Экономика

"Я называл себя директором района". Валерий Кириловский — о деньгах, связях и психологии деревни

Интервью у Валерия Кириловского корреспонденты газеты "Ваше дело" взяли по дороге на поле — в салоне его "Лэнд Круизера". Он, бывший первый секретарь райкома, бизнесмен и экс-глава Шипуновского района, после ухода с должности не стал искать себе место в городе. А взялся поднимать свою "целину", став одним из руководителей сельхозпредприятия с 10 тыс. га земли. Исполнительный директор "Комарихи" и до мозга костей советский человек рассказал "ВД" о бизнесе, власти и сельском хозяйстве.

Валерий Кириловский.
Валерий Кириловский.
Олег Богданов

КПСС и капитализм

— Валерий Владимирович, вы и при социализме, и после него были на коне. А почему вы так часто вспоминаете советское время?

— Я же типичный представитель советского народа и советской системы и использовал все возможности того времени. Вырос я в Шипунове. Мать и отец были простыми рабочими. И многие из первых секретарей вышли из простых семей, у нас было убеждение, что общество организовано правильно. Поэтому, когда в 1991 году я увидел по телевизору, как Ельцин поставил жирную точку в истории КПСС и в истории страны... Сказать, что я расстроился, не сказать ничего. Это было преступление.

Да, я видел недостатки системы. Что-то делалось неправильно, но проблемы были не столько в экономике, сколько в управлении: партия всю власть подчинила себе. Это не совсем правильно, мягко говоря. Но как рисовали демократы того периода, что валится экономика... Да в 1990-е ее обвалили так, что до сих пор не могут поднять. 1980-е годы в сельском хозяйстве — самые эффективные на моем жизненном опыте. Села развивались, строились дороги, детсады, школы, животноводческие и производственные помещения. Мы в Новичихе за шесть лет объемы строительства увеличили в три раза, построили десятки детсадов и школ, сотни жилых домов. Проблема денег тогда не стояла — трудно было с материальными ресурсами. Но тогда, если ты задумал что-то сделать, если ты инициативный, требовательный и деловой, то проблемы всегда можно было решить.

— Вы с таким далеким от дикого капитализма опытом в 1990-е занялись бизнесом. Вас не держал за горло прошлый опыт?

— Держал. Страшно держал. Хоть и лет мне было всего 38. Держал даже не опыт, а мировоззрение. Я думал: приватизация ограничится сферой услуг, а основа экономики — промышленность и сельское хозяйство — будет реформироваться не так грубо, а разумно, поэтапно. Я не верил, что приватизация пойдет такими темпами, так по-воровски неэффективно.

Я занимался бизнесом, и у меня были периоды, когда денег было чертова уйма, когда их можно было заработать ни на чем. Помню, как заработал 600 тыс. долларов на продаже сливочного масла и мяса на "Магнитогорский металлургический комбинат" через австралийского предпринимателя, поставлявшего продукцию из Новой Зеландии. Он рассчитался со мной валютой. Были возможности, были дешевые кредиты, но я не верил в приватизацию до конца и не стал покупать акции предприятий. Я старался делать дело, а надо было делать деньги.

— Чем именно вы тогда занимались?

— Начинал с торговли. Потом было производство творожных сырков: я привез линию из Прибалтики, она и сейчас работает на "Молочной сказке". Поставлял продовольствие на Север, внешнеэкономической деятельностью занимался. Возил из Франции сахар, помнится, привез 12 тыс. тонн, а для этой операции взял кредит на 2 млн. долларов в банке "Менатеп". Это был чуть ли не первый валютный кредит в крае. Потом был "черный вторник" 1994 года, когда курс рубля сразу на 200 пунктов изменился, — я тогда влетел на 1 млн. долларов. Потом пострадал и от кризиса 1998 года — в тот момент я поставлял продовольствие на Север. Когда так резко меняются правила и общая ситуация нестабильна, бизнесу тяжело.

— А когда получили первые большие деньги, голова не закружилась?

— Закружилась. Эйфория была. Я купил сразу три "Волги", себе и замам. Какая машина может быть лучше "Волги", я тогда не понимал. Были деньги, связи — покупали магазины, например, "Золотая осень" в Барнауле.

Второй раз у руля

— У вас было все — и взлеты, и падения. Почему в 2004 году вы пошли в главы администрации — устали от бизнеса?

— Немножко устал, да. От проблем.

— В советской жизни вы отвечали за все в районе. И тут вроде как то же самое. Что-то вас удивило?

— Будучи первым секретарем райкома я себя называл "директором района". Но когда пришел в администрацию Шипуновского района, ощущение было, что живу на той же территории, но в другой стране. В стране, где вся повседневная жизнь брошена на произвол обстоятельств. Сейчас у нас воссоздана старая система управления, снова все из Москвы распределяется, но работает она хуже, чем при КПСС.

