25 января 2012 года истец Гальцева Виктория Евгеньевна, действующая в интересах несовершеннолетнего Токарева Сергея Владимировича, обратилась к ответчику… Нет. Конечно, началась эта история вовсе не так. Началась она весной 2011 года в Доме ребенка в суровом кузбасском городке Ленинск-Кузнецкий, когда Вика взяла на руки крошечного, как кукла, рыженького мальчика, а он удивленно посмотрел на нее глазами-смородинками.
– Сколько ему осталось? – спросила Вика.
– Да… можно сказать, нисколько, – ответили ей.
У рыжего мальчика был врожденный порок сердца.
Да, тогда все и началось. После той встречи Вика ревела два дня, Влад ходил мрачный и неразговорчивый. Но первые слова, которые крутились у всех на языке, сказал их семилетний сын Матвей.
– Давайте заберем его к себе, – попросил он.
Через три недели они собрали документы, необходимые для статуса приемной семьи, и забрали Сережу.
В этой истории есть еще одно важное обстоятельство. Юридически у рыженького мальчика никогда не было родителей. Он, получается, не рождался, а взялся неизвестно откуда. А вообще-то, его вроде бы нашел на улице врач "скорой помощи" Владимир Токарев, поэтому малышу и дали его фамилию и отчество. По другой версии, в Дом малютки Сережу принесла какая-то женщина, оставила и, не сказав ни слова, ушла. В общем, в его свидетельстве о рождении в разделе "сведения о родителях" против слов "мать" и "отец" стоят прочерки.
Новая жизнь
В семье началась череда событий, тревожных и радостных.
Операцию Сереже делали в Кузбасском кардиологическом центре по новой технологии, когда микроскопическая, не видимая глазом заплаточка вводится через вену в сердце и со временем обрастает его тканью. Все прошло удачно, и через месяц Вика с малышом вернулись домой.
После операции Сережа начал быстро догонять сверстников в развитии. Он полюбил, когда ему читают книжки. Решительно перешел с памперсов на горшок. Начал сам есть ложкой. Сказал свое первое слово "мапада", которое объединило "мама", "папа" и "дай". Сейчас он говорит некоторые слова и поет, попадая в ноты. Удивляется, когда видит по "Культуре" оперную певицу: как так, мамин голос, а не мама. В театре во время спектаклей подпевает из-за кулис артистам – несколько раз Владу приходилось бегом уносить его подальше от сцены.
Сережа долго не мог привыкнуть к Владу, как говорит Вика, "смотрел на него безумными глазами", потому что раньше вообще, считай, мужчин не видел. В приюте их не было. Потом привык, стал стопроцентным папиным сыном. Утром только глаза откроет, сразу: "Папа!"
Летать самолетом Сереже пока нельзя, поэтому на море его возили на машине. Там он произвел фурор, нырял, как маленький дельфиненок, восхищая и ужасая зрителей.
…Я смотрю на двухлетнего принца, которого обожают родители, брат, сестра, собака Саня и даже, кажется, кошка Нота, и говорю дежурную глупость про то, как ему повезло.
– Не знаю, – говорит Вика задумчиво, – мне кажется, это нам повезло. Это такое счастье, такой смысл в жизни и для нас, и для ребятишек… Нас пугают, рассказывают про генетику. Ну, а что генетика? Мы своих-то предков знаем не дальше дедов, какие там люди были… Я думаю, главное любовь, ну а как его не любить… – в этом месте Сережа в огромных темных очках подбежал к маме и обнял ее. – …эту черепашку!
Сереже надоедает обниматься. Он нажимает какую-то хитрую кнопку в электрическом пианино. Квартира наполняется Шопеном, а Сережа уходит в шкаф.
– Это он за платком, мы под Шопена только с красным платком танцуем, – поясняет Вика. Дает Сереже платок, и он начинает кружиться, и размахивать, и притоптывать, и петь свое радостное "ля-ля-ля-ля!".
Требует доказывания
Конечно, им было трудно. Но Влад и Вика живут все-таки не так, как большинство из нас. Почему-то им сложно пройти мимо чужой беды. "Свободный курс" несколько раз рассказывал про эту семью. Как в июне 2010 года Влад бросился в Обь, вытащил из реки утопающего подростка, откачал его и передал "скорой". Как Виктория была ранена бутафорским мечом и не ушла со сцены до конца спектакля. Как она работала волонтером в своем родном Крымске.
Они живут очень открыто, постоянно кому-то помогают и кого-то вдохновляют. Их друзья и знакомые, узнав про Сережу, усыновили уже 11 ребятишек. В самых далеких районах нашего края люди, которые хотят усыновить детей, знают: в Барнауле есть такой Влад Пашков, надо позвонить ему, а он объяснит, что делать.
Хотя сам он оказался в ситуации, когда, что делать – просто непонятно.
В один непрекрасный день произошло вот что. В Пенсионном фонде Вике и Владу сказали, что Сереже положена социальная пенсия по случаю потери кормильца. Они написали заявление, получили отказ и совет обратиться в суд. Супруги удивились и пошли в суд. Судья Октябрьского района Л. С. Авсейкова вынесла решение в пользу Сережи: "Суд приходит к выводу, что Токарев С. В. лишился обоих родителей, т. е. <…> пенсия ему должна быть назначена как ребенку, лишившемуся обоих родителей". В ответ на это управление Пенсионного фонда РФ в Барнауле пишет апелляционную жалобу, в которой просит отменить решение суда.
