Александр Ситников,
путешественник:
Нас, в очередной раз, сильно тряхнуло. Предпоследний участок пути из Кондома в Карагол мы тряслись в кузове трактора на пыльных мешках с комбикормом.
- А зачем вам обязательно в Зайцево? В Берёзой Речке, кержаки-то, покруче будут. Да и выбираться оттуда полегче, - продолжала просвещать меня Татьяна-шорка, с которой мы познакомились в Кондоме.
- А в Берёзовой Речке тоже одни кержаки живут? - поинтересовался я.
- Только кержаки, – заверила меня Татьяна. Закрытая деревня, как и Зайцево, только раза в два побольше…
И я, недолго думая, решил двинуть в Берёзовую Речку, тем более что о Заячьей заимке и публикации есть и даже фильм о ней по телику показывали.
Скоро мы въехали в Карагол - небольшую заброшенную деревню, откуда шла плохая дорога в Берёзовую Речку и конная тропа в Зайцево. До Берёзовой речки, по словам местных, было 25 км, до Зайцево -35.
Татьяна показала мне дома, в которых можно было договориться насчёт коня или мотоцикла. На другой технике до Берёзовой речки просто не доехать, уж такая туда идёт дорога.
- А вон там мой дом! – махнула она рукой за речку. – Если что – заходите без всяких…
Беларусь тормознул в центре, у дома культуры. Я спрыгнул на землю, затем выгрузил тяжёлый рюкзак.
Про оптимальный вариант дороги из Карагола в обе деревни мне подсказал старообрядец Лаврентий Ефграфович из Килинска. А до этого был Турочак, Алтамаш, Сокол, Таштагол…. А до них, годом раньше, я успел побродить по верхней Бухтарме, кержацким заимкам Убы и, конечно же, по Уймонской долине… И вот, большое кержацкое путешествие привело меня к старообрядцам Горной Шории, которые "хоронились в таких глухих местах", что, например, о Заячьей заимке в первый раз вообще узнали только в 1970 году.
Хозяина лошадей не оказалось дома, юный мотоциклист запросил с меня слишком много и, не смотря на сильную жару, я решил добираться до деревни на своих двоих. Тоже, кстати, неплохой вариант.
У старого клуба, где находилась почта, в ожидании пенсии толпился народ. Я подошёл к средних лет шорцу, чтобы уточнить свой дальнейший маршрут ( ни карты, ни описания пути у меня не было). Шорец начертил мне схематичный рисунок, на котором сразу после Бизара дорога взмывала вверх на поля, затем забегала в лес, дальше снова шла по полям, а после "сосёнок" спускалась в долину Антропа вплоть до кержацкой заимки Воробьёво, откуда до Берёзовой Речки оставалось совсем немного.
- А зачем тебе в Берёзовую Речку? Тебе надо в Зайцево идти,- озадачил меня на прощанье шорец - В Зайцево, кержаки-то, покруче будут. В Берёзовой Речке только понтятся своими бородами…
Но я уже всё решил для себя.
Сходив в белый деревянный туалет- всё, что осталось от некогда большой школы, я закинул за спину рюкзак и зашагал себе по пыльной дороге, которая начала круто подниматься в гору и вскоре вынесла меня на обширные поля.
Солнце палило нещадно, и через пару километров я буквально обливался потом, который сразу же учуяли все слепни в округе. Они то и дело впивались в моё тело сначала на открытых участках, а потом начали просто-напросто жрать меня сквозь мокрую футболку и даже сквозь мокрые волосы на голове. Я шёл и матерился, ожесточённо отмахиваясь от них, и вскоре забежал в спасительный, как я думал, смешанный лес. Но не тут-то было! Слепни не исчезли, зато к слепням присоединилась мошка и комары. Я обработал открытые участки тела мазью, но это мало помогло. Чем быстрее я шёл, тем больше потел, и тем гуще становилась туча комаров за моей спиной. "Сейчас бы срочно искупаться", - подумал я, но никаких речек рядом не предвиделось, надо было терпеть и чапать до Антропа. В довершении ко всему я снял со штанов несколько клещей. Но ничего, временные трудности, говорят, лишь добавляют романтического шарма нашим путешествиям.
Километра через три дорога вновь вывела меня на поля – невысокие лысые горы. Поля здесь идут верхами, внизу тянуться леса. Сжираемый злобными кровососами я преодолел и эти поля, вновь зашёл в лес и после "сосёнок" согласно схеме, начал спускаться в долину Антропа. Местность сразу же преобразилась, повеселела. Лёгкий встречный ветерок освежал меня, и комаров здесь стало меньше.
За спиной послышалась трескотня приближающихся мотоциклов и скоро мимо меня пролетел молодой бородатый кержак с каким-то мешками на багажнике. А вот второго чернобородого "байкера" в двумя скромно сидящими за спиной девицами я тормознул, чтобы уточнить далеко ли до Воробьёво?
- Дак, дошёл почти уже, – ответил он, с интересом разглядывая меня.
Я уточнил дорогу и узнал, что девицы являются его дочерьми, которые учатся в Таштагольской школе. Он их в Караголе встретил. Из Таштагола они сначала на электричке добираются до Калар, потом на вахтовке с рабочими до Кондома, оттуда ещё как-то до Карагола, а в Караголе их уже встречает отец по звонку на сотовый. Ага, значит, где-то там, у них есть связь, - отметил я, - и сотовые у них, тоже есть.
Молодые бородатые кержаки, из закрытой, как мне говорили деревни, оказались абсолютно контактными. И, мне, при этой мысли, почему-то, стало весело.
