Все нечистоты стекают в Обь
— Татьяна Савельевна, давайте вспомним историю загрязнения ртутью железнодорожного вокзала. Говорят, все было очень грустно, пока вы не пришли и не провели железной рукой работы по очистке — по-научному говоря, демеркуризации.
— Это случилось в первой половине 1990-х годов. Дело было зимой. Поздно вечером, даже ночью, одного молодого человека выгнали из железнодорожного ресторана. Тот обиделся, саданул стеклянной бутылкой со ртутью, завернутой в полиэтиленовый пакет, об пол (откуда она взялась у него, не представляю), потащил за собой весь этот хвост и выбросил в урну… Сотрудники вокзала обратились за помощью в санэпидстанцию Железнодорожного района, а там никогда не имели дела с такой проблемой. Засыпали все опилками, вызвали солдатиков и заставили сметать. К нам, ученым, обратились, лишь поняв, что ситуация вышла из-под контроля.
Когда я узнала про опилки, мне стало плохо. Ртуть очень подвижна и летуча. Мелкие шарики ртути с помощью опилок растащили по всему вокзалу! Что на самом деле надо было делать? Локализовать очаг загрязнения, не развозить ртуть по всему зданию, а потом провести демеркуризацию (используется слабокислый раствор марганцовки). Когда мы замерили концентрацию ртути в воздухе, она оказалась выше ПДК в тысячу раз!
Для пассажиров большой беды не было. А вот для работников вокзала все могло окончиться плачевно. Первым делом мы попросили помыть с марганцовкой пол и проветрить помещение. На втором этаже значительная часть одного из помещений, арендуемого предпринимателями, была обита гобеленом, который отлично адсорбирует пары ртути. Адсорбируемая ртуть, когда температура повышается, начитает "газить".
Мы брали анализы у сотрудников вокзала, чтобы оценить степень их отравления. Самые большие проблемы поимели уборщицы. Мало того — они продолжали носить обувь, в которой мыли отравленный пол. Жалко выбрасывать! А там подошва кожаная, вся в трещинках… Мы, чем могли, помогли пострадавшим людям. Знаете, что очень способствует выведению из организма тяжелых металлов? Красное вино. Многое зависит от того, как у человека почки работают, поэтому уборщиц посоветовали отправить в санатории нефрологической направленности.
— И как вас отблагодарили? Приняли в почетные железнодорожники?
— Дали благодарственное письмо от начальника вокзала. А я до сих пор солдат жалею, которые были брошены на передовую и могли поплатиться здоровьем за чье-то головотяпство.
— Помнится, на излете СССР именно "ртутная тема" помогла похоронить проект строительства Катунской ГЭС. Там действительно было все так опасно, как утверждали ученые?
— Если меня спросить как ученого: "Является ли ртуть препятствием для строительства ГЭС?", я скажу: "Конечно, нет". А если бы меня 20 лет назад спросили, как простого человека, я бы ответила, что не хочу этой ГЭС. Мне очень нравилась нетронутая природа Горного Алтая. Но сейчас эти места изменились далеко не в лучшую сторону, туда и ехать-то не хочется.
Ртуть — не проблема для строительства. В верховьях Катуни есть полиметаллические проявления, включая киноварь. Но существующие там условия не способствуют миграции ртути и ее распространению. Природа всегда позаботится о себе. Проблемы начинаются, когда появляется человек. С конца 1930-х по начало 1990-х годов в верховьях Катуни (р. Ярлы-Амры) работал Акташский ртутный комбинат. В первое время его работы при несовершенстве технологии отжига (не было улавливающих систем) поступление ртути на прилегающие территории могло быть существенным. При замене ретортных печей на более современные проблем стало намного меньше. Но даже то, что улетало в воздух из труб комбината, оседало в радиусе 10–30 км. Поэтому уже на месте впадения Чуи в Катунь в воде мы наблюдали фоновые концентрации ртути.
На мой взгляд, при нашей культуре строительства само по себе строительство принесло бы тогда намного больший ущерб, чем ртутное загрязнение. Было бы все разворочено, искорежено и раскурочено в радиусе 100 км.
— Как думаете, те люди, которые активно эксплуатировали "ртутную страшилку", понимали, что они занимаются спекуляцией на человеческом страхе и невежестве?
