Больше кулак — равнее доля
Сложно выделить одну сферу, которая больнее всего ударяет по комфорту жителей Алтайского края. Поэтому начнем с зарплат — номинально одних из самых низких в стране.
При первобытно-общинном строе край состоял бы из больших племен, каждое из которых занимало бы территорию, похожую на нынешние районы. Вместо зарплат были бы ресурсы: мясо, древесина, шкуры животных. Поэтому в первобытном мире мы были бы одним из самых богатых регионов. Уж точно богаче северных Чукотки и Ямало-Ненецкого автономного округа, где сейчас в среднем платят больше 100 тыс. рублей. Правда, вся добыча доставалась бы не заработавшему ее человеку, а делилась на всех. Но и лентяев бы не щадили — сразу выставляли бы в дремучую тайгу, на съедение медведям.
При коммунизме, если бы он когда-то был, зарплат бы не было, как и в принципе платежной системы. Люди трудились бы безвозмездно, чтобы доказать свою полезность для общества. Доступ ко всем товаром и услугам каждый получал бы по потребностям. Впрочем, если бы деньги и существовали, тратить их было бы на что: каждому жителю полагалось бы по пять комплектов одежды, а продуктов было бы по одному-два вида. Поэтому супермаркеты и торговые центры не вырастали бы, как грибы, на каждом шагу — на весь ассортимент хватило бы ЦУМа.
При авторитаризме все зависело бы от одного конкретного человека у власти и группы его приближенных. Если повезет и начальник щедрый — зарплаты бы поднялись, хоть и в ущерб другим составляющим — дорогам, например. Если нет — платили бы еще меньше, чем сейчас, а налоги стали бы просто невыносимыми — по 50 и 70%. Все это, скорее всего, уходило бы не в счет бюджета края, а в оклад самого начальника и его приятелей.
При меритократии — принципе управления, согласно которому высшие руководящие должности занимают наиболее способные люди, — сложилась бы интересная ситуация. Губернатором стал бы самый мыслящий мыслитель из всех выдающихся мыслителей региона, а депутатами были бы профессора. Поэтому для меритократии характерны постоянные эксперименты. Зарплаты могли бы повышать и понижать, уравнять их во всех сферах или начать больше платить за физический труд. Все ради того, чтобы вывести идеальную формулу высокой производительности труда.
При либеральной демократии про равные зарплаты речи бы не шло. Специалисты могли бы выбирать компании с лучшими для себя условиями, но востребованность кадров и стоимость их труда зависели бы от рынка.
При анархии распределение ресурсов было бы похожим на систему первобытно-общинного строя, только вместо дров и шкур делили бы деньги. Централизованного правительства не было бы, но население жило бы в группах по интересам или географическому положению. Внутри таких союзов придерживались бы равного распределения средств и свободы их использования. С одним нюансом: чем лучше умеешь драться, тем равнее твоя доля.
Драки за пассажиров
Еще один бич Алтайского края — дороги и общественный транспорт. Между прочим, Алтайский край — «счастливый» обладатель самой протяженной дорожной сети в России — 53,35 тыс. км.
При первобытно-общинном строе о дорогах бы никто не заботился. Все равно из транспорта — только телеги, на которых лучше ехать по земле, чем трястись по разбитому асфальту. Еще и с ветерком. Или носильщики, которым и вовсе пофиг на качественные и безопасные дороги. Но в основном все ходили бы пешком, даже на охоту, а чтобы таскать добычу — снова использовали бы носильщиков.
При коммунизме все было бы строго стандартизировано и подконтрольно, поэтому дороги в Алтайском крае были бы идеальными. Но и было бы их не так много, потому что иметь автомобиль полагалось бы только для работы или по здоровью. В основном жители пользовались бы общественным транспортом, который бы часто ходил, был чистым, новым и не съезжал с рельсов. Ну а так как работа считалась бы некой привилегией, автобусы наполнились бы людьми со счастливыми улыбками, которые с радостью встают в шесть утра, чтобы поскорее оказаться на заводе или за монитором.