Живописная долина скоро расширилась и сквозь стену деревьев, на том берегу, я увидел первый добротный дом. Неподалёку от места брода появился второй дом, то есть, понял я, пошли кержацкие заимки под общим названием Воробьёво.
Выжав футболку словно тряпку, я прополоскал её в реке, снова выжал и мокрую натянул на себя. Поменяв кроссовки на сланцы, зашёл в неожиданно тёплую воду и тут передо мной на том берегу, словно на ладони открылся, очередной ряд весьма добротных строений: приличных размеров деревянный двухэтажный дом, рядом, практически впритык, необычный дом такой же высоты, но в два раза уже. Справа и за ними виднелись хоз постройки, большие стога сена и даже ухоженные грядки мне удалось разглядеть... У самого берега на зелёной травке поколись две моторные лодки - крепкое, сразу видно, хозяйство.
Я вошёл в основную протоку.
Солнце уже садилось, отражаясь от водной поверхности прямо в глаза. Из-за прибрежных зарослей вышло небольшое стадо коров и не спеша потянулось к дому. За ними начал подтягиваться табунок легконогих лошадей. Из -за лодок выполз выводок белоснежных гусей, которые неуклюже переваливаясь дошли до воды где вдруг превратились в довольно грациозных созданий, принявшихся за свой обычный вечерний моцион - короче, настоящая деревенская лепота на закате солнца. "А неплохо устроились здесь эти кержаки, - почти с восхищением подумал я. Даже без электричества, пенсий, зарплат и государства". Антроп отсёк всё это и оставил где-то далеко-далеко…
Перейдя на ту сторону, я сбросил у лодок рюкзак с одеждой, залез в реку и начал блаженствовать в воде, щурясь сквозь ресницы на закатное солнышко, отражавшееся в моих глазах радужными капельками.
Тем временем в реку вошли коровы. Одна из них подплыла ко мне вплотную, ничуть меня не стесняясь. Она, разумеется, шла по дну, но мне казалось, что она плывёт, потому что вода доходила ей почти до середины туловища. Вопросительно взглянув на меня, (ну, и жарища сегодня, не правда ли? вы, кстати, откуда?), корова заплыла чуть выше по течению и лёгкими телодвижениями стала полоскать в воде своё вымя. Я продолжал безмятежно блаженствовать - места хватит всем. Когда корова обильно покакала прямо в воду, я вьюном выплыл на берег. Расслабляться здесь нельзя, подумал я, глядя на какающую корову. Даже в Антропе.
Только я успел выжать плавки за кустами, как ко мне прибежал молодой мужик в камуфляжной форме с бородой, (но явно не кержак) и сразу же предупредил, что "пригласить в дом меня не может поскольку хозяина нет дома, а он простой юрист из Таштагола". Отдыхает здесь. Можно было подумать, что я напрашивался.
Потом юрист разделся и тоже залез в речку. Не успел он расслабиться, как на него напал гусь и начал играючи таскать его клювом то за нос, то за волосы. Юрист едва отделался от него. Я же говорю, в Антропе расслабляться нельзя: то плывущая корова тебе попадётся, то гусь лапчатый…
Мы немного пообщались с юристом, пока не услышали мужской зычный голос.
- А вон и Евфтимий едет, хозяин дома, – сказал юрист, махнув вдоль речки.
Верхом на светло-сером коне, зычно покрикивая, и подгоняя отбившегося жеребёнка, к нам приближался чернобородый, черноволосый крепко сбитый мужик в красной атласной косоворотке, которая, как мне показалось, сильно диссонировала с окружающей средой. Глухая тайга кругом, а он в отсвечивающей атласной косоворотке тут разъезжает… праздник у него, что ли?
Познакомились мы просто.
- Ты кто такой? Как тебя зовут? – громко, словно в рупор, пробухал сверху кержак, когда подъехал к нам.
- Саня, - говорю.
- Ты откуда Саня? – бух, бух.
- С Урала, - говорю
- О, ну значит, свой - сибирский… - спешился Евфтимий и присел рядом с нами.
В Сибири много старообрядцев с Урала и поэтому к уральцам здесь отношение особое, я это не раз замечал.
Юрист рассказал Евфтимию, что я давно путешествую по кержацким местам и даже книгу хочу об этом написать.
- Ну и где Саня кержаки лучше живут? – сходу поинтересовался Евфтимий.
"Ну, вот ты, например, совсем неплохо живёшь" - подумал я про себя, а вслух сказал:
- Везде, по разному, живут.
- От веры не отходят?
- Тоже, везде, по - разному. Самые открытые кержаки, пожалуй, в Уймонской долине. Благодаря развитию туризма и популяризации их районным отделом культуры. Самые закрытые, у вас в Шории, да в Верховье малого Енисея.
- О, я бы почитал книгу о кержаках… как правильно надо жить, – размечтался Евфтимий.
- А тебе-то, зачем об этом читать, у тебя в крови давно программа заложена, как тебе надо жить. Это у нас, у цивильных, все программы сбились, кроме денежной…
- Так оно выходит … - раздумчиво протянул Евфтимий.
Я потянулся за фотоаппаратом, не скрывая этого. Евфтимий увидев в моих руках фотик, встал, быстро запрыгнул на коня и сверху уже попрощался со мной:
Ну, Саня, пиши книгу – почитаем…
И поехал в сторону своего дома.
- Фотографировать их бесполезно, с этим здесь строго, - посочувствовал мне юрист.
- И в Берёзовой речке?- с надеждой поинтересовался я.
- Там ещё строже, - совсем озадачил он меня.
"Ну, добредём-увидим",- невесело подумал я.
Дело в том, что фотографировать я люблю, и фотография для меня поважнее писанины будет, тем более в этом путешествии. Моя задача запечатлеть уходящие лица "руссейших из русских" и места где они проживают. А описывать всё это...
