Лысому расческу продадут
— Дмитрий Викторович, по оценкам некоторых специалистов, за два года российская мебельная отрасль потеряла едва ли не половину объемов. Насколько близки эти данные к местным показателям?
— С начала кризиса падение выручки на рынке составило около 40%. Сейчас ситуация понемногу выправляется. Мы, например, по итогам сентября по валовому доходу достигли докризисного уровня. Иная ситуация с так называемыми "гаражниками": они "помирают" чуть ли не ежедневно. У кого было только кустарное производство, без коммерческого отдела, те сейчас закрывают бизнес и уходят.
— Коммерческая служба стала залогом не только процветания, но и выживания?
— В том числе. У нас коммерческий отдел самый сильный в городе, однозначно. И это не только мое мнение: объем и статус объектов говорит в его пользу. У нас в компании продажники от Бога, лысому расческу продадут.
— И тем не менее в кризис вам наверняка пришлось прибегнуть к оптимизации?
— Конечно. Прежде всего, чтобы выжить, мы сбросили цены — примерно на 25%. И компенсировали потери за счет оптимизации бизнес-процессов. Мы искусственно начали повышать производительность труда: где работали три человека, стали работать два. Сейчас говорят, что это некая современная западная модель. Вовсе нет! Я вышел из "оборонки" и отлично знаю, что в России эта модель на профильных производствах применялась с послевоенных времен. Из людей выжимали все, что только можно. Пришлось обратиться к этой практике и сейчас. При этом я проводил собрание, объяснял людям все, как есть, и у нас довольно спокойно прошло и некоторое сокращение персонала, и понижение заработной платы. Причем коснулось это всех: от уборщицы до генерального директора. Пробовали также перейти на более дешевые материалы. Но получилось не очень хорошо, и мы отказались от этого варианта.
— Вы ведете бизнес в премиальном и среднем сегментах. Получается, в вашей отрасли они воспрянули быстрее дисконта?
— Дело не совсем в этом. Просто вся обстановка в стране так складывается. В кризис оба сегмента затаились: люди не знали, как себя вести и чего ждать. Причем деньги-то у них были, никуда они не делись. Просто тратить их опасались! Кроме того, был существенно ограничен доступ к кредитам, и у нас за полгода не было продано ни одного дивана за кредитные деньги. А сейчас банки стали проще предоставлять займы, у народа есть уверенность, что самое страшное прошло, появился свет в конце туннеля. И люди стали покупать диваны! Кроме того, если раньше стройки были заморожены, то сейчас все они работают. А если так, то у нас точно будет свой клиент. Если 10 домов сдали в Барнауле, мы это сразу чувствуем.
И, конечно, важный фактор, сказавшийся именно на нашей компании, — это корпоративный сектор, на который приходится около 50% нашего объема. У нас в этом направлении даже конкурентов нет: удачно зашли на рынок и нам в нем комфортно.
— Однако корпоративные клиенты в период кризиса тоже затаились. Падение в секторе офисной мебели было едва ли не самым сильным….
— У нас несколько иной клиент. Это не офисная мебель, это мягкие зоны. Какой ресторан ни назовите в Барнауле — наша мебель стоит. То же самое и в городах края: отели Белокурихи, бассейн "Заря" в Бийске, другие крупные заказчики — от Сбербанка до клуба "Магис".
С москвичами тяжело бодаться
— Если в корпоративном секторе у вас нет конкурентов, то за индивидуального клиента наверняка идет борьба. Это в основном местные или инорегиональные соперники?
— Если говорить о корпусной мебели, то преимущественно чужаки из других регионов. Например, "Лазурит", "Лотос".
— А какова вообще расстановка сил на рынке? Докризисная общероссийская статистика говорит о том, что на долю отечественной мебели приходится только 54% объемов.
— Сейчас российская мебель уже сильно вышла вперед. И соотношение сегодня примерно 30% на 70% в нашу пользу. Люди уже научились считать, понимать и сравнивать. И это касается как дорогой, так и дешевой импортной мебели. Скажем, люди уже не покупают китайскую мебель. Раньше как было? Строит человек коттедж, берет дизайнера и везет его в Китай. Набивают они там контейнер на 20 тонн и, довольные, обставляют дом. И человек потом еще хвастается: вот я себе кожаный диван за 30 тыс. рублей купил! А этот диван через полтора года у него проваливается…
— А если охарактеризовать ситуацию только в отечественном секторе мебельного рынка?
— Если говорить о серьезных игроках, а их у нас не более 10, то местных производителей и компаний из других регионов у нас примерно поровну. Причем из последних неплохая доля сейчас у москвичей. Это фабрики "21 век", "8 Марта". У них еще с советских времен осталась большая промышленная база, на фабриках работает, к примеру, порядка 20 тыс. человек. И нам, конечно, тяжело с ними бодаться. Но, с другой стороны, мебель же сюда привезти надо, а это логистическое плечо. Мебель очень затратная при перевозке. Это не золото, которого в карман на два миллиона насыпал и повез. Привезти из Москвы в Барнаул диван с креслом стоит около 15 тыс. рублей! И, естественно, эта сумма укладывается в цену для барнаульского покупателя.
