– Вообще-то, мы родственников привлекаем, они носилки тащат, – говорит хирург Владимир Гавриленко. – Но у этой ни родины, ни флага.
Пятидесятилетнюю женщину привезли из соседнего с Барнаулом района, у нее ожог 35%. Случай более чем рядовой: каждую неделю в Алтайском крае кто-нибудь сначала напивается, потом ложится в постель, закуривает и засыпает. Так что мы будем присутствовать на обычной операции.
Личный выбор
Хирурги мылят руки, раздражаясь новым краном: вода включается автоматически – это непривычно. Говорят о своей пациентке: хоть из "Свободного курса" в деревне узнают, что она жива – никто ни разу не позвонил и не справился.
– Некогда же: сейчас они девять дней отметят, потом сорок.… А потом она вернется в деревню живая-здоровая, и все начнут пить за ее счастливое выздоровление, – язвит Гавриленко. Всем ясно, что в ближайшее время недостатка в пациентах в ожоговом не будет.
– Раньше, – говорит руководитель центра Константин Волощенко, – я с презрением относился к людям, ведущим такой образ жизни. А как-то в Голландии мне объяснили, что образ жизни – личный выбор каждого человека, так что пусть он гордо несет по жизни свое звание алкоголика.
Пол в операционной выложен квадратиками мрамора – из-за дезинфицирующих свойств естественного материала это идеальный пол.
За ширмой
Женщину готовят к операции – сейчас кожу со здоровых частей ее тела пересадят на обожженные участки. Мертвая ткань с ожога уже удалена: плечи и спина – сплошное малиновое пятно. Люди в операционной сосредоточены, каждый занят своим: сестры обмазывают маленькое сухое тело спиртовым раствором йода, анестезиолог дает наркоз.
– Если поставить их всех на одну чашу весов, на другую надо сыпать золото, – кивает Волощенко на свою команду, и видно, что он ни на унцию не преувеличивает. – Высочайший профессионализм, абсолютная преданность делу!
Он рассказывает нам историю старшей операционной медсестры: живет в общежитии, комната разгорожена ширмой. За ширмой соседи: супруги и ребенок, семья из трех человек.
– Однажды к нам попал родственник Игоря Перемазова, в то время крупного городского чиновника, – вспоминает Константин Анатольевич. – После ожога у него остались следы на кистях, и куда он только его ни возил… А помочь мальчику смогли только мы – есть у нас разработки… Перемазов был потрясен: лучшие врачи здесь, в Барнауле. Предлагал любую помощь. Но у чиновников такие порывы быстро проходят. Вскоре после этого у него был прием по личным вопросам, я отправил нашу старшую сестру: написал письмо, все, как полагается, на бланке, за своей подписью… Он сказал ей, что не знает, кто я такой. Кстати, за тридцать лет существования центра никто ни разу не получил никакого жилья, у нас и врачи есть без квартир…
Кожа в дырочку
…Хирург Сетрак Акопян дерматомом снимает с голени больной лоскутки кожи – такие тонкие, что на теле остается часть ростового слоя, кожа потом нарастет. Следы останутся, но тут уж не до эстетики. Сестра высоко поднимает шнур прибора.
– Видите, шнур держит? В этом необходимости нет, это пижонство такое, московский стиль, – комментирует Константин Анатольевич. Он не одобряет этот молодежный выпендреж, ну уж… пусть. На месте срезанной кожи проступает кровь, сестра накладывает бинты. Это еще одна область гордости нашего ожогового: сотрудничая с учениками Зиновия Баркагана, они научились лучше других управлять процессами свертывания крови. Волощенко говорит, что мечтает о полностью управляемом гемостазе, но человечество доживет до этого нескоро.
Операционная сестра Валентина Шипилина пропускает лоскутки кожи через перфоратор – получается сетка из частых и довольно крупных ячеек, но площадь лоскута увеличивается в три-четыре раза. Американских изобретателей этого устройства в свое время номинировали на Нобелевскую премию. Ячеистые лоскуты кожи прикладывают на место ожога – дырочки затянутся, все заживет, все непременно будет хорошо. И рубцов не останется. В большинстве ожоговых центров нашей страны больного возвращают на операционный стол в 25% случаев. В Барнауле, Москве, Петербурге и Нижнем Новгороде – один раз из ста.
Самая лучшая история
Сестра накладывает аккуратную повязку. Приносят и устанавливают мешочек с темно-красной замороженной плазмой: пациентка потеряла довольно много крови.
– Глаза открывайте! Открывайте глаза! Покажите язык! Руку в кулак сжать можете? – анестезиолог приводит ее в чувство.
После операции врачи обсуждают недавно открытую краевую поликлинику – вот где возможности на грани фантастики! Говорят, что хуже всего, бедней всего в первой градской да в ожоговом, где идет каждодневная страшная, тяжелая работа.
– Знаете, когда дело плохо, кажется, что соотношение хороших людей и плохих – примерно пятьдесят на пятьдесят, – размышляет Волощенко. – Когда все идет лучше, то кажется, что хороших гораздо больше. И так как хороших ситуаций в жизни все же больше, чем плохих, то и людей хороших вроде больше…
Он говорит, что одна из операционных сестер уходила из медицины. Получила высшее образование и вернулась – жизнь социального психолога оказалась не по ней. Рассказывает несколько жутких историй из своей практики, в которых фигурируют раны, запущенные настолько, что в них завелись опарыши; свет, отключенный в разгар операции во всем районе; мальчик, которому он вопреки консилиуму не стал ампутировать ногу. Мальчик вырос, научился кататься на роликах, стал небольшим начальником – и однажды Волощенко поимел от него неприятности за то, что снова оперировал, не согласившись с консилиумом…
Константин Анатольевич заканчивает рассказ крайне, с моей точки зрения, нелогично: обидно, говорит, что молодые люди все реже идут в хирурги, особенно "в ожоги".
Тут я вспоминаю рецензию на балабановский "Морфий", которую Константин Анатольевич писал для нашей газеты, и думаю, что самый сильный наркотик – это мысль, что ты можешь кого-то спасти. Ради этого живешь за ширмой; таскаешь на себе носилки с обожженными алкоголиками; рассылаешь по инстанциям письма с обоснованием "зачем нам новое здание". Потому что еще на первом курсе ты заставлял себя жевать пирожок прямо в анатомичке (хирург должен все превозмогать). Потому что без таких, как ты, самая лучшая история осталась бы набором слов.
Справка
92% пациентов, пролеченных в ожоговом центре, полностью восстанавливают трудоспособность. Инвалидность получают около 1%. Это один из лучших статистических показателей в России.
45% пациентов поступают в центр в тяжелом состоянии, 15% относятся к категории средней тяжести, 40% имеют легкие повреждения. В год в центре выполняется около 350 операций.
Кто делал операцию
Владимир Гавриленко, хирург – оперировал.
Сетрак Акопян, врач высшей категории, кандидат медецинских наук – ассистировал.
Валентина Шипилина, операционная медсестра.
Татьяна Саклакова, вторая операционная сестра.
Алексей Таран, анестезиолог.
Роза Степанова, анестезистка.
Катя Лямкина, санитарка.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