Солнце уже скрылось, я попрощался с юристом и пошёл вверх по берегу искать место для стоянки. Полчища комаров вновь облепили меня. Терпеть их стало невозможно, нужно было быстрее ставить палатку и спасаться в ней. Сбросив рюкзак и мокрую футболку я побежал к реке, нашёл подходящее местечко, вернулся за рюкзаком, но не нашёл футболки. Она исчезла, словно её корова языком слизала. Я огляделся и увидел в дали уходящее стадо коров зажевавших мою солёную от пота футболку. Я же говорю, здесь нельзя расслабляться - Антроп.
Поставив палатку, я быстренько, на примусе сварил пакетик "ролтОна", заварил крепкий чаёк, стоя, быстренько поужинал, постоянно отмахиваясь от комаров, и занырнул в палатку. Около часа уничтожал комаров в палатке и только потом с облегчением вытянулся во весь рост. Непроизвольно провёл рукой по голове – о, боже! – вся моя башка была в приличных шишаках от слепней!
Ночь выдалась светлой, и уснуть мне было - не суждено. Мешало то неожиданное уханье филина в ночи, то громкое хлопанье крыльев над самой палаткой какой-то неугомонной птицы, то назойливое шебуршание крупных насекомых по полупрозрачным скатам, то мелькающие тени летучих мышей… Но ко всему этому я уже давно привык и испугался бы лишь рычания медведя.
Едва забрезжил рассвет, глубокую тишину разорвала трескотня сначала одного, потом второго мотоцикла. Проехали совсем близко от моей палатки. "Кержаки из Берёзой Речки морды или сети приехали смотреть – понял я. Только почему в такую рань-то!?
Я выполз из палатки, переоделся в походное, быстренько попил чайку и отмахиваясь от комаров вышел на опушку перед возвышающейся горой. Светлый, живой туман застилал всё во круг. Сквозь него едва пробивалось восходящее солнце.
С горы послышался приближающийся шум третьего мотоциклиста. Из леса на опушку вылетел молодой бородач и лихо тормознул около меня. Бородач оказался вчерашним знакомым, подвозившим своих дочерей из Таштагола. Звали его Фёдор. Мы начали общаться.
Тем временем, со стороны реки к нам подъехал ещё один местный "байкер", только помоложе. Не успели мы познакомиться со Степаном, как со стороны Воробьёво выплыл из тумана, словно из сказки, Евфтимий на светло-сером коне. "Утренняя встреча на Антропе", назвал я картинку и заранее, пока Евфтимий приближался, достал фотик. Когда он подъехал совсем близко и оказался в аккурат посередине сидящих на мотоциклах "байкеров" я быстро прицелился и не дожидаясь его протестов, "щёлкнул" затвором, захватив в кадр всех троих.
- Саня не фотографируй! Нам нельзя, грех это! – тут же громко запротестовал Евфтимий.
Но было уже поздно. Вся бородатая троица разных поколений оказалась в моём фотике! "Денёчек начался неплохо!" – тихо радовался я, мельком оценив картинку в фотике.
- Саня ты чё, тут что ли, комаров-то кормил? - переночевал бы у меня… – громко попенял на меня Евфтимий сверху.
Перебросился парой слов с односельчанами и тут же ускакал в Берёзовую Речку на пасеку.
"Ранёхонько у них рабочий день начинается", - подумал я.
Фёдор привязал мой рюк на свой мотик, я уселся на второй, крепко обхватив руками Степана. Мы быстро взмыли в гору и ювелирно объезжая грязь и лужи помчались по лесной дороге в Берёзовую Речку, до которой оставалось километров 6 всего.
Как я и предполагал, кержаки оказались настоящими байкерами. Упругий ветер бил в лицо, и я, выглядывая из-за плеча Степана, испытывал настоящий драйф в предвкушении... Мне не терпелось узнать, что за Беловодье нашли себе старообрядцы Берёзовой Речки. К тому же, они сами везли меня в свою закрытую деревню! Да как везли! С ветерком!
Минут через десять лес расступился и мы въехали в маленькую долинку в которой и затерялось закрытое поселье старообрядцев.
В самом центре деревни, на вытоптанном коровами пятачке стоял мой рюкзак. Фёдора уже не было. Степан быстро попрощался со мной и тоже исчез, а я остался стоять один- одинёшенек, с любопытством разглядывая совсем не большую, в одну улочку, деревеньку.
На первый взгляд это была обычная деревня с копошившимися в песке курами, пасущимися коровами, лошадьми… Метрах в тридцати я увидел почти новую сенокосилку, но где же люди? - недоумённо огляделся я.
И тут из-за угла, словно отвечая на мой немой вопрос, появилась престранного вида, совсем маленькая, согбенная, ветхозаветная старушенция, с беззубым ввалившимся ртом, одетая в многослойное тряпьё 19 века; в двойном платке повязанном по - старинному крест-накрест и через грудь и назад. В общем, - реальный такой исторический персонаж которому не хватало лишь узелка в руки. "Беженка из 19 века,- подумал я. Точнее из 19 сразу в 21. Не сон ли это? А, может быть, я вижу какой-нибудь старый исторический фильм?
Первая мысль - сфотать её. Но сфотать, вот так нагло в лоб я не решился. Чай не в своём огороде. И тут я в первый раз по - настоящему пожалел, что не взял с собой маленькую, незаметную мыльницу, которой можно снимать не глядя, от живота.
Ветхозаветная старушка между тем шла прямо на меня. Я почему-то сильно разволновался, уж больно старообразно она выглядела.
- Добрый день… бабушка … - неуверенно пролепетал я, когда она поравнялась со мной.
