельсовете действительно сине. Избиратели стоят в очереди, обсуждают с наблюдателями деревенские новости. Из кабинки выходит пожилая женщина в теплой шали и говорит вроде подруге, но так, чтобы слышали все:
– Они пусть голосуют, как знают, а я не хочу, чтобы моим внукам пришлось уезжать в другую страну.
Мы выходим из участка, и я прошу Надежду Михайловну объяснить, о чем она говорила.
– Хочу, чтобы дети в России оставались. Кем они будут в другой стране, в той же Америке? Да никем. Я хочу, чтобы они жили здесь, только чтобы хорошо жили, как мы при коммунизме. Сейчас вот, чтобы ребенка отправить учиться в город, людям надо всю скотину сдать, а мы образование получали – о таком даже и не слышали. Нет, я понимаю, что эти выборы ничего не значат, что президент с этим перейдут из кабинета в кабинет, да и все. Так это только, – Надежда Михайловна безнадежно машет рукой, – делать нечего…
А у киоска продолжаются послевыборные дебаты. Постепенно все сходятся на том, что лучше не будет: "лучше не идет, все хуже, хуже и хуже".
– Дороги как были разбитые, так и стоят, работы как не было, так и нету, кого жена кормит, кого пенсионеры, – возмущается Любовь Федоровна.
– А голосовала-то ты за кого?
– За этих. Эти хоть немножко что-то делают, а если какая-то другая власть придет, это же опять 90-е начнутся, если не хуже. Одни 90-е уже прожили, больше не интересует.
– При Ельцине детские не платили, а сейчас хоть чуть-чуть начали платить.
– Да че этой-то властью делается? – поражается Мерц. – Губится все ниже и ниже.
Новодресявянка – маленькое, в 16 дворов, село, по самые окна занесенное снегом. Здесь живут в основном пенсионеры. Дорогой около развалин огромной животноводческой фермы нам встретились охотники в белых маскировочных халатах – тут многие ставят петли на зайцев. Они показали нам избирательный участок, бывший красный уголок пилорамы, – в таком домике в советском фильме "Девчата" у лесорубов проходили танцы. На щелястом дощатом крыльце висят портреты кандидатов в депутаты краевого Законодательного собрания: юный безработный коммунист, единоросс – представительный президент "Алтайкокса", невыразительный справедливоросс и элдэпээровец, "менеджер компании ООО ”Маревен Фуд Сентрал”". Внутри топится печка, члены избирательной комиссии и наблюдатели пьют чай с баранками. Люди рассказывают нам о своей жизни: работы нет, школы нет… водопровод пока есть. А как живут – так и живут. Пенсию получают.
Выборы здесь, можно сказать, окончены.
– Все уже проголосовали. У нас всего 25 бюллетеней плюс три открепительных, – говорит председатель избирательной комиссии Ирина Гагарина. – Остался один избиратель, но он уже столько лет не голосует… Не придет, скорее всего.
В этот момент дверь бывшего красного уголка распахивается, и вместе со снегом входит мрачный, неразговорчивый парень.
Возможно, на выборах в Новодресвянке была самая лучшая явка в Алтайском крае.
В Боровлянке избирательный участок – в старинном здании с частично выбитыми окнами. У входа приклеен яркий плакат: улыбчивые парень и девушка, подпись: "Голосуем за будущее". Печка на участке натоплена так жарко, что даже мухи оттаяли и описывают в воздухе сложные петли.
– Все на этих мух любуются, – говорят нам. – Вон и милиция сидит, глаз отвести не может.
– Полиция, – поправляет наш фотограф.
– Мы их так называем, только когда оскорбить хочется.
Раньше здесь был медпункт, теперь здание брошено – фельдшера нет, а санитарка на полставки работать не стала. Заболеет кто – везут прямо в Заринск. Вообще, работа в деревне есть у двоих: продавца и почтальона. Еще несколько человек ездят в соседнюю Сосновку, работают на ферме.
– Школа в деревне закрыта, клуба нет, так что мы выбрали это помещение и сами, как могли, привели его в порядок, – рассказывает председатель избирательной комиссии Людмила Черногаева. Она много лет работала в боровлянской школе и знает местный электорат как свои пять пальцев. – До вечера, пока не приедут из Сосновки рабочие, избирателей ждать нечего. Раньше здесь всегда хорошая явка была, а сейчас там гуляют, тут гуляют… Не будем же мы за ними пьяными бегать, правильно?
– Запрещено же сегодня спиртное продавать.
– А у них запас хороший…
Людмила Ивановна рассказывает, какой была эта деревня: школа, прекрасная библиотека, клуб… Все начало рушиться, когда построили "Алтайкокс", а потом цементный завод в Голухе. Многие потянулись туда. Проголосовать должны 63 человека, но многие из них прописаны здесь, а живут в городе…
Мы выходим на крылечко, и наблюдатель от "Справедливой России" Федор Иванович сожалеет, что выборы перестали быть праздниками:
– Раньше я лично на выборы в Сосновку пиво привозил. Весело было…
В сторону избирательного участка нетвердо движется человек. На полпути останавливается, наклоняется к колонке, долго пьет холодную воду, бредет обратно.
– Я 45 лет в школе проработала, деревня деградировала на моих глазах, – вздыхает Людмила Ивановна. – Сейчас тут ни одного ребенка дошкольного возраста нет. Маленькие деревни – судьба у них, наверное, такая.
…К вечеру потихоньку начинается метель. В деревнях люди попрятались в свои дома, но что день выборов еще не окончился – видно. Вот на заборе висит листовка с портретом кандидата от "Единой России", вот на крыше хорошего дома (здесь, нам сказали, живет местная предпринимательница) реет желтый флаг "Справедливой России", вот маленький домишко с заколоченными окнами украшает большой плакат: "КПРФ: вернем народу все отнятое!". Мы едем через большую белую землю – темнеют только елки на косогорах и развалины животноводческих ферм, – и она меньше всего похожа на волшебную страну, которую нам каждый день показывают по Первому каналу. Тихая наша родина спит под снегом, не веря ни в себя, ни в героя, который когда-нибудь придет и спасет.