Все права, кроме некоторых
– Закон позволяет нам инспектировать эти учреждения. Мы смотрим все, что посчитаем нужным: по крайней мере, так это выглядит в Алтайском крае, по крайней мере, так мы себя ведем. Условия содержания, вопросы медицинского обеспечения, питания, дисциплинарных взысканий… Мы разработали специальный бегунок, и, пока встречаемся с осужденными, учреждение готовит нам справки разного характера, в том числе зарплаты сотрудников (мы понимаем, что, если сотрудник три месяца не получает зарплату, это повышает риск нарушения закона с его стороны).
Наша задача – в местах принудительного содержания должны главенствовать закон и право, а не "понятия" и самоуправство. Рано или поздно эти люди возвращаются в общество, и "понятия" и самоуправство они приносят в общество с собой.
Мы должны исходить из того, что заключенные ограничены в некоторых правах: в праве голосовать и свободно передвигаться, – но на них распространяются все остальные права, которые имеют граждане РФ.
Дополнительные возможности
– Мы стараемся находить недоработки, несовершенства в самой системе. Приведу примеры, не называя фамилий и учреждений. Есть 122-й закон, по которому инвалиды обладают правом на дополнительное лекарственное обеспечение. В системе УФСИН среди так называемых сидельцев есть и инвалиды. Естественно, на них этот закон распространяется. Они могут либо отказаться от соцпакета, либо не отказываться. Длительное время они не могли реализовать свое право. После наших инспекций система сдвинулась с мертвой точки и подготовила решение этой задачи.
Или в некоторых РОВД, куда доставляют административно задержанных, мы обнаруживали помещения 4–5 квадратных метров без дневного освещения, безо всяких настилов, стульев. Спрашиваем: зачем? "Вот доставили человека, пока разбираемся, ненадолго помещаем его туда". Это да. Но может быть и другая практика. Мы знаем, что по закону административно задержанных можно задерживать до 48 часов, и на это время поставить его – и стой. Здесь есть большое поле для правонарушений.
Мы выходим на пробелы в системе через частные вопросы конкретных людей (в частности, у нас есть полномочие получать от заключенных письма без цензорского досмотра) и обращаем внимание системы на эти проблемы.
Есть другие проблемы – связанные с медицинской помощью и пр. В этой части мы смотрим глубже, чем прокуратура. Я отработал в здравоохранении больше 25 лет, понятно, что в этой сфере у меня гораздо больше знаний, чем у прокурора, который четверть века отработал прокурором. В силу того, что в комиссию входят люди с разным жизненным опытом, с разными специальностями, у нас появляются дополнительные возможности.
Модель гражданского контроля
– В России нет других структур, за которыми законодательно было бы закреплено право общественного контроля над властью. Мы пионеры в этой сфере и сейчас закладываем модель гражданского контроля. Если эта модель будет работать на системе пенитенциарных учреждений, она может начать распространяться и на другие структуры: здравоохранение, образование, ЖКХ и так далее.
Доказано, что самый эффективный контроль по борьбе с коррупцией – это гражданский контроль. Я являюсь еще и членом комиссии по помилованию. Все, наверное, слышали историю о том, как в Бийске на облегченное содержание собирались перевести так называемую маму Чоли, руководителя наркотического конгломерата. Мне сложно представить, чтобы такое приняли на уровне комиссии по помилованию. В суде решает один человек. В комиссии – одиннадцать. И даже если кто-то решит кому-то помочь, это будет один из одиннадцати. Комиссия независима, все решается коллегиально – сговора не получится.
У нас мандат на два года. Потом будет формироваться другая комиссия, и от того, как мы начнем, зависит многое. Будучи членом ряда советов при тех или иных правоохранительных структурах, я могу сказать: одно дело просто заседать, а другое – работать. Желающих заниматься этими вопросами не так много. Недавно мы вернулись из Великобритании, там тоже есть проблемы: допустим, общественные инспекторы – это обычно люди в возрасте. Но там все равно проще. В Англии, если человек не занимается общественной деятельностью, это считается не очень хорошо, если можно так сказать. Если два человека устраиваются на работу и один является членом какого-то общественного движения, а второй нет, то при прочих равных условиях предпочтение отдается первому. Это невозможно определить каким-то законом: если есть конкурирующая свободная экономика, кто может диктовать ей условия? Поэтому, если хотите, это проявление ментальности.
Много зависит от закона, в рамках которого мы работаем, и много завит от того, насколько профессионально мы решаем вопросы. Понятно, что проверяющих никто не любит. Понятно, что нас не сразу будут воспринимать: у нас есть уполномоченный по правам человека, есть прокуратура... Но все зависит от нас. Мы обращаем внимание системы на то, на что прокурор не обращает. И теперь важно, насколько это станет интересом не только пяти членов комиссии, а и других людей, которые занимаются общественной деятельностью.
* Федеральный закон "Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания" был принят в России в первую очередь благодаря правозащитникам. Автором первого законопроекта стал сопредседатель правозащитной фракции партии "Яблоко", председатель Московского регионального общественного фонда "Социальное партнерство" Валерий Борщев.
Справка
Наблюдательные комиссии созданы в двух третях регионов России Общественной палатой по представлению кандидатур общественными организациями. Их задача – контролировать обеспечение прав человека в учреждениях УФСИН, структурах МВД, гауптвахтах в воинских частях, местах принудительного содержания ФСБ, спецшколах и спецучилищах, входящих в структуру образования.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