- Я не бабушка, я – женщина! – не грубо, но с некоторым вызовом прошамкала та в ответ, чем окончательно сбила меня с толка.
"У-у ты какая!" - только и успел удивиться я.
Старушенция из далёкого прошлого начала удаляться, ручки за спиной, а я так и остался стоять с открытым ртом, долго переваривая своё первое знакомство с Берёзовой Речкой.
Придя в себя, я отыскал дом Семёна Аркадьевича, о котором мне говорила Татьяна-шорка и передал ему "привет" от неё. Само собой, Семён был в косоворотке и с бородой. Мы немного поговорили, и я попросил Семёна провести меня по деревне, чтобы мне сподручней было. Но Семён, хитро сверкнув глазами, вежливо отказался, сославшись на пчёл. Мне ничего не оставалось, как прогуляться по деревне в одиночку.
Оставив рюк у Семёна, я направился по единственной улочке вниз, с интересом оглядываясь по сторонам. В маленьком, отгороженном от мира поселение, на глаз чуть больше десятка дворов. Община старообрядцев живёт здесь без электричества, натуральным хозяйством, практически не контактируя с внешним миром. В деревне - половина вполне добротных домов, но есть и неказистые избёнки. А, есть и парочка таких, которые можно смело отнести к категории: исторический музей под открытым небом. Их я и сфотал.
В некоторых дворах я видел копошащихся людей, но как только я подходил к ним, они моментально куда-то исчезали. "Возможно, это реакция на мой фотик?" – подумал я и спрятал его в чехол. Но и после этого ничего не изменилось. Я медленно продвигался по деревне, со спрятанным фотиком, остро ощущая себя этаким инородным телом из другого мира, что впрочем, было недалеко от истины. "Нет, так дело не пойдет", - решил я, когда от меня скрылась очередная жительница деревни. Надо было припереться сюда с Урала, чтобы вот так от тебя все разбегались!
Я решительно развернулся на 180, нашёл дом подвозившего меня Степана и взмолился, чтобы он провёл меня по деревне. Степан сжалился надо мной, хотя и был занят. Он даже разрешил сфотать себя с сестрой и цыплятами, "но только общим планом".
Потом мы пошли с ним по деревне.
Меня в первую очередь интересовали старики, и первый к кому привёл меня Степан, был самый старый житель деревни, 80 летний Евгений Леонтьевич Розанов, отец Евфтимия. Не смотря, на преклонный возраст, старик седлал коня, чтобы верхом отправится на пасеку. Судя по его одежде, он тоже был вполне себе исторический персонаж: на нём был чёрный долгополый сильно поношенный сюртук. Старообразный вид, старинный уверенный говор, явно выраженная хозяйственность, конь, седло, старые вещи, какие-то деревянные кадки… На меня словно древней Русью повеяло, я даже запах её ощутил. Оказывается вещи, которые я трогал в Коробихинском и Верхне-уймонском музеях в качестве исторических экспонатов до сих пор реально используются кержаками Берёзовой Речки. Живут же люди!
Я спросил Евгения Леонтьевича об истории основания деревни. Он рассказал мне о самой первой семье, которая пришла сюда "с Кулундинских степей, спасаясь от колхозов". Что это конкретно были за люди, он не знал.
О фотографировании здесь не могло быть и речи. Старик показался мне очень строгим в вере.
Мы пошли дальше и увидели сворачивающую к лесу телегу. Телегой управлял молодой рыжебородый мужик в старом брезентовом плаще и сапогах. За его спиной стояла деревянная бочка.
Степан кивнул ему.
- Куда он в брезентухе-то да с бочкой? – поинтересовался я.
- На речку, за рыбой. Яму большую у себя перед домом вырыл, рыбу хочет разводить.
- Давно здесь живёт?
Степан кивнул.
- А есть те, кто недавно сюда приехал?
- Есть.
И Степан и подвёл меня к небольшой старенькой избе, стоявшей почти посередине деревни.
И тут меня тоже ждал сюрприз.
На стук в дверь, вышел невысокий дедок, в простой светло-коричневой подпоясанной косоворотке, свободных штанах, заправленных в… так и хочется сказать - "лапти". Но его штаны были вообще не заправлены. Соломенного цвета волосы подстрижены под "горшок". Короче, готовый типаж для фильма про старую деревню. Этакий деревенский простачок с хитринкой в глазах…
Но что-то меня смутило в нём. Если у Евгения Леонтьевича был такой старо-русский говор с растягиванием гласных, то этот говорил вполне по- современному. Всё прояснилось после того, как я узнал, что до этого он жил в городе, но "6 лет назад уверовал и переехал сюда". Более того, его родной брат до сих пор живёт на Урале, в Перми на улице Леонова, рядом с которой я прожил 6 лет! Неисповедимы пути господни. В кержацкой деревне, на юге Сибири своего земляка отыскал…
Мне стало интересно, почему он "уверовал" именно в старообрядческую веру, а не в нынешнее православие, и я спросил его об этом. "Потому что уверовал в древлеправославие", - уклончиво ответил он без всяких объяснений. Фотографироваться земляк категорически отказался, и мы направились дальше.
Только мы вышли со двора, глядь – в нашу сторону корова бредёт, а корову выгуливает скромная девушка на велике! С приятной, застенчивой улыбкой, в простом длинном платье и неизменном платке, словно послушница какая…
Тут уж я не растерялся! Никого не спрашивая, резво выхватил свой фотик, резво рванул с ним на перерез и "щёкнул" столь необычную для меня процессию. Степан сдержанно промолчал, глядя на мой неожиданный манёвр, но план-то был - общий.