– Да, – сообщается в жалобе, – дети в возрасте до 18 лет, оставшиеся без попечения родителей, в нашей стране имеют право на социальную пенсию. Да, тот факт, что ребенок в настоящее время находится в приемной семье, согласно Семейному кодексу, не влияет на исход дела. Но где документ, подтверждающий дату смерти родителей Токарева С. В., или тот факт, что родители "безвестно отсутствуют"? А в других случаях – "иждивение требует доказывания".
Алтайский краевой суд апелляционным определением отменил решение суда Октябрьского района. Гальцевой Виктории Евгеньевне, действующей в интересах малолетнего Токарева Сергея Владимировича, в удовлетворении исковых требований было отказано в полном объеме. "Апелляционное определение" – документ поразительной силы, и местами он напоминает произведения выдающегося писателя прошлого века Ф. Кафки. "Таким образом, поскольку Токарев С. В. родителей никогда не имел, отсутствуют основания полагать, что он их потерял и лишился содержания", – читаем мы, например, в нем.
Искать некого
Все советуют Вике и Владу не оставлять этого дела, обжаловать решение судебной коллегии в следующих инстанциях, потому что с прочерками в свидетельстве о рождении малыш не получит не только пенсии, но и паспорта, и они не смогут его усыновить.
– Нам сама судья объяснила, что мы не сможем усыновить Сережу, вывезти его за границу и что он не сможет потом получить паспорт по такому свидетельству о рождении. Поэтому у нас нет другого выхода, только писать, писать и писать во все инстанции, – говорит Вика. – Мне кажется, дело в том, что нас никто не хочет слышать. Ситуация же элементарная. Просто никто в нее не вникает по какой-то такой странной установке: "Для того чтобы родители пропали, они должны быть".
– А факт того, что они были, ставится под сомнение, – продолжает Влад. – Такие ребятишки, у которых нет ни документов, ничего, были после войны. И была какая-то юридическая практика по таким детям, но потом в пятьдесят каком-то году ее отменили, потому что их не стало. Теперь такие дети снова появились. Мы стучимся во все двери, но нет ощущения, что кто-то может нам помочь. Приходим к уполномоченному по правам ребенка в Алтайском крае, нам говорят: вы, конечно, правы, но я же не могу пойти и сказать судье, что он не прав, у меня нет таких полномочий. И ни у кого нет. В Алтайском крае таких случаев не было. Нам говорят: "Вы не сдавайтесь, чтобы был прецедент". И мы не сдаемся. Даже если Верховный суд не в нашу пользу решит – нам придется подавать в Страсбургский, пусть там решают проблемы наших российских детей. Но почему-то мы думаем, что это можно решить здесь, на краевом уровне.
История о любви и вере, рассказанная Владом за кормлением Токарева С. В. кашей
– Я вырос комсомольцем, служил в госбезопасности, был на войне, ездил в командировки в горячие точки, были ранения – повидал многое. У меня есть огромный красный диплом специалиста по атеизму, с этим дипломом я гордо шел по жизни, но больших грехов старался не совершать… Благодаря этому, наверное, и жив остался.
Когда мы с Викой начали жить вместе, мы стали ближе к православию, и когда появился Сережка, для меня это стало последним событием, которое привело к Богу. У нас появилось много друзей по всей России, где мы только не были, какие только храмы не смотрели.
И оказалось, что мой родной дедушка, Иван Фейфелактов, был священником, очень известным на Алтае человеком. Он был репрессирован, бабушка год отсидела в барнаульской тюрьме, а отец был в детдоме. Все это от меня скрывалось, чтобы я спокойно учился и жил, как все остальные дети. Если бы эти обстоятельства выплыли, я бы сто процентов не служил там, где я служил.
Деда приговорили к расстрелу, но перед расстрелом он успел передать бабушке, чтобы она отреклась от него, сменила фамилию и успела забрать из детдома детей. Потом расстрел ему заменили каторжными работами: он гонял скот из Монголии в Бийск, и, говорят, это было хуже, чем расстрел.
Время было послевоенное. Чтобы встречаться с дедом, бабка выучилась на шуфера, как она говорила. Всю жизнь проездила по Чуйскому тракту до самой Монголии и знала там каждую кочку. Сколько раз они там встречались, теперь узнать невозможно, а дед потом все-таки сгинул там во время очередного бурана. Мы делали запросы в архив, но данных о нем нет: кто там будет считать этих каторжных.
Факт
В Кемеровской области есть большая судебная практика по подобным делам: они всегда решаются положительно в пользу ребенка. За 2012 год рассматривалось 12 таких дел, десять решено положительно, два еще на рассмотрении.
Цитируем решение суда Кемеровской области: "Не имеет значения, каким образом ребенок потерял родителей. Именно такое толкование соответствует социальным целям закона".
Виктория Гальцева,
мама:
Огромное спасибо нашему театру и всем людям, которые помогли собрать деньги на операцию Сереже!
Самое важное - в нашем Telegram-канале
