Огромный энтузиазм
- С чего началась ваша работа в нашем Музыкальном театре?
- С предложения главного дирижера Марии Моисеенко. Я с удовольствием согласился, потому что я, конечно, дирижировал разными оркестрами, но это мой первый театральный опыт. Это что-то неизведанное, непонятное для меня.
Был спектакль «Александр Невский» на музыку Кима Брейтбурга, где я выступал в качестве ассистента главного дирижера, и работал на всех премьерных спектаклях.
- Как ощущения?
- Потрясающие. Это многогранная работа, нужно следить за многими аспектами - такое упражнение для мозга.
В театре вся работа строится на аккомпанементе, что редко бывает в симфонических оркестрах. И задача театрального дирижера – свести звук ямы с тем, что звучит на сцене. Это интересная задача.
Плюс филармонический оркестр все же привыкает работать в одном темпе в соответствии с выбранной программой. А здесь нужно постоянно что-то менять на ходу, и репертуар огромен, и разные солисты, так что музыкантам и дирижеру приходится быть мобильными.
У меня огромный энтузиазм.
Амбиции есть у всех
- Как люди становятся дирижерами? Понятно, что это обязательный предмет в консерватории, но надо ведь еще по-настоящему захотеть.
- Мне всегда нравилась симфоническая музыка – ее звучание, объем, многообразие тембров. Оркестровое звучание возбуждает мою нервную систему, так скажем. Я знаю музыкантов, которые не так фанатеют именно от оркестра.
Так что в глубине души я всегда хотел дирижировать. Активно занимался этим в консерватории, учился на кафедре народного дирижирования, потом получил образование на оперно-симфоническом.
Не знаю, в какой именно момент это щелкнуло. Просто ощутил, что жизнь моя будет неполноценной, если я этим не буду заниматься.
Но конечно, невозможно одновременно дирижировать и играть музыку самому. Это разные виды деятельности, и каждый требует своего времени. Когда ты играешь свою музыку, ты сам себе дирижер, а в оркестре должен объединить свою волю с волей других музыкантов, от которой тоже во многом зависит результат.
Сочинять музыку – это тоже особый вид деятельности, даже если она простая. Если я пишу музыку, все отходит на второй план.
- Дирижер – это царь и бог? Что чувствует человек, который стоит над 30-40-другими людьми и буквально взмахом «волшебной палочки» заставляет их творить чудеса?
- Точно не царь и бог. Это ведь коллегиальное творчество. По сути, я служащий, у меня есть понятная функция – всех объединить, чтобы все играли слаженно и комфортно для себя. И одновременно с этим нужно хорошо интерпретировать музыку.
Амбиции, конечно, у каждого есть. И у меня тоже, но я их именно в этом и реализую, в служении коллективу, с которым работаю, в создании качественного звучания.
Мануал и харизма
- Вы называете своим учителем Вячеслава Прасолова. Барнаульские зрители его знают по концертам в нашей филармонии. Чем он так тронул ваше сердце?
- Тем, как он артистично и мастерски владеет мануальной техникой. Это мощно впечатляет. Он научил меня управлять процессом, а не просто махать руками.
Если ты исполнитель, то как бы все время находишься здесь и сейчас, если дирижер – должен быть и вместе с оркестром, и одновременно на шаг впереди, потому что управляешь не самим звучанием, а еще только намерением звучать. Если дирижировать вместе с оркестром, музыканты не поймут, что ты от них хочешь. Вот этот баланс надо найти.
Дирижирование – дело темное, как говорил Римский-Корсаков. Но становится чуть светлее и понятнее, когда знаешь как. И вот по крупице Прасолов это объяснял. Хотя на тот момент я уже гастролировал, и конкурсы были серьезные за плечами, но оказалось, что все с нуля надо изучать.
- Вы говорите, что дирижер – это тоже артист. И в чем его артистичность: притоптывать ногой, по-особому махать?
- Прежде всего, это энергетика - харизма. Жестикуляция ради жестикуляции ничего не дает оркестру. И даже мешает – музыканты перестают понимать, что имеет в виду дирижер. Если уместно музыке, можно и танцевать, но я предпочитаю работать техникой.
Тем более в театре дирижера не видно, так что выпендриваться не имеет смысла. Здесь нужно, чтобы дирижер руками точно рассказал о темпе, динамике, характере и штрихах в музыке.
Главное - идея
- Оркестр – это ведь коллектив очень разных людей. Я сейчас имею в виду не разные инструменты. Ведь и технически восприятие музыки индивидуально весьма, и еще более различаются человеческие чувства. Как это объединить?
- Каждый человек в оркестре должен понимать, зачем он здесь. Ему должен быть интересен материал.
Конечно, звучание сильно зависит и от того, насколько дирижер погружен в материал. Это ведь идеолог. Первое, зачем нужен дирижер, – это передача самой идеи музыкального произведения, его частей и отдельных фраз. Если он встает к оркестру, и у него нет идеи о том, как это должно звучать, то музыкантам будет трудно, а в какой-то момент станет просто скучно.