С левой стороны деревня заканчивалась большим деревянным домом, который отстроил за несколько лет отец многочисленного семейства. Почти всё семейство оказалось в сборе. Благодаря Степану мы быстро разговорились. Хозяин дома смешно рассказал нам, как служил в Армии, как его беспаспортного однажды арестовали в Бийске менты, и что в город его сейчас "не загонишь ни за какие коврижки".
Несмотря на то, что хозяину не было и 40, у него было уже 10 детей. Все простенько одетые, но жизнерадостные, они крутились здесь же.
Совместными усилиями мы подсчитали, что в деревне 15 дворов в которых живёт всего 65 человек. Из них 50 -детей, причём две семьи имеет по 10 детей! Казалось бы – парадокс. Здесь нет ничего так облегчающих жизнь женщин, нет даже электричества. А они не ропщут и рожают детей, хотя денег у старообрядцев совсем немного. Зарабатывают они только осенью на продаже мяса, мёда или кедрового ореха. Да охотой, рыбалкой ещё занимаются. Таким образом, при минимуме возможностей – максимум жизни. Сахар кушать здесь – грех, (вместо сахара мёд, пасеки есть у многих). Масло давят сами, хлеб пекут сами, правда, муку уже закупают, а это, если по всей строгости, уже отход от веры. Недавно вот купили новую технику для установки сена, а это тоже отход от строгой веры. Настоящий кержак должен сам "добывать себе жизнь", то есть пользоваться только тем, что производит сам. Но так строго уже давно никто не живёт, разве что одинокие отшельники в далёких скитах. Впрочем, бывает, что и не в очень далёких.
И я услышал историю про местного радикального отшельника, который посчитал даже, вроде бы, их строгую веру недостаточно строгой и именно поэтому ушёл жить на отшиб деревни, один, соблюдая все каноны предков. Да он и сейчас в Мануе живёт. Как-то к нему, говорят, привезли одного интересующегося иностранца. Кержак вывернул ему всю душу и про строгую свою веру и про то, почему она такой строгой должна быть, думая, что всё сказанное всё равно останется между ними. А хитрый англичанин все его откровения на диктофон записал… У кержака сразу стресс от такого коварства.
- А как, говорю, вы об этом узнали?
- А иностранец, говорят, сам раскололся. Перед отъездом запил в Мануе с мужиками и проболтался. Сидел, говорят, в обнимку с банкой браги и всё восхищался: " Как же здесь у вас хорошо! А какая у вас кругом нетронутая природа! А какие здесь простые хорошие люди, не хочу, плачет, от вас уезжать и всё тут". Заглотил в сердцах очередной стакан браги и проболтался, что весь разговор с отшельником он записал на диктофон…
- У тебя,- спрашивают меня, - случайно нет диктофона?
- Нет, говорю, диктофона у меня нет. Да я не скрываю, что книгу о вас хочу написать, точнее о своём путешествии по кержацким местам.
В общем, мы нормально так пообщались, но как только я вытащил свой фотик, все начали смеясь разбегаться, отворачиваться или закрывать лицо руками. Сначала взрослые, а глядя на них и дети.
- Мужики, ну один снимок всего… на память, – жалобно пролепетал я.
- Да хватит, поди, уже, - без раздражения, но настойчиво предупредил меня Степан, хотя я и сделал-то всего 3 снимка.
Не успели мы договорить, как к нам на велике подъехал его запыхавшийся брат и сходу попёр на Степана:
- Ну, ты где пропадаешь-то!? Тебя заискались уже все!
И напомнил ему про какую-то неотложную работу, которую он должен был сделать.
Бросив мне: "Всё. До свидания", Степан быстро ушёл вслед за братом.
И я понял, что, действительно, всё. Время моего пребывания в Берёзовой Речке истекло. Осталось лишь перекусить и чапать себе дальше к другим кержакам.
Возвращаясь к Семёну, я специально искал глазами какой-нибудь мусор, но ни одной бумажки не нашёл. Не мусорят здесь в общественных местах. И не шатаются без дела. Трудятся с утра до вечера. О воровстве я и не говорю.
Приручив своих подданных, к благодарностям за дешёвые подачки, государство постепенно сделало нас своими рабами. А здесь живут без паспортов, электричества, зарплат и пенсий да ещё по 10 детей рожают! Причём без всякого материнского капитала. В общем, мне было о чём призадуматься на обратном пути к Семёну. Я ни в коем случае не идеализирую кержаков. Среди них есть разные люди. Я сам в этом убедился. Но меня не покидает ощущение, что они поняли нечто такое про нашу жизнь, чего никак не сможем понять мы в своих мегаполисах.
Перекусить я решил во дворе у Семёна. Семён не возражал, но стул приносить не стал. Я перенёс короткую лавку, стоящую снаружи, во внутрь двора, подставил её к забору в качестве стола и выложил на её примус, котелок, пакетик ролтОна, чай…
Совершенно забыв, что нахожусь у старообрядцев, я попросил у Семёна воды для чая. Семён вопросительно посмотрел на меня и предложил мне набрать воды самому и в свою посуду. Я сходил вглубь двора на ключ и набрал. Прихожу, а у моего узкого застолья старушка с батожком стоит, одетая в деревенскую одежду поза, поза - прошлого века: в длинное зелёное платье старинного покроя без рукавов, поверх платья фартук, на ногах большущие не по размеру калоши, а на голове, не смотря на жару, красный тёплый палаток. Мы быстро нашли с ней общий язык и начали общаться. Бабушка Аксинья оказалась родственницей Семёна.
- Ты хоть табуретку-то, человеку принеси, – с укоризной сказала она Семёну.
Семён принёс табуретку.