— Правы ли те, кто говорит, что у глав мало полномочий?

— Полномочий на самом деле много. Но практически нет прав и денежных ресурсов. Он может командовать лишь своим бюджетом, а в этом бюджете собственных денег 14–17%, а остальное — субвенции, субсидии и дотации. И эти деньги до копейки расписаны, глава прикоснуться к ним ни на йоту не может. Кроме того, в бюджеты районов идут самые труднособираемые налоги — земельный и подоходный. Можно хоть в чем главу упрекать: и дома разваливаются, и школы-дороги не ремонтируются. Но у него на это просто нет денег.

И главная проблема — не только в экономике, но и во влиянии на кадровую политику. При назначении районного начальника какого-нибудь краевого или федерального ведомства мнение главы спрашивают лишь для приличия. А зачастую вообще не спрашивают.

— Но у главы района есть возможность проявить себя организационно. Найти подходящего руководителя для сельхозпредприятия, например...

— По закону в сельхозпредприятия никто не имеет права вмешиваться. Да и по жизни это не получается. Можно, используя административный ресурс, привлечь инвесторов. Но потом повлиять на инвестора и на хозяйствующего субъекта практически невозможно.

— А реально ли дать инвестору разрешение на строительство или выделить землю с условием, что он будет платить налоги в район?

— Невозможно. Сегодня все крупные предприятия, имеющие сеть в районах, как, например, "Алтайагротех", в местные бюджеты платят только подоходный налог, а в магазине работают пять-шесть человек. Медведев однажды говорил, что надо налоговые потоки перераспределять в пользу местных бюджетов. И я на это посмотрел с надеждой. Но ничего не изменилось, а ситуация в районах ухудшается.

— Многие главы районов, проиграв выборы, становятся сотрудниками краевых структур. А вам, после того как проиграли выборы на второй срок, "тепленькое место" предлагали?

— Нет, ничего не предлагали. А просить для себя я бы никогда не стал. Значит, мои знания и опыт никому не нужны. Хотя, если человек проработал в районе долго и нормально, наверное, это правильно — помочь ему как-то устроиться. Тем более если это люди в возрасте. Сейчас никто ни о ком не заботится. Идет кадровая чехарда, и я не всегда ее понимаю и принимаю. Руководить районом надо минимум два срока, не четыре года. Иначе разобраться в районе и что-либо сделать проблематично.

Хозяйство как образ жизни

— Колхозам часто приходится нести на себе бремя непрофильных, убыточных активов — котельных, например. Реально ли освободить сельхозпредприятия от этой нагрузки?

— Местной власти передать? У нее нет денег на содержание этих активов. Они кое-как платят за уличное освещение, за отопление конторы сельсовета да зарплату сотрудникам. Но знаете, таких активов в хозяйствах осталось мало. В "Комарихе" котельная топит контору и два магазина, есть еще водопровод.

В советское время все коммунальное хозяйство строили и содержали именно хозяйствующие субъекты, и мы говорили, что улучшаем условия жизни селян. Быт их был обустроен в разы лучше, чем сейчас. В селах был асфальт, центральное отопление, строились дома. А сегодня деревня погибает, каждый говорит детям: "Что тут делать? Уезжай". И вся более-менее стоящая молодежь уехала. Остается молодежь, не нашедшая себе никакого применения в городе.

— Как отток молодежи сказывается на деревне?

— Не хватает специалистов. Когда я работал в совхозе, все главные специалисты имели высшее образование. А сегодня в "Комарихе" с высшим образованием всего трое включая меня. И работать никто не хочет — сидят по домам, разводят гусей, коров. У людей нет веры в успех. Раньше взять кредит на уборку было просто: достаточно было звонка в банк, и все знали, что совхоз все равно рассчитается. Сегодня, чтобы оформить кредит, месяц будешь ходить. А тут у КамАЗа стуканул двигатель, а нам не хватает машин под комбайнами. Для ремонта надо 120–150 тыс. рублей, и немедленно. Во время уборки еженедельно на запчасти уходит 150–200 тыс. рублей и столько же ежедневно на ГСМ. Поэтому вынуждены за бесценок продавать урожай.

— Но государство же компенсирует часть ставки по кредитам...

— Эта компенсация идет с опозданием на три месяца. Сперва нужно самому заплатить проценты, потом предоставить бумажку, что ты заплатил зарплату по 10 тыс. рублей и все налоги, и только после этого получишь деньги. Сельское хозяйство — это не торговля. Деньги поступают в основном в конце года.

— Сельское хозяйство — не самый рентабельный, к тому же обремененный множеством проблем бизнес. Почему вы им занимаетесь?