— Трудно сказать. Но многие из них сделали на этом хорошую политическую карьеру. В том числе и некоторые ученые. Они понимали, что испуганным обывателем манипулировать легко. Мы выискиваем какие-то мифические страхи и не видим реального ужаса у себя под носом. Посмотрите, как в районе Барнаула жители города загадили Обь! Что после себя оставляет подавляющее большинство отдыхающих? Горку мусора. Вы ходили на катере до Бобровки? Видели берега с бесконечными кучами отходов человеческой жизнедеятельности? Все нечистоты потом стекают в Обь. Но водоохранная зона — это святое. Все, что неполезно для реки, не должно в нее попадать.
Экспедиция на Белуху
— Вы участвовали в международной экспедиции на Белуху, целью которой была оценка ретроспективного и современного уровня загрязнения воздушного бассейна Центрально-Азиатского региона.
— Наиболее трудной оказалась не сама работа в горах, а ее организационные вопросы. Мы работали в 2001 году со швейцарскими учеными. Понадобилось бесчисленное множество согласований, разрешений. Доходило до анекдотов. Не разрешали вывезти пробы льда! Я говорю: "Ребята, это же просто замерзшая вода, она не является природным ресурсом, который нельзя вывозить из страны". — "А вы докажите, что лед – это физическое состояние воды! Бумагу принесите!!!" Чиновнику всегда нужен документ. Любой степени абсурда. Дальше — больше. Когда проверяющие узнают, что швейцарцы вывозят лед, сразу возникают подозрения: а он не золотой? А не взять ли нам с них за это деньги? Чего только не было… Люди, с которыми мы работали на Алтайской таможне, абсолютно нормальные и вменяемые. Но они не могли перепрыгнуть через те варварские законы, которые приняты в нашей стране.
В экспедиции нам нужно было забросить оборудование на высоту 4100 метров — на ледник, в район, где осадки выпадают только в виде снега и нет протаивания и перемешивания слоев. Наша задача была отобрать керн льда на всю глубину залегания ледника на участке, где нет стекания ледника, то есть где есть чашеподобный участок. Отобранный нами керн в седловине Белухи является природным палеоархивом: он сохранил все, что было в атмосфере Алтайского региона на протяжении последних 750 лет.
Хочется добрым словом помянуть наших вертолетчиков. Какие же это асы и замечательные люди! Среди них был и Владимир Петрович Подопригора, который нелепо погиб год назад во время той дурацкой охоты. Я согласна с теми, кто называл его вертолетчиком от Бога. На высоте свыше 4000 метров нельзя глушить двигатель — потом в разреженной атмосфере он не запустится. И садиться нельзя. Соответственно, приходится выбрасывать снаряжение, спрыгивать самим. Что делал Подопригора? Он умудрялся присаживать вертолет, слегка касаясь поверхности, позволяя десантироваться с максимальным комфортом. Швейцарцы вместе с тремя нашими ребятами проработали на Белухе полторы недели. Мы ждали у подножия. Пришло время забирать — испортилась погода. А у них уже билеты домой, нельзя тянуть. Я к Подопригоре: "Владимир Петрович, выручай!" — "Сейчас. Будет окошечко — сниму". Было окошечко в 40 минут, и он успел. Я страшно переживала.
Но полученные результаты перекрыли с лихвой все наши злоключения. Взять хотя бы ситуацию с последствиями испытаний на Семипалатинском полигоне. Мы не нашли на Белухе повышенных содержаний цезия-137, стронция-90, трития — основных источников радиоактивного излучения. Если и были загрязнения территории края, то лишь локальные. При взрывах в атмосфере все уходило в стратосферу. И возвращалось к нам только после витка вокруг Земли. Таким образом, в региональном аспекте, как бы кому не хотелось, говорить о каком-то глобальном загрязнении, которое якобы тянется чуть ли не до Байкала, нельзя.
Мозги важнее
— Когда было делать науку приятнее — в советское время или сейчас?
— В молодости всегда все делать приятнее. После падения "железного занавеса" очень много умных людей уехало за рубеж. Мне повезло: я общалась с такими личностями — мама дорогая! Вокруг них всегда собирались сильные коллективы. Тогда ученые чувствовали себя востребованными, нужными обществу. Сейчас такого нет, и это самое противное. По большому счету, наша работа никому не нужна. Очень обидно было, когда лет пять назад с большой помпой чествовали, не помню какую уже, сборную и совершенно незамеченным осталось не менее значимое событие, когда наш соотечественник выиграл всемирную олимпиаду по информатике. Спорт — это здорово, но мозги-то важнее.