Я уселся на неё, зажёг горелку и поставил на неё котелок с водой, предвкушая обед со всеми удобствами.
Подстелив под себя кусок картона, бабушка Аксинья уселась прямо на траву у самой калитки. Семён облокотился на забор рядом, с интересом наблюдая за моими приготовлениями.
Шорцы мне говорили, что "кержаки обязательно тебя медовухой угостят" и, честно сказать, я надеялся на это. Но Семён медовухи почему-то не приносил. Медовухи, сотового мёда и краюху свежеиспеченного ржаного хлеба подсказала принести Семёну его сестра, дай бог ей здоровья.
При виде переливающегося на солнце янтарного мёда у меня сразу же потекли слюнки. Я даже его терпкий вкус во рту ощутил. Застольный натюрморт в итоге получился классный. Полная кружка медовухи заканчивала всю эту наиприятнейшую композицию, не еда, а произведение искусства! Я даже сфотал всё это на память.
Настроение моё сразу же поднялось. Вот это перекус у меня сегодня! – ликовал я про себя. Кержацко-энергетический! Я даже лапшу передумывал заваривать, заварил лишь крепкий чаёк со смородиновым листом. Пока он заваривался, я отпил пару глотков сладкой медовухи. Медовуха сразу же дала о себе знать. Господи хорошо - то как! – совсем повеселел я. А как всё это - по - человечески! Нет, не зря, не зря я припёрся сюда с Урала! Осталось лишь пару снимков сделать, и я буду совсем счастлив. У меня было такое классное настроение, что мне даже поприкалываться немного захотелось.
- Семён, говорю, возьми-ка чашку с мёдом, я её сфотаю на память.
И сунул чашку ему в руки.
Семён сначала опешил, а потом заулыбался во весь рот:
- А-а, говорит какой ты хитрый! Вместе с медом-то и я в твой фотоаппарат попаду…
И поставил чашку на стол.
- Семён, говорю, имей совесть. Я сюда с Урала приехал, а ты даже один раз сфотографироваться не хочешь. Не по - христиански, это как-то …
- Ну что тебе даст моя фотография? – заулыбался в ответ Семён. Ты же книгу хочешь написать, вот и пиши. А фотографироваться нам нельзя, грех. Ты-то неверующий грешишь, а я верующий вместе с тобой грешить буду… А с верующих двойной спрос будет. Нет, нет, и не проси. Расскажи лучше, что там у вас в Миру творится?
Вот именно - "твориться", подумал я. И рассказал им о "творящейся" в стране модернизации, о том вся наша власть давно прогнила, что нами правит банальное ворьё и все мы стали заложниками воровского государства, которое сами и содержим. Поэтому, закончил я, вы молодцы, что живёте своим умом и абсолютно не зависите от государства.
- Ну, дак… - неожиданно согласилась со мной бабушка Аксинья, как будь-то, знала обо всём этом ещё 300 лет назад, как и её предки-раскольники.
- Если раньше, говорю, хоть были на Руси настоящие мужики, которые могли поднять русский народ: старообрядцы - Степан Разин, Емельян Пугачёв, например, то нынешние, лишь пьют да тоскуют, тоскуют да пьют - поизвёлся наш народец…
- Ну, дак…- многозначительно вздохнула бабушка Аксинья.
А меня прорвало под медовухой, и я рассказал им ещё и про "ЗАО РПЦ". Что церковь, мол, "забыв про меч духовный, взялась за меч вещественный" и стала "целоваться с властью" совсем как 300 лет назад, когда и произошёл крупный РАСКОЛ. Мало ей этого, так она ещё и в общественную жизнь лезет. Лезет даже туда, где её совсем не любят. Ихний "пленум", говорю, разрешил попам выдвигать свои кандидатуры во власть и скоро у нас появятся депутаты с крестами, а прихожан становиться всё меньше. Сказал также, что патриарх наш похож на высокопоставленного чиновника в рясе, при появлении кортежа которого менты перекрывают трассу, а некоторые из этой братии вообще бизнесменами заделались, не выходя из церкви. А те из них, кто открыто осмелился указать патриарху на всё это, сразу же угодили в опалу и пополнили ряды новых раскольников… Короче, беспредел, говорю в стране твориться "во имя господня". Вы говорю правильно и сделали, что в своё время в леса ушли от всех этих супостатов…
- Ну, дак…- горестно подвела свой трёхвековой итог бабушка Аксинья.
И напомнила мне про трапезу.
Взяв чашку с сотовым мёдом, я начал слизывать мёд языком, потом попробовал его отсосать, но лишь весь перепачкался. Плюнув на этикет, я откусил приличный кусман и начал жевать его вместе с воском, приговаривая про себя: "боже, как это всё хорошо, как это всё душевно, как это всё по-человечески!"
От усталости моей не осталось и следа, и даже шишаки на голове все разгладились.
Непонятно откуда, рядом с нами, появилась средних лет женщина, одетая разумеется по - старинному, но совсем не по- крестьянски, я бы сказал. На ней было длинное безрукавное платье чёрного цвета и белая почти праздничная рубаха. Очки с толстыми линзами дополняли одежду, так что выглядела она вполне интеллигентно. Она пришла к Семёну посоветоваться, как лучше зашить прореху в сетке от пчёл, а заодно и последние новости узнать. Своим неожиданным для глухой деревни прикидом, она удивила меня не меньше, чем ветхозаветная старушка, которая опять появилась в поле моего зрения. Я её сквозь штакетник узрел. Она всё так же неторопливо расхаживала по деревне, руки за спину.
Боже мой, в какой интересной компании я сегодня обедаю! – воскликнул я про себя. Такое надо обязательно отметить! Когда ещё я смогу отобедать в компании русских раскольников? И я отпил пару глотков медовухи. Кайфу не должно быть много. Остатки аккуратненько слил в пластиковую бутылочку про запас и спрятал в рюкзак.
