Десять лет назад в Стокгольме, где я собирала материал о лучшей в мире системе социального обеспечения и интеграции мигрантов, знакомая журналистка привезла меня в конспиративную квартиру на окраине города. Ничем не примечательную дверь в типовой пятиэтажке открыл человек средних лет в очках, с дымящейся сигаретой и папкой под мышкой, такой офисный трудяга, похожий на чиновников шведского собеса, которых я только что интервьюировала.
Хозяина звали Стиг Ларссон, и в папках, заполнявших стеллажи по стенам, и в той, что он держал в руках, встречая нас, были собраны данные о трехстах с лишним нацистских группах в самой Швеции и всей Северной Европе, собранные лично или при помощи молоды журналистов-стрингеров. Эту уникальную базу данных не раз хотели уничтожить, а самого хозяина – убить, почему и появилась эта квартира, откуда он старался лишний раз не выходить без особой надобности. Сам Стиг, тем не менее, выглядел вполне самодостаточным, увлеченно рассказывал о последних публикациях, о том, как было бы важно сотрудничать с журналистами из Восточной Европы, что редакторы скоро поймут, как важно печатать больше расследований и острых материалов, и о том, что добро непобедимо, пока в него верят хотя бы несколько человек.
Я часто вспоминала этот наш краткий и единственный разговор, и смятение, испытанное тогда - нет, он не перечеркнул своим рассказом образ удачного государственного устройства, и основных тезисов "социализма с человеческим лицом" - солидарности граждан и власти и социальной справедливости, он вдруг напомнил о бесконечной многозначности и одновременности событий, в нем происходящих¸ и о том, что журналист должен каким-то образом их все запечатлеть, не утратив надежды.
Последние недели, когда время все дальше отдаляет нас от норвежской трагедии, я думала – смог бы Стиг Ларссон предотвратить бойню , если бы был жив? Заметил бы он со своей интуицией и расследовательской дотошностью в блогах благонамеренного фермера признаки надвигающейся беды? Заслал бы кого-то из бесстрашных стрингеров встретиться с ним и с гипотетическими сторонниками? Вызвал на переписку? Была ли вообще возможность что-то сделать? И - будет ли возможность сделать что-то в будущем у нас всех?
Страшные события в Норвегии сравнивают с трагедией 11 сентября, с Бесланом. Сравнивают реакцию властей и общества - она иная. После 11 сентября и объявления глобальной войны мировому терроризму США ограничили не только средства на гуманитарные проекты, но и гражданские свободы внутри страны, включая тайну корреспонденции и свободу слова. После Беслана в России отменили выборы губернаторов и еще более ужесточили контроль над СМИ. Норвежские же лидеры повторяют, что террор не заставит их отказаться от базовых ценностей – демократии и открытости, и говорят, что только открытость сможет противостоять терроризму и нетерпимости. Кто-то из отечественных аналитиков уже назвал эти слова проявлением слабости и растерянности. Едва ли – если вспомнить хотя бы реакцию Осло на поджог посольства Норвегии в Индонезии в ходе беспорядков после публикации карикатур на пророка в датской газете - тогда в Джакарте погромщики атаковали сразу несколько западных посольств, в том числе миссию Чили. Норвежское правительство выделило огромные средства на развитие диалога журналистов и общественных деятелей двух стран, впоследствии расширив количество участников почти до ста государств – Интермедиа диалог, продолжавшийся три года, принес ощутимые положительные результате развитию сотрудничества журналистов всего мира. Так что речь идет, скорее всего, о последовательной - и, увы, непопулярной в мире линии поведения, которая многим кажется идеалистической и неперспективной. Сложилось устойчивое мнение, что безопасность – антоним открытости, что категории этики - враждебны политическому интересу, что мнение граждан - не более чем объект манипуляции... Увы, это касается не только нашего отечества. На саммитах ООН по выполнению Целей развития тысячелетия (главная из которых - преодоление голода и нищеты на планете), еще до финансового кризиса, большинство стран-доноров (исключение-Скандинавия) не выполняли собственные же обязательства финансирования борьбы с бедностью. При этом преодоление голода, от которого каждый день умирают сотни, а сегодня, из-за засухи в Африке, уже тысячи детей, задача вполне реалистичная, и, по свидетельству экспертов, куда менее затратная, чем, скажем, одна военная операция в Ливии. Но о том, как и сколько африканских младенцев удалось спасти, в отличие от ливийской войны, говорят редко и между делом. Как и о многом другом, реально важном – и у нас, и в мире вообще.
Выстрелы на острове Утойа в жертвы в Осло – как бумеранг того лицемерия и практики двойных стандартов, которыми пропитана вся современная риторика, будь то оказание гуманитарной помощи, финансирование планетарных проектов или комментарии международных событий СМИ. И то, что трагедия произошла в одой из самых благополучных и безопасных стран – лишь подтверждение того, что никто и нигде в современном мире не может быть полностью изолирован от глобальных процессов, от напряженного спора о ценностях мнимых и подлинных, о нашем будущем. В Интернете, в ООН, на газетной полосе и в муниципалитете крохотного поселка сегодня продолжается этот спор. И это серьезнее, чем просто политическая или идеологическая дискуссия. И журналист здесь не может оставаться полностью нейтральным ...
Правда в том, что многие наши соотечественники, прочитавшие трилогию Стига Ларссона, или посмотревшие фильмы о бесстрашных Микаэле Блумквисте и Лисбет Саландер ужаснулись, но не очень удивились, узнав о норвежской трагедии. И многие приняли ее как свою - как затонувшую в те же практически дни "Булгарию", или позднее - катер на Москва-реке, как все те беды, которые обрушиваются на нас за последние годы. И это очень важно.
Понимание себя и своего места в мире – вот то, что многие современники не успевают додумать и осмыслить в суете, запутавшись в агрессивном потоке часто ненужных и травмирующих новостей, фантазмов и штампов, обрушивающихся на нас с экрана. Недостаток живого и доверительного разговора о самом главном – беда нашего быстротекущего времени, беда журналистики. Замороченному сознанию трудно принимать решения, им проще управлять тем, кто намерен получить от этого выгоду и предложить простые решения – запретить, повысить плату за наше спокойствие, назначить новых уполномоченных...
Не помогает, как видим. Нужны иные способы. И иные формулы. Быть может, они уже сложились в умах людей. И дело журналистов - услышать и рассказать об этом... Чтобы лень и глухота не вернулись страшным бумерангом...
Самое важное - в нашем Telegram-канале