Дирижеру нужно досконально знать партитуру, кто что поет и о чем это все. Должна быть бешеная концентрация внимания и энергии – это и есть объединяющий фактор. Мануальная техника не работает, если она не наполнена содержанием. И напротив, если вот этот сгусток энергии есть, то можно дирижировать не десятками, а даже тысячами оркестрантов.
- Можно дирижировать и одновременно думать, что обои надо бы новые купить в прихожую?
- Можно. Но тогда и объединения никакого не будет. Визуальный ряд в работе дирижера обманчив, гораздо важнее, что внутри. Потока энергии можно добиться только высокой концентрацией.
Некоторые могут управлять оркестром вообще без рук – одним взглядом. И все всем понятно, потому что нужная информация доносится до музыкантов.
- У вас уже была возможность оценить оркестр театра целиком. Чего в нем не хватает?
- Что касается тембров, то у нас на сегодняшний момент нет фагота, а его очень хочется. И так получилось, что нет валторн, и это тоже проблема. Конечно, хочется, чтобы все тембры современного симфонического оркестра присутствовали, но для тех задач, которые стоят сейчас, оркестр более-менее укомплектован.
Я считаю, что Мария Моисеенко создала здесь прекрасный коллектив с прекрасной атмосферой. Когда мы начали репетиции в этом сезоне, я был просто удивлен, насколько музыканты хорошо знают спектакли и играют сходу, никаких проблем с темпами – все по руке.
В поиске новых звуков
- Сами какую музыку пишите?
- Я тяготею к року. Всегда его любил. Впрочем, русский рок – это специфическое явление. По смыслу это тот же протест, что и за рубежом, а в музыкальном плане какая-то больше бардовская история, чем рок. Я не фанат. Кроме разве что «Арии», потому что Валерий Кипелов - сильнейший вокалист.
А из зарубежного я прям фанател по Scorpions. Многое снимал с записей, не было же интернета и нот не было. Это потом я понял, что мне нравится академическая музыка, и рок отошел на второй план, остался просто для души.
- Есть ощущение, что современные композиторы постоянно повторяют уже пройденное со времен Баха примерно. Как думаете, сейчас можно сочинить что-то принципиально новое и прорывное?
- Очень трудно что-то новое сочинить. Революция в звуке случилась в начале XX века. Всем надоели традиционные тональности и благозвучия, и авторы стали выходить за рамки. Тогда появился, например, Шонберг, который придумал додекафонию - 12-тоновую систему – 12 звуков, которые сами по себе и есть тональность. В общем, сломал систему, и от него пошли многие направления со звучанием, которого раньше не было вообще.
Был и Шостакович, который на основе симфоний Малера и опер Мусоргского создал свой музыкальный мир. Композитором движет идея. Если она будет достаточно мощной, тогда и совершится некая революция. Это не обязательно принципиально новое, может быть, и на основе старого, но суперидея обязательна.
Повторяемость неизбежна. Нельзя просто вычеркнуть весь предыдущий опыт, ведь именно на его основе создается что-то новое. Если бы я был композитором, я бы не искал новых звуков, а оттачивал мастерство в том, что уже есть. И, возможно, в голову придут новые идеи и решения.
Всем нужна музыка
- Как правильно слушать академическую музыку?
- Она, вообще, требует специфической подготовки. Человек должен хотя бы в общих чертах, не углубляясь, представлять, кто этот композитор, и про что он сочинял музыку. Перед концертом сначала дома познакомьтесь с автором, даже просто Википедию откройте, чтобы биографию прочитать: в какое время он жил, какие события происходили, что его окружало, какой у него тип личности, в конце концов.
Тут не может быть универсального совета, какую музыку слушать, чтобы прямо понравилось. Кто-то и вовсе не любит оркестр, а нравится звучание отдельных инструментов.
- А этому есть объяснение – почему человек любит скрипку, а фортепиано не очень?
- Не знаю. Кто-то думает, что все из детства. Но вот у меня мама любила народные песни, а папа играл на гитаре, а симфонические оркестры никто не слушал.
- А надо ли слушать музыку и как-то в нее вникать, если не очень хочется?
- Я думаю, в идеале музыкой должны заниматься все в той или иной степени. Это очень сильно развивает. Когда человек музицирует, у него задействованы все отделы мозга.
Специальные вопросы
- Есть музыка, которая вас раздражает?
- Любая, плохо сделанная. С невнятной композицией и аранжировкой, с примитивными, плохо записанными или ненастоящими инструментами. Если еще и поют плохо и слова глупые – то всё.
Жанр тут совершенно не важен, я готов послушать все, что хорошо сделано, даже если это тюремный шансон.
- А музыка, которую вы готовы слушать круглосуточно и бесконечно, есть?
- Да. Чайковский.
Досье
Михаил Ракин родился в Новосибирске, окончил Нижегородскую государственную консерваторию им. Глинки по народному дирижированию и Новосибирскую государственную консерваторию – по оперно-симфоническому.
Вместе с Кузьмой Филимоновым в 2007 году стал создателем дуэта SIBERIA NUEVA. Преподаватель по классу гитары в Новосибирском музыкальном колледже им. А.Ф. Мурова. Лауреат международных конкурсов.