— Последнее время шел очень сильный накат на РАН и академическую науку. С чем это было связано?
— (Со вздохом.) С отъездом за границу больших ученых, истинных лидеров, на нашем научном поле стало пустовато. Наше поколение стареет. Хотим мы этого или нет — идет деградация. На мой взгляд, Российской академии наук требуется модернизация. Но, представишь, как ее будут проводить в России и каких дров наломают — может стать еще хуже. У нас, как всегда, уберут не тех и сделают не то, что надо. Нужно грамотное, взвешенное рецензирование полученных результатов, требуется смелость признать: "Вот здесь у нас плохо, а вот здесь хорошо". Но, боюсь, у нас свой будет спасать своего, пойдет круговая порука, и все окончится по знаменитой формуле Черномырдина. То, что делается, мне очень не нравится.
— Что, и мегапроект Сколково не нравится?
— Вместо того чтобы изменить устаревшую систему, мы снова пытаемся построить коммунизм в отдельно взятой стране. Вот сейчас создадим кусочек светлого будущего, остальные подтянутся. Не получится! Чтобы Сколково не превратилось в потемкинскую деревню, нужно поменять многие законы. В первую очередь таможенные — нельзя к научному оборудованию подходить с коммерческими мерками. В Сколково хотят вернуть ведущих российских ученых. Но ведь мало открыть для них отлично оборудованные лаборатории — нужна соответствующая инфраструктура, да много чего.
Нам остро не хватает подвижников, людей, которым интересна наука сама по себе. Зато в избытке тех, кто любит пиарить себя. Вся наука держится на интересе! Разумеется, нельзя жить на одном интересе и при этом ходить в лаптях. Но если для тебя главная цель — обогатиться на науке, ты не ученый, и ничего у тебя не получится, дорогой.
— Промышленные предприятия города спорят с водоканалом по поводу того, какими должны быть нормативы сточных вод в бассейне реки Обь. Вы, как специалист, чью позицию
занимаете?
— Дело в том, что очистные сооружения КОС-1 были построены на средства барнаульских предприятий и введены в эксплуатацию более 50 лет назад. Сейчас они находятся в распоряжении "Барнаульского водоканала", у которого с предприятиями-абонентами в последнее время складываются непростые отношения. Для разрешения конфликта в сентябре при администрации города была создана рабочая группа — для "выработки мероприятий в сфере взимания платы за сброс сточных вод и загрязняющих веществ в системы канализации Барнаула". На мой взгляд, чтобы "разрулить" создавшуюся ситуацию, необходимо, не вставая на чью-либо сторону, провести всестороннюю аудиторскую проверку по оценке эффективности очистки сточных вод на КОС-1. Затем на основании результатов проверки определить меру ответственности за соблюдением норм сброса загрязняющих веществ в реку для всех участников спора — как "Барнаульского водоканала", так и его абонентов. Чтобы в итоге выиграли от этого Обь и все горожане.
Кто такая Татьяна Папина
Татьяна Савельевна Папина родилась в Барнауле. В 1977 году окончила факультет естественных наук Новосибирского госуниверситета по специальности "Химия". В 1986 году в Институте неорганической химии СО РАН защитила кандидатскую диссертацию. В 2004 году в университете Дружбы народов (Москва) защитила докторскую диссертацию по специальности "Экология и аналитическая химия". С 1987 года работает в ИВЭП СО РАН (Барнаул). Прошла путь от младшего научного сотрудника до начальника химико-аналитического центра.
Основное направление научной деятельности — разработка и обоснование методик интегрированной оценки стока растворенных и взвешенных форм металлов, которые учитывают вклад различных фаз гидрологического режима и неравномерность распределения металлов в реке. Важные научные результаты получены ею в области изучения факторов, определяющих миграцию и трансформацию консервативных и неконсервативных примесей в водных экосистемах. Папина — признанный научный авторитет в исследовании транспорта и круговорота ртути и других тяжелых металлов в водных экосистемах.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