"Учительница", как я её назвал про себя, скоро ушла, оставив о себе неизгладимое впечатление. Семён тоже куда-то отлучился и я, грешным делом, этим воспользоваться. Отставив кусок хлеба с мёдом и выбрав удачный момент, я с третьего раза умудрился - таки, сфотать сидящую на траве бабушку Аксинью, когда она на мгновение отвернулась в сторону (прости меня бабушка Аксинья!).
Как только я "щёлкнул", прибежал Семён, и мы продолжили беседу.
Из его вопросов стало понятно, что они хоть и не в Миру живут, но за Миром пристально наблюдают. Больше всего его, как ни странно, интересовали последние достижения в области высоких технологий. Он всё допытывал меня, как это через компьютер можно расплачиваться за что-то. Я, как мог, объяснил ему, хотя сам через комп ни разу не расплачивался. Семён с живейшим любопытством реагировал на все новости из Мира. Но когда я рассказал ему, как юные хакеры (это такие современные, говорю, продвинутые воры) стырили миллион долларов из американского банка с помощью компьютера, у Семёна глаза на лоб полезли от немного вопроса, который заполнил, казалось, всё его существо: как такое возможно? не обманываю ли я его? Я опять, как мог, объяснил ему технологию современного воровства, но Семён, кажется, мне так и не поверил.
Ещё его интересовали "такие маленькие будущие карточки, куда хотят втиснуть и паспорт, и водительские права и даже твои деньги в банке". Откуда он про универсальную карту узнал, я не знаю, ни телевизоров, ни приёмников здесь нет. Я и сам-то про неё лишь краем уха слышал.
- Как этими карточками можно расплачиваться за всё? – искренне недоумевал он. Когда я ему кое-как объяснил, Семён растеряно посмотрел на меня и сказал что "такая карточка в сто раз хитрее паспорта будет".
- Почему?- спросил я, хотя был с ним полностью согласен.
- Дак ей же могут воспользоваться… – удивился моей наивности Семён
- Кто? – спросил я.
Семён не стал уточнять.
Меня как врача интересовали медицинские аспекты их образа жизни. Ведь не секрет, что многие горожане давно уже жалуются на бессмысленность своего существования, испытывают безотчётный страх перед будущим, не зная, откуда ждать беды, но точно знают, что беда будет. Отсюда – депрессии, неврозы, алкоголизм, наркомания, и разные "концы света"…
И я спросил Семёна о неврозах и инфарктах в их деревне.
- Неврозов у нас нет, инфарктов тоже. У нас люди стареют и всё, – коротко ответил он.
Про пьянство он ничего не сказал.
Пьющие в деревне есть? – в лоб спросил я.
Семён почему-то смутился.
"Неужели есть?" - подумал я.
- Я… как-то… один раз крепко загулял. Поэтому сейчас даже свою медовуху не пробую… чтоб не соблазняться. Грех это большой.
Пить здесь - большой грех, курить – грех, сквернословить – грех, сахар есть –грех, чай, кофе -грех, то есть понял я, с инстинктом самосохранения здесь всё в полном порядке, в отличие, скажем, от нас.
Я хотел ещё о чём-то спросить, но Семён дал понять, что ему больше некогда со мной лясы точить.
Я быстро собрал рюкзак, тепло попрощался с бабушкой Аксиньей и направился искать своего знакомого Фёдора. Пешком чапать по такой жаре, сначала до Мануя (7км), потом до Излапа (25 км), уж больно не хотелось.
Дом Фёдора находился на самой окраине деревни у речки. Во дворе было много детей. Я попросил его добросить меня до Мануя, за плату. Фёдор, не уточняя её размеров, спросил меня, сколько я вешу, прикинул вес моего рюкзака и установил на задние колёса дополнительные пружины.
Я уселся на заднее сиденье вместе с рюкзаком и покрепче обхватил Фёдора руками. Фёдор ударил по газам и моё прощальное ралли на мотомашине времени по лесным дорогам из одного мира в другой, цивильный, началось! Фёдор управлял мотоциклом мастерски, ветер лишь свистел в моих ушах. Минут через пять мы взлетели на самую гору.
- На этой горе, есть связь! – обернувшись, проорал мне Фёдор.
- С кем общаетесь!?- проорал я в ответ
- С родственниками! Зайцево, Килинск, Чулеш, Таштагол!…
Минут через 15 мы въехали в Мануй – небольшую разорённую деревеньку, где некогда был благополучный совхоз. И школа, кстати, тоже была. И таких разорённых за последние 20 лет деревень по всей Сибири накопилось десятки тысяч…
Фёдор передал меня знакомому деревенскому пацану с мотоциклом: "Вот довезёшь человка..." и тут же скрылся за березками, я едва с ним рассчитаться успел.
"Всё, моя связь с Берёзовой Речкой оборвалась", - сожалением подумал я и допил остатки медовухи.
Парень вновь ударил по газам, и мы помчались по пустой заброшенной дороге в большой мир.
