– Алексей Георгиевич, вы говорите, что договора "власть нам стабильность – мы ей свои права и свободы" нет, а что тогда есть? Что заставило людей снова выбрать эту власть?
– Есть идея о России как таковой, очень важная для многих россиян независимо от их материального положения. Наш народ очень мало надеется на Бога, а надеяться на что-то нужно. На месте такой священной сущности стоит страна, и у многих людей есть только один способ выразить это – проголосовать за Россию, а Путин – символическое обозначение страны, ее будущего единства. Если бы можно было проголосовать за герб или кремлевскую звезду, голосовали бы за них.
И вот вопрос: победа Путина на выборах укрепит людей в мысли, что без него нам никуда, и он останется символическим маяком, сияющей вершиной – или станет просто президентом страны, как, допустим, в Литве? Такие президенты отвечают перед избирателями и парламентом за то, что в стране хорошо, а что плохо, а через какое-то время их прогоняют с позором или провожают с почетом. Есть некоторые, пока косвенные намеки, что Путин станет обычным начальником, без этой духовной составляющей.
– Вы утверждаете, что декабрьские митинги стали началом зарождения общества в России.
– На этих митингах была сделана фотография женщины, которая держит плакат: "Я, гражданин РФ, увольняю Путина и Медведева". Ей по виду 55–57 лет, она явная пенсионерка, скорее всего, бывший учитель, библиотекарь или что-то в этом роде. И она считает себя гражданином во всей полноте этого слова и не боится бросить этим первым лицам требование уходить. Мне кажется, это самое лучшее свидетельство идентичности гражданина. Я здесь не татарин, не узбек, не русский – я здесь гражданин. И я как гражданин имею права, и я эти права сейчас буду реализовывать. Остальные идентичности – дай им бог; ты можешь быть кем хочешь, путешественником, спортсменом, футбольным болельщиком – твое дело. Но ты выбери, проголосуй, выйди с протестом или поддержкой, поступи, как гражданин – и такая идентичность рождается, это факт. Она рождается и в Москве, она точно уже есть на Алтае. Я же здесь не первый раз, я разговаривал с людьми, которые точно граждане и делают для Алтая что могут. А это небезопасная деятельность, кроме всего прочего.
– У многих есть ощущение, что все закончилось и нас ждут годы нового застоя.
– Я не хотел бы выступать пророком или прогнозистом, я хочу сказать о том, что я, как социолог, наблюдал своими глазами в декабре на московских митингах. Честно говоря, общество существовало в общей сложности десять часов. Но бывают такие вещи, которые длятся часы, а помнятся столетия. Я думаю, ваши опасения, что вам придется жить в таком вот застое, необоснованны, но вот обнадежить вас, что вы будете жить в лучезарных обстоятельствах, я не могу. Потому что, если даже народный протест, как здесь сейчас знающие люди говорили*, будет связан с муниципальными выборами, он породит массу тяжелых ситуаций. Даже если не будет тяжелых репрессий, будет масса ситуаций очень тяжелого порой выбора. Мы не привыкли выбирать между плохим и плохим, мы всегда думаем: пусть вообще не будет плохих, давайте выберем хорошего. А нормальный демократический процесс зачастую приводит к тому, что люди, которых мы с вами считаем порядочными, сидят и думают: "Вот один мерзавец, вот другой мерзавец, придется голосовать за первого". Ну вот как на митинге в Москве говорили: "Мы выбирали не этих сволочей, мы выбирали других сволочей". Не "сволочей уважайте", а "голос наш уважайте" – люди поняли, что это достойная позиция.
У нас нет другой, хорошей, страны, где выборы честные, а кандидаты безупречные. Кандидат всегда проходит через такие горнила – дай бог, чтобы в самом главном он остался порядочным человеком. Но чтобы ему ни одна газета вслед не плюнула – да не может такого быть. Все равно я какие-то гадости про него прочитаю, какая-то брань на вороту повиснет. Но дальше-то надо начинать соображать мозгами: кто что говорит, кто что делает, кто кого представляет.
– Но у нас действительно особое отношение к власти, во всяком случае, многие говорят о ней, используя слова "любовь", "уважение" и так далее.
– Во фразу "Власти – слуги народа" люди не вкладывают другого смысла, кроме иронического. Но когда мы так иронизируем, мы иронизируем над собой. Потребовать: "Я тебя избрал, и ты работай, а не будешь работать, я тебя отзову" – мы не можем. У нас три типа отношения к власти. Так называемая делегативная демократия: "Михалыч, мы тебя выбрали, а ты там давай, защищай наши интересы". Или просто: мы проголосовали, а они где-то должны что-то за нас делать. Или вообще: мы заранее знаем, что все они сволочи, ничего не делают, набивают свои карманы, поэтому ни одному из них мы не верим. Это детское поведение, неответственное, к демократии никакого касательства не имеющее. У нас нет отношения "я – избиратель", "я – ответственное лицо".
– А почему так? Из-за ментальности?
– Извините, а сколько лет существовала демократия в России и сколько раз у нас были по-настоящему свободные выборы? Если хотите считать расстояние между мартом и октябрем 1917 года периодом демократии, то считать надо в днях. Был еще период перед выборами народных депутатов 1989-го – люди сидели наполовину в советском, но это было что-то похожее на демократию. Но ведь это демократы первыми начали допускать выборы с грязными технологиями, и никого за это не наказали другим в назидание. Так что у нас опыт просто демократии ничтожен, а у молодых людей, которые достигли 18-летия при Путине, вообще ничего такого не было. У меня в запасе хоть какие-то дни и часы, которые в моей памяти никому обгадить не удалось, а для скольких это: "А, лихие девяностые!.." Так что чего удивляться.
Нормальный демократический процесс зачастую приводит к тому, что люди, которых мы с вами считаем порядочными, сидят и думают: "Вот один мерзавец, вот другой мерзавец, придется голосовать за первого".
** Интервью Алексея Макаркина, заместителя генерального директора Центра политических исследований, о муниципальных выборах весны 2012 года как форме общественного протеста читайте в ближайшем номере газеты "Свободный курс".
Самое важное - в нашем Telegram-канале
