Хорошо помню небо над городом – ясное, синее, высокое, каким оно почти никогда не бывает над Москвой. В этой глубокой синеве, казалось, и солнце светило ярче, и краски становятся гуще, а очертания башен, набережных, мостов - четче и живописнее. Пейзаж был как-то нереально, едва ли не пугающе, прекрасен, и это неожиданное сочетание линий, форм и оттенков еще больше подчеркивало необычность выражения лиц людей, собравшихся на площади и вокруг. Люди тоже были невероятно красивы, все. За три дня я не увидела ни одного уродливого, ни одной гримасы раздражения или злобы, молодые и старики, мужчины и женщины, москвичи или приезжие…. Потом все стало, как обычно. Но тогда - как будто собравшиеся возле Белого Дома отбросили все неважное, суетное, случайное, и оставили самое лучшее, и не боялись этого ничуть, и брались за руки...
Позже журналистка британской компании "Би Би Си" и внучка советского наркома Литвинова , Маша Слоним, сняла фильм " Вторая русская революция", как раз об августовских событиях, его показали по новому российскому телевидению, и он передал атмосферу этого краткого периода в истории, значения которого до сих пор мы так и не определили толком. Совершенно точно одно : в жизни миллионов людей так называемый путч советских реваншистов и его разгром, и все последующие события сыграли не просто важную роль - положили начало тектоническим переменам в ходе политического и экономического развития гигантских пространств и народов, смену идеологий и нравственных установок, самого строя жизни общественной и частной, причем не только на бывшем советском пространстве, но и далеко за его пределами…
Для тех, кто волею судьбы оказался в августе 1991 у белого Дома в Москве, эти дни остались обжигающей отметиной, ослепительной вспышкой, катарсисом, которые уж точно не повторится в формате одной человеческой жизни.
Хотя дни, честно говоря, начинались как довольно обычные. В Москве все говорили о политике, политические дебаты включались в личные отношения, в театрах шла пьеса о том, как супруги в постели спорят о судьбах перестройки, многие браки распались по причине политических несогласий, впрочем, многие новые также возникли по причине сходства мнений и ожиданий. Сегодня это даже звучит как-то странно, но тогда никого не удивляло. Удивляло, если было наоборот. О дефицитных тряпках, продуктах, автомобилях, даже водке, с которой официально боролись, говорили совсем мало, даже сами фарцовщики. Обсуждали публикации и книги, выстраивались очереди у газетных киосков и щитов со свежими газетами, журнал, где я работала, запретили из-за критических статей распространять на Украине, оттуда приезжали гонцы и брали стопки прямо в редакции. Обсуждали закон о гласности, который должен был продолжить идеи нового закона о печати, декларировавшего свободу, обсуждали идею всенародного покаяния за преступления , совершенные от имени партии, верили, что слова покаяния и правды выжгут зло, что художники и журналисты в парламенте установят справедливое устройство государственной жизни, а частная собственность на землю и свободная конкуренция приведут нас в капиталистический рай. В пятистах метрах от Кремля шла пьеса " Говори!" по мотивам очерков Валентина Овечкина, она стала своего рода знаком времени. Слова вообще были вполне материальны, они преобразовывали пространство, овладевали умами, увлекали в будущее… Будущее было восхитительно близко, прошлое , впрочем, тоже, у нас в редакции журнала каждый день шутили о том, кого первого арестуют после выхода очередного номера, если ситуация вдруг изменится.