Парнишка, порой, что-то пояснял мне, показывая по ходу рукой, а у меня всё не выходили из головы старообрядцы Берёзовой Речки и разница в наших подходах к жизни. Мы имеем все блага цивилизации, у них даже электричества нет. У нас мало детей, у них - много. Они "добывают себе жизнь", мы её потребляем. Они максимально упрощают себе жизнь, мы её усложняем. Мы живём в "цивилизованном" государстве и всё больше зависим от него, они находятся вне государства и вообще вне так называемой цивилизации. У нас: нет паспорта – нет человека, а здесь он им нахрен не нужен. Наши души загажены, их – нет. Мы закупаем некачественный продукты в супермаркетах, они живут натуральным хозяйством и в согласии с природой, которую мы уничтожаем. Они ответственны за своё будущее, нам оно – похер. У них судят о человеке по делам, у нас - по деньгам. У них нет аптек, врачей, таблеток и Минздрава, а они живут качественней и без инфарктов и не платят налогов на содержание этого самого Минздрава. И, наконец, мы – рабы своего государства, а у них вместо государства – община и свободный труд на благо каждого. И ещё. Этот "пипл" всё подряд "хавать" не будет, как мы. Все эти кризисы, перестройки, социализмы с капитализмами на их жизнь практически никак не повлияли, так, кто же, стоит крепче на земле? - конечно же, старообрядцы! 300 лет вне цивилизации, 300 лет вне магистрального пути развития! Я же говорю – беспрецедентный русский феномен! И, ей богу, сейчас, когда и до нового раскола недалеко, их богатый опыт нам ещё очень может пригодиться.
До "промежуточной" деревни мы ехали уже не так лихо как с Фёдором. Мотоцикл наш постоянно ломался и мы два раза заезжали к родственникам пацана подремонтироваться. И вот часа через два мы въехали-таки в "цивильный" Мир - довольно большое, но тоже заброшенное село, от которого до районного центра оставалось ещё километров 60.
Я сполз со своего сиденья и размял члены. Как не пытался я примоститься, чтобы дно рюкзака хоть чуть-чуть опиралось на багажник, всё равно основная его тяжесть легла на мои бедные плечи. Особенно остро это ощущалось, когда нас потряхивало. Так что в село я въехал с совсем "отпавшими" плечами.
Кержацкая медовуха по дороге выветрилась, и на местную житуху, мне пришлось смотреть трезвыми глазами.
Сразу же остро резануло слух:
- Ты чё, блять, тупая что ли!?
Это молодая мамаша свою дочку у магазина вразумляла.
Я прошёл дальше по деревне.
Пластиковые пивные бутылки, мусор, а какая разница в лицах! Лица здесь, словно пришибленны безнадёгой. Работы в селе нет, зато полки магазинов ломятся от разнообразнейшего пойла, а задорные кремлёвские теле пастыри соловьём заливаются из открытых окон.
Сами наладить свою жизнь как кержаки, здешние мужики уже не в состоянии. Отучили. Вот и слоняются по селу, словно зомби, с одним единственным вопросом в глазах: у кого бы денег занять да выпить? А те, кто не пьёт, тоже почему-то тоскуют. И я затосковал вместе с ними.
Именно здесь, слова старообрядцев: "не соблазняться" и "сохранить душу", обрели для меня не верующего, вполне реальный осязаемый смысл. Во что бы то ни стало "сохранить душу", пусть даже без религиозной подоплёки, сохранить душу, допустим, от государства и цивилизации… Хотя, я не уверен, возможно ли, это без веры.
У окраинного, заросшего бурьяном дома сидела чета местных алкашей со щенячьей тоскою в глазах.
- Как называется это село? – подойдя к ним, поинтересовался я
- Ё… тупик, – безнадёжно усталым голосом ответила дряблая дама в трико и тапочках.
- Почему, ё… тупик?
- Дай на литр браги, скажу, – оживилась она.
Я дал.
Дама, на ходу бросив мужу про "закусь", быстренько убежала "в соседний дом за брагой", а мне почему-то стало совсем не по себе. Я даже баночку пива взял, чтобы тоже немного опуститься. Так легче разговаривать.
Но разговаривать мне с ними долго не пришлось. Неожиданно для себя я уехал в "кунге" вместе с электриками, которые восстанавливали здесь "порванную линию".
В районном центре я устроился в гостиницу при автостанции всего за 400 рублей. В номере даже телевизор с душем был.
Поужинав и приняв душ, я бухнулся в чистую постель и тотчас вырубился до утра. Ночью мне приснился сон, будь-то бы, лечу я над горами на мотоцикле с каким-то бородатым мужиком похожим на Фёдора, а его метровая борода развевается у моих ног… Вот он полуобернулся и сквозь свист рассекаемого воздуха о чём-то восторженно орёт мне… "Что!?", - не слышу я его и в этот момент просыпаюсь…
- Господи, где это я? - с недоумением оглядел я гостиничный номер, - я же должен быть где-то у кержаков… Стоп! Да я же был уже там! - вспомнил я. А был ли? Может, всё это приснилось мне?
Схватив фотик, я быстренько просмотрел все последние снимки. Перед глазами замелькали: бабушка Аксинья, туманная встреча на Антропе, Степан, Фёдор, Евфтимий на белом коне и общие планы Берёзовой Речки…
Фу, - отлегло у меня, слава богу,- был!
Взглянул на часы. До утреннего автобуса на Бийск оставалось два с половиной часа. Я попил водички и лёг досыпать. Вдруг ещё что-нибудь интересное присниться…
P.S. Если кто-то любопытный захочет ради интереса повторить мой опыт и навестить кержаков в Березовой речке или Зайцево – помните, что вас там совсем не ждут!
Это документальный рассказ из будущей книги-фотоальбома: "Путешествие по алтайскому Беловодью".
Справка
Ситников Александр Борисович – путешественник-одиночка. Пишет о себе: "Брожу по Горному Алтаю с небольшими перерывами с 1977 года. Автор 5 книг, 3 из которых о Горном Алтае. Презентация "Дневника одного бродяги" состоялась в национальной библиотеке имени М. Чевалкова в 2010 году. Ищу издательство для остальных книг".
Самое важное - в нашем Telegram-канале
