– Вы говорили о том, что, когда начали сокращаться рабочие места, народ все-таки заметил кризис. Может быть, именно из этого вырастет спрос на перемены?
– Какое обстоятельство отмечали специалисты по трудовым вопросам в 90-е годы? Что при значительном падении производства рынок труда сократился очень мало. Такой высокой безработицы, которая должна была появиться при таком падении производства, у нас не было. Безработица искусственно сдерживалась из социальных соображений, и ничего хорошего в этом нет.
У каждого кризиса есть здоровое зерно, которое позволяет перестроить экономику, пересмотреть в том числе структуру рынка труда, создать новые, нужные рабочие места и ликвидировать старые, ненужные. В 90-е годы наша экономика шла по пути консервации старых рабочих мест, несмотря на их неэффективность.
Сейчас, похоже, делается то же самое, и это тоже препятствие к дальнейшему инновационному развитию экономики.
Условно говорю, ничего не знаю про тракторное производство и потребности в тракторах, но очень может быть, ваше предприятие в Рубцовске лучше бы закрыть, создать на его месте другое производство и переобучить рабочих. А сейчас очень велика вероятность, что мы опять пойдем по пути консервации старой структуры экономики и старых рабочих мест в угоду решению сиюминутных проблем. А это не решение, это откладывание.
Общество довольно консервативная конструкция, неожиданности в нем случаются довольно редко, они должны вызреть. Наш лозунг – "От мнений к пониманию": мы собираем мнения и стараемся понять, что в них зреет. Пока почва для вызревания новых тенденций скудненькая, если мы говорим о тенденциях перемен.
– Тем не менее сейчас все только и говорят о том, что мы должны мобилизоваться, модернизироваться…
– Несмотря на то что необходимость инновационного развития сейчас просто государственный лозунг, почва для этого крайне неблагоприятная. Наша экономика такова, что в массе своей она не нуждается в квалифицированном труде; поэтому, кстати, наше высшее профессиональное образование готовит такие неквалифицированные кадры. Квалифицированные слои – это малочисленный рынок, там дефицит никогда не был особенно высоким, но и с кризисом он не исчез. Высококвалифицированные сварщики как были на вес золота, так и остались, но их нужно два-три человека. Это не есть массовая профессия. Квалифицированные рабочие места не создаются, вот в чем проблема. Отсюда идти к инновационной экономике очень сложно еще и с точки зрения человеческого капитала, людей, которые ориентированы на высшее образование как дипломную корочку, а не как сумму знаний. Ведь учеба – это же работа, учиться – тяжелый труд, а большинство молодежи на это не рассчитывает.
– По вашим словам, общество не готово меняться в том числе и потому, что люди давно живут бедно – привыкли. А как же богатые люди, они тоже не готовы участвовать в переменах?
– Нет. Они выросли из этого народа, а ценности, в смысле жизненных запросов, не изменились. Наша элита очень сервильна, ориентирована на власть... Вообще, надежда на кризис как шанс для гражданского общества исходит из того, что если совсем край, то люди мобилизуются. Но, во-первых, не совсем край – наши исследования подтверждают, что социально-экономическая ситуация неплохая, она стабилизировалась. За десять лет во всех слоях общества был накоплен жирок – это во-первых, а с другой стороны, политический ландшафт куда более гладкий, чем был в 98-м году.
Безработица искусственно сдерживается из социальных соображений, и ничего хорошего в этом нет.
Who is mister Putin?
– Образ экономического процветания связан с именем Путина. Сегодня у Путина замечательные рейтинги, но вы же отслеживали их с самого начала. Какой у него был рейтинг в 2000 году?
– Путин появился как альтернатива очень непопулярному в то время президенту Ельцину. Симпатичный человек, бодрый, его рейтинг с самого начала был высоким, держался на высокой отметке, а пика достиг в прошлом августе в период грузино-осетинского конфликта.
– Может ли появиться фигура более популярная?
– В отсутствии политического поля все взаимоотношения в стране – не только политические, но и хозяйственные – принципиальный дефект нашего общества. У нас нет институтов, которые организуют общество. У нас есть персоналии, через которые решаются все проблемы – и политические, и хозяйственные, и все другие. Поэтому роль Путина очень велика. Его персональный образ очень значим – видите, что происходит со следующим президентом, который воспринимается как политический клон Путина.
И плюс не скажу добрая, но старая традиция веры в мудрого, доброго, всезнающего и всемогущего, как показало Пикалево, первого лица; значит, виноваты во всем бояре-исполнители. Эта конструкция авторитарной власти поддерживается, соответственно, первое лицо очень тяжело сменить.
– Почему раньше харизматиков в политике было много, а сейчас...
– Дело в том, что в нулевые годы произошла окончательная зачистка политического поля. Еще в 90-е годы у нас было несколько лиц значимых, популярных среди населения. Мы 20 лет задаем один и тот же вопрос: назовите пять-шесть политиков, которым вы доверяете. Доля, которую собирает Путин, в несколько десятков раз выше, чем у остальных политиков. Условно говоря, Путина называют 50–60 процентов опрошенных, Медведев где-то рядом с ним, а остальные получают 10 процентов не более. То есть поле абсолютно чистое. Одно лицо, ну два.
Справка
Аналитический центр Юрия Левады (Левада-Центр) – российская негосударственная исследовательская организация. Центр регулярно проводит социологические и маркетинговые исследования. Носит имя российского социолога Юрия Левады (1930–2006). Коллектив центра первым начал проводить регулярные опросы общественного мнения в масштабах всей страны начиная с 1988 года.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