Накануне 19 августа 1991 в Москве начали работу Съезд соотечественников в Институте мировой литературы и российско-американская конференция о развитии СМИ на факультете журналистики МГУ. Приехали многие ученые, издатели и авторы из разных стран, почти никто не убежал в первые часы путча, некоторые прямо из зала заседаний пошли защищать Белый дом. Моя подруга, американская славистка, рвалась на баррикады и возмущалась, что ее как женщину просили не рисковать больше других, а постоять в арьергарде и помочь распределять питание - его привозили из каких-то кооперативных кафе, закусочных, из домов, раздавали бесплатно, как и медикаменты, носовые платки… В одном ряду стояли очень разные люди, по возрасту, воспитанию, интересам - сторонники коммунизма с человеческим лицом и антикоммунисты, космополиты и националисты, работники и бизнесмены-кооператоры, анархисты и государственники, традиционалисты и авангардисты – но совершенно точно все верили в спасительность начавшегося обновления и очищения страны, и не хотели возвращения той уродливой и лживой практики, которую хорошо помнили, и которая в карикатурном виде предстала в виде фигур гекачепистов с трясущимися руками и бессвязной речью. Ради этого они и пришли сюда, и взялись за руки. И путь их было не так уж много, вышедших на улицы, в Москве и других городах, - важно то, что они были и о них знали, их личный выбор вошел в историю - и личную, и жизни страны. И этот порыв к свободе, почти безотчетный, и готовность нести ответственность за этот выбор наполняла их лица необычным свечением. Пусть только на три дня.
Накануне событий, и после, еще долго, очень много говорили и писали о роли интеллигенции в российской истории и современности. Спорили до хрипоты, сорили аргументами, строили прогнозы. Собственно, и перестройка, и защита Белого дома как таковая - непосредственный результат развития и творчества той части народа, которая называлась советской интеллигенцией. Бесспорно, уникальной и не имеющей аналогов в других странах - хотя бы потому, что нигде так тщательно не утрамбовывали и формировали эту самую " социальную прослойку", призванную архитекторами социализма советского образца обеспечить идеологическую и культурологическую устойчивость режима. Гроссман, Трифонов, Битов, Аксенов блистательно описали всю противоречивость бытия и развития этой страты - в которой подлость совмещалась с героизмом, суетность- с творческим порывом, и суть которой была незабвенная " амбивалентность", о которую поломали немало копий критики советской и перестроечной эпохи. Советский интеллигент амбивалентен , он не герой социалистического реализма , нет, в нем сочетаются исключающие друг друга начала… Скрытый смысл этого обстоятельства и его последствия для нравственного самочувствия страны мы узнаем только потом. И все же , именно эта вполне неоднозначная часть исторической общности под названием " советский народ" не только отрабатывала неслыханные инвестиции, но и пронесла некие традиции сопротивления, перенятые от предшественников, и сформулировала кодекс чести, воспринятый аудиторией, и назначила себя ответственной за него – и в итоге привела к гибели тот самый режим, который создал для интеллигенции редкие привилегии, о которых не мечтали западные профессионалы.
Никто не думал, что через несколько лет от самого понятия и его этических констант останется лишь невнятное воспоминание, новая элита формируется совершенно по иным принципам, и не спешит воссоединиться с традиционным форматом. И дело далеко не только в дискурсе потребления или отсутствии воспитания, поменялись местами разные составляющие бытия личности, представления и константы социум, дали знать о себе, быть может, те самые свойства амбивалентной личности…
В дни путча наш журнал, как некоторые другие демократические издания, был закрыт на несколько дней, и мы готовили подпольный номер, а сотрудники агитировали за свободу солдат, сидевших на танках вокруг нашего корпуса, вполне успешно, это было вполне естественно. Такая практика больше не повторилась практически нигде. Главный редактор был в командировке, он не прилетел в Москву сразу же, как только в городе появились танки, говорят, он был вторым или третьим в длинном списке гекачепистов на арест. Прилетел позже. И попросил об отставке, еще 19 прислал факс и написал, что не имеет права руководить коллективом., с которым он не был в трудную минуту. Это казалось тоже вполне нормальным и честным . Этот пример также не прижился, не помню, чтобы многие руководители, не разделившие со своими людьми беды по причине командировки, отдыха или просто небрежения последовали этому примеру.
После августа 1991 года началась совершенно другая жизнь. Те, кто когда-то держался за руки, никогда не соберутся вместе, многие ушли из жизни, многие разлетелись по планете, многие прочно встали по разные стороны совершенно иных барьеров, многие потерялись. Но тот порыв, та нерациональная жажда свободы, которые увлекали участвовать в истории и приближать ту правду и справедливость, в которую верили, что-то переменили. Пусть мы об этом мало говорим сегодня. Еще придет время…
Самое важное - в нашем Telegram-канале
