– С детства у меня были две взаимоисключающие мечты. Первая: жить на одном месте, исследовать его, знать там каждого кузнечика, каждый пенек, каждую сопку. Я следовал этой мечте: окончив университет, десять лет прожил на лесном кордоне и действительно знал там все; потом поселился на Камчатке и исследовал хороший радиус вокруг кордона. Но в то же время я мечтал и о путешествиях, о доме на колесах – я рисовал его, когда еще и рисовать толком не умел. Эта мечта тревожила, не давала спокойно жить на одном месте. Последние десять лет я не вижу ничего, кроме Брянского леса, где я родился, и Камчатки, а что между ними... А между ними самая большая в мире страна, и я ее пропустил, хотя путешествовал, конечно, но не так много. И я подумал: возьму да и помру скоро, а страны-то нормально так и не увижу. И решил поехать.
Ехать просто как туристу, удовлетворять праздное любопытство, бессмысленно. А поскольку заповедной системе России, в которой я проработал на всех должностях от директора до рядового инспектора, через три года исполняется сто лет, то я пытаюсь сделать рассказ о том, какой она стала.
Когда-нибудь поймем
– В каком состоянии сейчас российские заповедники?
– Одни многое потеряли, другие отлично справились со своей задачей. Понимаете, заповедник на острове Врангеля, или Кроноцкий заповедник на Камчатке, куда можно попасть только вертолетом, – это один тип заповедника, он хорошо защищен. И другое дело… ну, вот заповедник Жигулевский, национальный парк "Самарская Лука". Там вокруг 16 крупных промышленных городов, три миллиона населения, и естественно, что он только обороняется, пытается замедлить умирание, деградацию. Но в целом в заповедниках есть одна огромная проблема – уровень оплаты труда сотрудников. У инспектора, который охраняет несметные сокровища, зарплата начинается от четырех тысяч рублей; у лучших инспекторов к концу карьеры она может достигнуть восьми-девяти тысяч. Ребята с горящими глазами приходят после университета, работать в заповедниках – их мечта, но когда у них появляются семьи, начинают искать какую-то другую нишу либо другую работу. Научный сотрудник из Жигулевского заповедника, замечательный специалист по летучим мышам, чтобы содержать семью, вынужден работать на четырех работах. А им, этим человеком, гордится заповедная наука.
Это удалось объяснить Путину, когда он приехал в Кроноцкий заповедник и увидел, как хорошо сохранена дикая природа – его окружили 16 медведей. Он сказал: "Вы заслуживаете, чтобы вам подняли зарплату как минимум в три раза". Вернувшись в Москву, Путин собрал заседание. Я потом читал стенограмму: Кудрин, который тогда был министром финансов, разъяснил ему, сколько в стране государственных инспекций с такими же проблемами. Какая-то есть инспекция по вышкам, инспекция по котлам – каких только нет. Всем повышать ресурсов не хватит, а повышать только сотрудникам заповедников будет не по-государственному. На том все и закончилось.
Как писал Олдо Леопольд, был такой замечательный американский писатель и природоохранник: охрана природы – это всегда арьергардные бои, попытка свести к минимуму потери при отступлении. Сейчас мы видим бум инвестиций в природоразрушающие объекты, и, хотя по жизни во всем оптимист, я понимаю, что генеральная линия все равно будет оставаться такой. Но на каком-то этапе взаимоотношений природы и человека все равно наступит стабилизация, это как с населением: росло, росло, росло, а потом в развитых странах – раз – и перестало расти. Но это будет на другом уровне, когда мы почти погубим природу, поймем, что она конечна.
Не убивать соседей
– Игорь Петрович, звери, герои вашего блога, – яркие личности. Это правда так?
– Долгое время естественная наука вбивала людям мысль о том, что звери – бездушные существа, что они действуют на основе инстинктов. Чепуха все это. Животные так же переживают, так же мучаются, как и люди. И я противник охоты, особенно любительской, особенно в том виде, в котором она существует в России. Я еще понимаю промысловую охоту и в какой-то степени могу согласиться с тем, что она всегда будет существовать, потому что человек сломал экосистему, и неизбежны взрывы численности животных, которые угрожают людям, и кому-то придется это регулировать. Но это должна быть грязная, непопулярная работа, как ассенизатор, скажем. Я думаю, человечество к этому придет. Возьмите классическую литературу – охотятся-охотятся наши знаменитые писатели, а во второй половине жизни понимают, что занимались не тем, и бросают, начинают стыдиться этого. Чем больший духовный, душевный опыт приобретает человек, тем лучше он понимает, что животные – наши соседи и мы не можем с ними так обращаться. Животные, может, не так богато чувствуют, но физическую боль чувствуют так же, как и мы, наверняка. И когда мы причиняем такие страдания ради своих прихотей, это страшно, я считаю.
– Вы часто сталкивались с браконьерами и наверняка понимаете, что ими движет. Алчность? Глупость? Жестокость?