— Поэтому локальные игроки и не строят сети?
— Да. Некоторое время назад мы пробовали открывать в Новосибирске представительство. Но рынок там настолько перегружен, что работать было очень тяжело и нерентабельно. Но мы работаем с другими регионами точечно. Например, активно участвуем в конкурсах, тендерах и получаем заказы в Новосибирске, Красноярске, Омске и Кемерове. В последнем городе мы поставляли мебель, в частности, в аквапарк и бассейн.
Новое — не изобрести
— В середине 2000-х годов в мебельной отрасли процветало пиратство. Приобреталась единица продукции из последней коллекции, в гараже умельцы налаживали ее копирование, и на рынок поступали псевдофирменные товары. Сейчас пиратство исчезает вместе с "гаражниками"?
— Такое явление на рынке еще есть, но его мало. А вообще, если говорить не о мошенничестве, когда прикрываются чужим именем, а именно о копировании, то ничего особенного тут нет. Заказчики часто показывают картинку в итальянском каталоге и просят сделать так же. Мы говорим: хорошо. Только, чтобы изготовить такую же мебель, нам понадобятся итальянская древесина, кожа, все механизмы. И будет ничуть не хуже. Если клиента устраивает — делаем. В результате итальянский образец стоит, скажем, 300 тыс. рублей, а наш с итальянскими комплектующими — вдвое дешевле. Это разве пиратство? Все модели в принципе почти одинаковые. И изобрести что-то новое сейчас очень тяжело, почти нереально. Так что все друг у друга что-то берут в большей или меньшей степени.
— Несколько лет назад в России часто поднималась и тема облегчения таможенного бремени на определенные средства мебельного производства. Есть какое-то движение в этом вопросе?
— Пошлины были в прошлом году повышены. Но это еще ладно. Если во всем мире в связи с кризисом цены на алюминий упали, то у нас поднялись примерно на 30%. И в результате мне сейчас выгоднее покупать алюминий не в Красноярске, а за рубежом. И такие вот факторы привели к тому, что себестоимость мебели у нас увеличивается ежемесячно. За год рост составил 10–12%, это точно.
— У вас очень тесное сотрудничество с итальянскими предприятиями. Как можете охарактеризовать это партнерство?
— С итальянцами очень тяжело работать. Во-первых, у них очень много жуликов, которые красиво говорят, даже русский язык учат, но затем… Во-вторых, у них, на мой взгляд, странные подходы к работе. "У нас сиеста", — говорят они — и все, не работают. Ну не хотят просто! Причем эта сиеста иногда на пару месяцев растягивается. А еще фабрика может работать пять – семь лет на рынке, все у нее с заказами хорошо, но внезапно: "Извините, мы закрываемся". И приходится искать других партнеров, а это не так быстро. Каждого надо проверить, деньги-то ведь немалые туда посылаются. И каждый раз, когда с новым партнером начинаешь работать, думаешь: а не исчезнет ли человек с твоими деньгами?... Так что бывает всякое. В целом с итальянцами работать интересно. Но с русскими проще.
— Что более всего привлекает вас в мебельном бизнесе?
— Я старый материалист… Поэтому — деньги. Мы же приходим на работу не пообщаться, не поулыбаться друг другу, а зарабатывать. Ну и, конечно, это дело доставляет эстетическое наслаждение. Например, сделали мы какой-то необычной формы диван. Любуешься на него, и душа радуется, что ты приложил к этому руку!
— Какие чувства испытываете, приходя в "свой" ресторан?
— Очень горжусь!
— Есть на свете место, где вы непременно хотите побывать?
— Где хотел — уже побывал!
— В вашей жизни есть место авантюризму?
— Нет.
Кто такой Дмитрий Полянский
Дмитрий Викторович Полянский родился 22 февраля 1963 года в Новокузнецке, в двухлетнем возрасте переехал с родителями в Барнаул. В школьные годы был председателем самоуправления школы № 70, которую возглавлял Борис Черниченко. В старших классах Дмитрий Полянский подрабатывал на станкостроительном заводе. После школы окончил Бийский филиал Алтайского политехнического института по специальности "Элементы полигонных установок". По окончании вуза три года проработал на станкостроительном заводе, отслужил в армии и начал заниматься предпринимательством.
В 1991 году Дмитрий Полянский в партнерстве с Андреем Степурко приватизировал разрушенное здание (пр. Ленина, 17-а) и после капитального ремонта открыл в нем мебельный салон "Штутгарт". В 1998 году он возглавил это предприятие, а в 2000-м создал фабрику мебели "ФОРМЭ". В настоящее время под руководством Полянского работает порядка 100 человек.
Вот что говорит о названии компании ее владелец: "Это русифицированный производный вариант от английского for me ("для меня"). У нас и у сайта доменное имя включает это словосочетание. Некоторое время назад люди из Америки просили продать этот домен, но мы им назвали баснословную цену, и они отстали".
Дмитрий Викторович женат, у него двое сыновей 24 и 8 лет.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