— Чем в районе еще заниматься? Можно торговлей, но это для меня пройденный этап. Хочется делать что-то реальное и получать от этого удовлетворение. Остается только сельское хозяйство. Это даже не бизнес. Это образ жизни.

— И вы хотите, чтобы государство приплачивало вам за то, чтобы вы жили в свое удовольствие?

— Дело не в этом. Вы только создайте условия и разумные правила игры, чтобы я мог реализовывать себя нормально. Что я знаю, что могу, я попытаюсь сделать и буду здесь жить. А когда живешь без правил и не получаешь результата, на третий год опускаются руки. Тратить здоровье, душу — ради чего? Цены ниже затрат. К концу года будем банкротами.

Специальный вопрос

— Есть мнение, что руководителям сельхозпредприятий живется не так уж плохо, но они все время прибедняются, чтобы получать субсидии. А сами стоят в очередях за новыми машинами и покупают квартиры в городе. Как вы относитесь к таким разговорам?

— Это мнение людей, не знакомых с сельским хозяйством. Все дотации — это мизер. В других странах они намного больше. И там никто не спрашивает, почему фермер покупает машину или дом. Там к производителям продукции другое отношение. Почему в цивилизованной стране России производитель живет хуже простого торговца?

Я согласен с этим мнением только отчасти. Есть такая форма, как СПК. Из благих намерений законодатели сделали его членов собственниками. Предполагалось, что таким образом крестьянин будет лучше работать, но никаких собственнических функций у него не появилось. Во главе хозяйства должен стоять грамотный, умный, образованный человек, знакомый с процессами экономики, управления, психологии.

А на самом деле выборы происходят так: "Ну давай Мишку изберем! Ну все свои, мы работяги, и тебя, работягу, изберем". И что, стали эффективнее работать? Грамотным, требовательным руководителем, как правило, недовольны. Психология деревни: всегда найдутся болтуны, создается эффект толпы, начинают переизбирать. В результате один поработал, второй, третий, и новый директор уже знает, что его снимут. А отвечает он за все, но зарплату себе выше, чем у других, назначить не имеет морального права. И начинают потихоньку приворовывать, "брать", как говорится. Но там, где руководит частник, такого нет. Я шесть хозяйств передал в частные руки, за что отчасти и поплатился. Меня представители КПРФ критиковали, мол, разваливаю хозяйства. А они сейчас самые крепкие в районе.

О чем еще рассказал собеседник

О закрытости деревни

— Современная деревня — замкнутая система. Чужого никогда не изберут. Никакого перемещения кадров, деревня замыкается. Ни свежих людей, ни свежих идей. Деревня начинает загнивать сама в себе. Хорошо, если в деревне было здоровое начало, сохранились традиции. А если этого нет — труба. Есть такие деревни, где большинство — пьяницы, бездельники и воры.

О взаимодействии с переработчиками

— Под уборку льна взяли у переработчика заем

2 млн. рублей. Он говорит: "Заберу по 10 рублей". Я ему: "Побойся бога, я знаю, что цена будет выше". Но у нас денег нет, приходится отдавать. 600 тыс. рублей на этом потеряю. А это месячный фонд заработной платы. И все переработчики держат крестьян за горло. Они все с прибылью работают. И как бы они ни плакали, ни один не банкротится. Но и то мы им говорим спасибо. Ведь не каждому такое предложат. Все держится на связях, знакомствах.

Об агростраховании

— Один наш фермер для страхования посевов взял в кредит 15 млн. рублей. Застраховал на 100 млн. рублей, а потом два года судился со страховой компанией, чтобы ему выплатили компенсацию. Вот только в июне получил деньги. А ведь это же был кредитный ресурс. Ладно, хоть государство компенсацию выплатило.

Справка

Валерий Владимирович Кириловский родился 4 сентября 1953 года в Шипунове. В 1975 году окончил Алтайский сельскохозяйственный институт по специальности "Зоотехник". Затем учился в Высшей партийной школе в Новосибирске. Третье образование получил в Москве, в академии общественных наук при ЦК КПСС.

С 1975 по 1979 год работал главным зоотехником и замдиректора по производству совхоза "Слава" Алейского района. Потом до 1982 года был инструктором и заместителем заведующего сельхозотделом крайкома КПСС. С 1982 по 1988 год — первый секретарь райкома в Новичихе. Затем три года учился в Москве и 13 лет занимался бизнесом. В 2004 году избран на должность главы Шипуновского района. В 2008 году проиграл выборы справедливороссу Ивану Бергену. Сейчас он исполнительный директор сельхозпредприятия "Комариха". Страстный охотник. Разведен. Имеет двух взрослых детей: 38-летнего сына и 35-летнюю дочь.

Самое важное - в нашем Telegram-канале

Чтобы сообщить нам об опечатке, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter

Комментарии
Рассказать новость