При авторитарном режиме контроль идет за обеспеченностью власти. В отличие от коммунизма, где контроль — за обеспеченностью населения. Так что стоило бы ожидать регулярного повышения цен — скорее всего, стабильно пару раз в год. И проезд стоил бы даже не 35 или 50 рублей, а все 100. Но поскольку коррупция при авторитаризме считалась бы чем-то совершенно естественным, состояние и частота движения транспорта все равно оставляли бы желать лучшего.
При меритократии с общественным транспортом и дорогами, как и со всем остальным, решили бы поэкспериментировать. Возможно, дело дошло бы не просто до трехуровневых развязок на каждом проблемном перекрестке, но и до настоящего летающего такси. Решило бы это проблему пробок и переполненных автобусов — неизвестно, но бюджет во имя науки точно ободрали бы до нитки.
Демократия открыла бы двери большому количеству частников, которые конкурировали бы за право перевозки. Люди, в свою очередь, могли бы выбирать для себя самые ровные дороги и самый инновационный транспорт по выгодным тарифам. В общем, вместо драк пассажиров за место в салоне в схватку друг с другом вступали бы водители.
В анархичном обществе группы людей сами организовывали бы перевозки для своих сообществ и решали, какие маршруты нужно запускать, как часто и сколько за них платить. Перевозчиками были бы члены этой же или другой группы — смотря у кого найдется автобус или хотя бы вместительный автомобиль. И никто не гарантировал бы, что водитель не решит сменить условия поездки на ходу, не заломит цену и не выкинет пассажиров на полпути.
Главное — не скончаться раньше
Самая большая нехватка специалистов и вечные очереди из пациентов уже становятся традицией в медицине. По данным алтайского минздрава, в крае не хватает 1,5 тыс. врачей и 1,2 тыс. средних медработников.
Людей первобытно-общинного строя эти проблемы не касались бы. В алтайских племенах забота о здоровье населения ложилась бы на плечи многоуважаемых шаманов. Поэтому единственное, что беспокоило бы народ, — как бы не скончаться раньше, чем закончатся удары в бубен и ритуальные песнопения.
При коммунизме тяжелый труд заменили бы роботы, на полках магазинов была бы только здоровая еда, а с многочисленных плакатов пропагандировался ЗОЖ. Поэтому, вероятно, люди в принципе меньше болели бы. К тому же медицинский труд наверняка считался бы почетным, поэтому о дефиците кадров могли бы забыть. А за ним исчезли бы и очереди.
За авторитаризмом последовала бы жесткая цензура. О многих болезнях и эпидемиях умалчивали бы, чтобы не волновать народ, а на все слухи отвечали жесткими опровержениями и карательными мерами. Чтобы попасть к нужному врачу, недостаточно было бы взять талончик заранее за два месяца и отстоять очередь — желательна очередная взятка. Ну а при самом мрачном варианте власти бы настолько контролировали здравоохранение, что заставили бы врачей проводить исследования на людях или — самый главный страх современного мира — чипировать население.
При меритократии медицинских сотрудников замучили бы бесконечными экзаменами и профессиональными проверками — точно сильнее, чем сейчас. Поэтому в системе оставались бы только повернутые на своей работе специалисты. Зато врачебные ошибки были бы практически исключены: каждый диагноз ставился бы лишь после долгих и тщательных исследований, а для лечения любого хоть немного нетипичного случая собирался бы целый консилиум. Очередей, очевидно, прибавилось бы.
Демократия породила бы множество частных клиник на любой вкус и кошелек. Ситуация была бы похожа на ту, что есть сейчас: в государственных больницах — очереди на месяцы вперед, во многом отсутствие нужного оборудования и грустные люди в коридорах. Хочешь иного — есть полная свобода выбора, но только платно.
При анархии лечением занимались бы добровольцы — персонально или организовав медицинские центры, которые в таком случае стали бы прибыльным бизнесом. Квалификация при таких условиях рисковала бы стать формальностью. Не говоря уже о расцвете альтернативных методов лечения: народной медицины, гомеопатии и прочих.
