Нина приехала в Боровлянку совсем крошечной, двухлетней, забывшей маму и папу, но помнящей ленинградскую бомбежку.
Для Наташи и Нины Боровлянка стала местом спасения. Они и сегодня живут здесь.
Ольга из "Онегина"
– Я начну рассказывать с начала. С того, как началась война. Вы не против? А ты, друг, уходи отсюда, ты только мешать будешь. – Наталья Федотовна Крахмалева, смеясь, прогоняет с колен холеного кота, но тот возвращается обратно: согласен слушать и сидеть тихо. Женщина уступает ему и рассказывает:
– У меня было очень хорошее детство. В школе я брала уроки фигурного катания, занималась хореографией и вокалом во Дворце культуры у актрисы Театра оперы и балета им. Кирова. Готовилась к поступлению в консерваторию. Преподавательница мне говорила: "Ты Ольгу в опере „Евгений Онегин“ сыграешь без грима". И я всегда старалась. А потом война…
Наташа возвращалась с родителями после отдыха на даче. Поезд остановился за чертой города: уже созывалось народное ополчение, окна домов были заклеены крест-накрест на случай бомбежки. Таким она запомнила первый день Великой Отечественной.
Отец и брат ушли на фронт, мама устроилась работать в детский сад, а 16-летнюю девушку отправили рыть окопы под Псков.
– Помню, как вернулась из Пскова домой, – вспоминает Наталья Федотовна. – Трамваи уже не ходили, и мне пришлось далеко идти пешком, потому что жила я… Вы не знаете Ленинград? Я жила на Васильевском острове. Там был горный институт, судостроительный завод… Ну, да ладно. Начались обстрелы, бомбежки. Пришел голод. Отключили воду, потом электричество и отопление. Мы с мамой, помню, скрутили папироски, продали и купили себе железную печку. Сами стали дома печь хлеб. Посолим погуще и жарим на олифе. Главное было пить больше воды… Чтобы протопить жилье, люди срезали кресты на кладбищах. Мы в тех же целях жгли мебель.
Наша собеседница все время слегка улыбается, как и подобает красивой актрисе. Правда, иногда со слезами:
– Санитары и дружинники не успевали убирать мертвых. Покойники лежали на улицах, оставались в домах. У меня сначала умерла крестная, потом тетя, потом маленькая двоюродная сестренка. Мама, всегда отдававшая мне последний кусочек, тоже умерла. Я четыре дня спала с ней на одной кровати. Было не страшно.
На пятый день вместе со старшей двоюродной сестрой Наталья зашила маму в простыню и на санках отвезла в морг. Утром шестого дня пошла работать в тот же садик, где еще недавно трудилась мама. Домой возвращаться не было смысла, и она проводила с детьми сутки напролет. Во время бомбежки ребятишки соскакивали с постелей, жались к ней.
– Детки, милые, ну, потерпите, счас все прекратится, – уговаривала она их ночами.
Так продолжалось до сентября 1942-го, пока не пришел приказ: детей отправлять в тыл, в Алтайский край. Наташу послали с эшелоном.
Ленинградка
– Нас привезли в Боровлянку, – продолжает Наталья Крахмалева. – Детей положили спать на нары. Ну, что это? Разве сравнишь с Ленинградом? У них там были кроватки. Они там кушали за столиками… А здесь-то у местных жителей у самих ничего нет, кто детям поможет?
Ослабшие малыши стали чахнуть на глазах молоденькой воспитательницы. Чем эта привыкшая к песням и празднику птичка могла им пригодиться?
– Я убирала у них и кормила, – говорит она. – Не прошло и месяца, меня послали в совхоз Горюшино обрезать свеклу от ботвы. Долго мы там работали, но хоть ели…
Зимой дети начали массово умирать. Меня и других взрослых блокадников стали заставлять ездить по деревням, побираться. Мы не отказывались, кормить-то чем-то их надо было! Я уезжала с товарным поездом, вешала на спину мешок и ходила по домам. Где дадут картофелину, где свеколку, где тыкву, а где скажут: "Как вам не стыдно, попрошайки", – и прогонят. Ну, поплачешь и дальше…
Выживших сирот-блокадников власти отправили в село Петровка в дом малютки. Наталья устроилась секретарем в ремесленное училище. Работала за еду.