– У всех совершенно разные мотивы. Есть свойственное только России браконьерство-робингудство, протест против системы запретов и ограничений. Я сталкивался с такими типами, это вполне обеспеченные люди, к такому подходишь – у него машина самая лучшая, все эти навигаторы, эхолоты, моторы лодочные мощнее инспекторских в разы. Но им движет чисто спортивный интерес рассказать, как он красиво обманул инспектора, которого государство поставило охранять этот кусочек земли. Он идет на контакт, объясняет, что ему надоели все эти границы, что везде, куда ни пойдешь, заборы, запреты… С ними сложно бороться, но они довольно вменяемы, иногда удается переубедить таких людей, я знаю случаи, когда они разворачивались и начинали активно поддерживать заповедники.
Другой класс браконьеров появился, когда в конце 80–90-х развалилась наша страна и в сельской местности оказалось огромное количество людей, которым стало нечем заниматься. И они вернулись к собирательству, мелкому браконьерству… У них даже ружей, как правило, нет, но они выбирают ресурсы. Вот у нас в Брянском лесу популяция глухарей-тетеревов уменьшается, потому что люди всю осень целыми днями собирают ягоды в болотах, и когда весной на эти болота глухари прилетают кормиться – ягоды просто нет. У них эти китайские сети дешевые, все реки заставлены ими… Этих людей уже никто не заставит работать, они уже привыкли жить собирательством, и в сельской местности в Центральной России это самый многочисленный сорт браконьера.
Следовать мечте
– У вас есть какая-то сформулированная миссия?
– Да нет, я живу проще.
– На вы же ведете блог не для того, чтобы просто показывать красивые фотографии и рассказывать истории?
– Нет, конечно. Когда я работал директором заповедника, мне это страшно нравилось, я ловил браконьеров и старался хотя бы частично снять с Брянского леса ярмо хозяйственной деятельности. Лес чуть вырастает – его вырубают, и это всегда было очень горько. Первую половину я посвятил борьбе за лес, но потом понял, что это всего лишь несколько процентов территории даже Брянской области и что я пытаюсь административным путем решать какие-то в принципе не решаемые проблемы, потому что люди их не видят, не понимают. И я решил, что более важно сейчас менять отношение к природе и рассказывать о ней. Но рассказывать не напрямик, не в лоб, а так, чтобы человек полюбил природу, изменил свое отношение к ней и сделался ее союзником.
Когда я начинал блог, я не ждал, что он будет таким востребованным. Пришвинские времена прошли, думал я, никто не будет любоваться капелькой росы. Нет, фотографируешь капельку – получаешь 200 комментариев. Людям это надо, люди не изменились. В больших городах, каким становится и Барнаул, они живут параллельно природе, не пересекаясь с ней или пересекаясь в уродливой форме, как в той знаменитой истории браконьерской охоты на вертолете в Горном Алтае. Пьяный шашлыковый отдых для многих, к сожалению, единственная форма общения с природой – очень обедненная форма, вредная для природы, да, в общем-то, и для людей.
– При этом многие люди чувствуют, что живут не свою жизнь. А как жить свою, как следовать своей мечте?
– Если есть мечта, надо подстраивать к ней жизнь. Самое сложное – принять решение, все остальное... "Мы не можем путешествовать, потому что у нас нет денег" – это неправда. В 80-м году, когда была Олимпиада, мой знакомый дошел из Владивостока в Калининград. Он шел по 40 километров в день, и за два года прошел всю Россию. Хочешь – делай.
Первый раз я увидел Камчатку, когда приехал туда в командировку, в то время я был директором заповедника "Брянский лес". Природа Камчатки меня потрясла, я пообещал себе вернуться, но когда я посмотрел в Интернете сколько это все стоит, я понял, что мне никогда на Камчатку не попасть, или... или я просто сменю место работы. Я собрался, приехал туда, и меня с радостью взяли работать инспектором. Я зацепился за Камчатку, теперь я востребованный там человек. Так же и с этим путешествием. Меня спрашивают: ой, наверное, это дорого? Наверное, дорого, если ночевать в хороших гостиницах, если ехать на дорогом джипе. А если едешь на такой колхозной машине, в которой одновременно живешь, ничего особого нет. Я подвозил людей, которые путешествуют по России, не потратив ни копейки вообще, и я знаю людей, которые Африку так проехали. Нужна внутренняя решительность, и мечта чтобы была такая, сформированная, чтобы понятно было, чего хочешь.
Игорь Шпиленок, друг зверей
Игорь Петрович Шпиленок – фотограф-натуралист, снимает дикую природу и диких животных, автор фотокниг о дикой природе. Он основатель и первый директор заповедника "Брянский лес". Много времени уделяет охране природы, работая в заповедниках на должностях от директора до рядового инспектора охраны.
– Заповедной системой Россия должна гордиться не меньше, чем тем, что она первой вышла в космос. Ей завидует весь мир. В советское время население не спрашивали, можно сделать заповедник или нет, – его просто создавали. В более демократических условиях проводить такую политику было бы невозможно, а нам удалось.
– Я еду не спеша, исследуя все интересные места, потом хочу ехать год до Камчатки, потом год обратно. Просто чем больше едешь, тем больше появляется идей, тем больше узнаешь Россию. Например, я влюбился в Чуйскую степь. Настолько экзотическое место! А у меня на нее, к сожалению, было только три дня, и мне было очень горько, я не хотел уезжать. И я сегодня ехал с чувством, что мне надо обязательно туда вернуться.
"Свободный курс" благодарит Алексея Эбеля за помощь в организации интервью.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