На открытии побывают потомки
Год назад министр культуры региона Елена Безрукова заверила, что в 2024-м в Барнауле достроят Художественный музей, который обошелся краю уже более чем в миллиард рублей. На дворе апрель, рабочих рядом с музеем не замечено, а вот трещины от времени на штукатурке появились.
При первобытно-общинном строе на глобальные строительные проекты заранее выделялось бы оговоренное количество дерева, глины, людей, инструментов и прочих ресурсов. Сам процесс сопровождался бы обрядовыми церемониями, означающими важность строительства. Так что Художественный музей, если бы он был, обязательно бы закончили. Через несколько поколений. Впрочем, может, и наши потомки когда-нибудь побывают на открытии.
При коммунизме жители Алтайского края по большей части тратили бы время на самосовершенствование: спорт, танцы, научную деятельность. Поэтому Художественный музей был бы крайне важным объектом, возвели бы его в рекордные сроки — за пару недель.
При авторитарном режиме все зависело бы от приоритетов главы края. Если бы ему захотелось достроить музей — это сделали бы любой ценой, невзирая на бюджетные потери. Но посетителей пускали бы только за большие деньги — все-таки ценный памятник архитектуры, столько простоял, что уже на ладан дышит.
При меритократии Художественный музей наконец-то ожидала бы счастливая судьба. Для подобных проектов вообще с особой тщательностью подбирали бы специалистов, а за соблюдением сроков следили бы ежеминутно. Даже если бы подрядчик обанкротился, дотошные управленцы стрясли бы с него завершение строительства.
При демократии разнообразие возможных подрядчиков могло бы как помочь строительству, так и сыграть злую шутку. В итоге либо попалась бы порядочная компания, которая сдала бы музей в срок, еще в 2015 году. Либо обанкротиться успела бы уже не одна, а пять организаций, не сделав при этом и половины.
Анархисты, даже если бы и решили, что нужно построить такой большой проект, быстро его забросили бы. При анархии в принципе не смогли бы появиться какие-либо крупные объекты, даже торговые центры. Все было бы локальным и мелким: у каждого микросообщества — по мини-музею, и хватит.
Съели бы раньше
Бродячих собак в последнее время стало настолько много, что некоторые регионы даже разрешили эвтаназию бездомных животных. В Алтайском крае такую меру пока не приняли, но собаки кошмарят население на постоянной основе.
При первобытно-общинном строе животных использовали бы как инструмент: для помощи в охоте, для получения шерсти и, разумеется, для еды. Поэтому стаям собак не дали бы бесконтрольно размножаться — съели бы раньше.
При коммунизме жизнь считалась бы высшим благом, делалось бы все, чтобы избежать появления бездомных животных. Ответственность за питомцев вообще была бы непомерно большой. Поэтому, с учетом строгого контроля, собак и кошек вообще не вздумали бы выкидывать, если бы не хотели оказаться на всех позорных досках края.
В авторитарном обществе все зависело бы от мнения губернатора. Если он посчитает, что эвтаназия нужна — так тому и быть. Однако, вероятнее всего, за брошенных животных нещадно штрафовали бы, а всех питомцев ставили бы на учет и регулярно проверяли. Избавляться от них стало бы себе дороже, и в моду наконец-то вошла стерилизация.
При меритократии к бродячим животным не было бы однозначного отношения. Власть пробовала бы разрешать эвтаназию, запрещать или ограничивать разведение питомцев или вообще не вмешиваться в ситуацию и посмотреть на результат.
Демократы тоже не прекращали бы споры, а решения принимались бы в зависимости от мнения электората. И если бы большинство считало, что собаки должны жить и для них необходимо строить больше приютов — так и сделали бы.
Константин Лукин,
политолог:
— Я сам хотел бы жить при коммунизме. Я родился в СССР, и мне близки работы теоретиков или, точнее, мечтателей об этом строе: книги братьев Стругацких, размышления Ивана Ефремова о будущем общества. Лично для меня это — история про «дорогу к звездам» и воплощение мечты большого количества людей.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