– Потом меня приказом послали учиться на снайпера. Помню, первый раз взяла эту винтовку, прицелилась, куда не знаю, выстрелила… Как дало мне отдачей в лоб! Я заплакала, командиру говорю: "Я стрелять больше не буду". А она фронтовичка: "Счас же иди. Будешь". Ну, показала, как правильно. Я опять прицелилась, глаза закрыла, выстрелила и попала в цель. После этого ни разу не промахивалась, но стреляла всегда, закрыв глаза, – смеется Наталья Федотовна. – Меня хотели отправить на фронт, как отличницу, но я не прошла из-за невроза сердца. Куда деваться? В Боровлянку вернулась, еще по дороге меня обворовали.
А тут меня один парень любил сильно. Он пришел с фронта без обеих ног, на протезах. Все смотрел на меня и говорил: "Как ты будешь жить вообще? Тебя ж так и будут все обворовывать, перебирайся ко мне". Он жил с мамой и сестрой. Ну, что мне еще оставалось? Пошли в загс.
Соседи пытались образумить Леонида Крахмалева: "Че ты женишься на этой ленинградке, у нас вон сколько своих девчонок". Он никого не слушал. Любил.
– Детей у нас долго не было, потом ближе к концу войны родилась Нина. Война кончилась, и я уговорила мужа поехать в Ленинград. Там отец, вернувшись с фронта, женился и ушел жить к новой жене, квартиру оставил мне.
Возвращение
Молодые неплохо устроились в Северной столице: в старой квартире уцелела даже мебель. Леонид умудрялся и учиться, и подрабатывать, несмотря на то что серьезно болел.
– Вот соберемся куда-нибудь, в кино, например, а он валяется и не может встать. Говорит как-то: "Знаешь, а ведь я здесь умру. Давай поедем обратно". Папа меня отговаривал, обещал, что будет помогать с ребенком, но я решила, что дочь нельзя разлучать с отцом. Поэтому бросила квартиру и, ничего не сказав родным, вернулась на Алтай. Здесь родилась вторая дочка. Ее муж назвал Наташей, – продолжает блокадница. – В Боровлянке купили корову, поросят, собаку… Леня просил, чтобы я сидела дома, но у меня же был хороший слух и голос, я знала все современные танцы, поэтому в свободное время вела кружок самодеятельности, все время была на виду. Вскоре мне предложили должность в библиотеке. Конечно, я пошла работать – не буду же я с коровой сидеть всю жизнь!
Младшая дочка у меня с раннего детство плясала, пела и выбражала. Малышкой даже выходила на сцену в детском клубе в роли конферансье. И ведь долго потом еще выступала. Даже ездила поступать в музыкальное училище, но на полпути ее обворовали, она вернулась сердитая и объявила, что вообще теперь никуда учиться не пойдет. Ну, ничего взяли ее потом в лесной техникум без экзаменов даже. Там она и мужа своего будущего встретила. Живут сейчас хорошо, дом у них напротив почты…
А я всю жизнь проработала в самодеятельности. У нас были прекрасные хоры: хор учителей, хор леспромхоза, вокально-инструментальный ансамбль. Наш клуб занимал третье место по краю! В перестройку все развалилось, конечно… Ну, я все вам рассказала?
– Наталья Федотовна, вы не жалеете, что ослушались отца и вернулись в Боровлянку?
– Я уже как-то отвечала на этот вопрос, – она опускает глаза, перебирает фотографии. – Жили мы неплохо. Наверное, если бы я осталась в Ленинграде, то так долго не прожила бы. А здесь я на природе, лес кругом, работала всегда с молодежью, было так весело. Нет, сейчас, конечно, здесь делать нечего, совсем сходить некуда. А когда-то такое было село! Такая была Боровлянка!
Детдомовка
Нина Андреевна Смирнова, еще одна оставшаяся в Троицком районе уроженка Ленинграда, только в этом году получила статус блокадницы. В 1943 году ее удочерили, и после каким-то образом она исчезла из списков детей, эвакуированных на Алтай. Справедливость восстановили в суде.
– Я помню первое свое впечатление по приезде – домики все маленькие такие, не как в Ленинграде, – рассказывает она. – Здесь же даже двухэтажных домов тогда не было. Глушь, конечно, такая была… Холодно, кормили плохо, лекарств не было. Как-то я проснулась, а девочки, которая спала со мной, нет. Куда делась? Видать, умерла…
Потом помню детский дом. Все нас мир не брал с местными ребятишками – ох, и не любили они нас.
Нине шел четвертый год, когда в детдом пришла красивая брюнетка. Она подходила ко многим девочкам, а Нине вдруг сказала: "Дочка, я так долго тебя искала!"
– Я поверила с легкостью в то, что она правда моя мама: родную-то я не помнила. Только то, что у нее были длинные темные волосы… Позже, конечно, когда стали жить, я ее начала донимать вопросами: "Мама, почему ты ногти не красишь? Где твое красивое платье?"
Соседские ребятишки обзывали Нину Андреевну детдомовкой.
– Я при них-то не плакала, дома ревела. Гордая шибко была, – смеется она над этим воспоминанием. – Мама утешала, говорила, что врут все, и я ей верила. Долго они с отцом от меня правду скрывали. Может, и правильно. Потом я тайком пробовала родных искать, но безуспешно, естественно! Как? Если я ни имен, ничего не помню. А про Ленинград как вижу сюжет по телевизору, так смотрю. Свои детдомовские справки берегла не для судов, не для исков. Они мне как память о родине. Подтверждение того, что я не из Боровлянки.
Свечи в память
Детей блокады везли в детские дома Барнаула, Бийска, в Солонешенский, Алтайский, Троицкий, Крутихинский, Тюменцевский и другие районы. Старожилы говорят: умиравших здесь малышей хоронили наскоро, без надгробий. Не удивительно, что поминать такое не хотелось даже в День Победы.
Только в 2000 году по инициативе Екатерины Березиковой, заведующей Боровлянским филиалом Троицкой межпоселенческой библиотеки, на месте, где предположительно хоронили детей, установили крест. Вслед за этим началась серьезная работа по восстановлению сведений о детях блокады, привезенных в Троицкий район. Примерно через месяц в Боровлянке должен появиться мраморный памятник с их именами.
– Первоначально в архивах загса мы нашли 65 фамилий детей, умерших здесь, потом еще 23. Большинству погибших было годик-два, – рассказывает Екатерина Анатольевна. – Сколько человек точно сюда привезли, сказать пока нельзя, у нас есть информация только по двум детским домам, а по третьему никак не можем найти материалы, куда только ни обращались. Поэтому можно лишь предполагать, что всего в Троицкий район привезли около двухсот человек.
По архивным документам Екатерина Березикова как могла реконструировала события того времени. Первый поезд привез детей 22 августа 1942 года из детского дома № 30 Ленинграда. Уже через четыре дня органы загса зарегистрировали первую смерть. С наступлением холодов малыши стали умирать массово.
В октябре 2011 года, после Дня памяти по погибшим детям блокады, в районе объявили акцию "Зажгите свечи в нашу память", рассчитанную на сбор средств для памятника детям блокадного Ленинграда. Скоро проект стал краевым. Памятник боровлянским блокадникам откроется в октябре на старом кладбище, но деньги будут собирать и дальше – теперь на мемориал всем погибшим на Алтае блокадникам.
Его тоже установят в Боровлянке: в других селах, куда были эвакуированы жертвы войны, активной поисковой работы до сих пор не проводилось.
Справка
Всего с 1941 по 1944 год в Алтайский край прибыло около четырех тысяч малышей из блокадного Ленинграда. Сегодня в живых осталось меньше четырехсот человек.
Цифра
450 000 рублей народных средств собрано на памятник жертвам блокады. Сбор денег продолжается. Расчетный счет ищите на www.troalt.ru в рубрике "Зажгите свечи в нашу память".
Самое важное - в нашем Telegram-канале
