Инженер-новатор
Петр Фролов был продолжателем инженерной традиции Алтая. Его отец, друг Ивана Ползунова, изобретал механизмы для откачки воды из шахт. Сын пошел дальше, взявшись за решение главной проблемы горнозаводского дела — чудовищной логистики. Его гениальным ответом стал грандиозный проект первой в России (и даже в мире!) надземной железной дороги с виадуками и комплексом подъемных станций.
«Петр Козьмич Фролов — это наш, алтайский человек, родом из Змеиногорска. Проект Фролова настолько понравился в Санкт-Петербурге, что его утвердили и хотели делать во всех регионах. Но реализации проектов Фролова помешала война с Наполеоном 1812 года. Но проект был реализован у нас на Алтае», — рассказывает Константин Борнеман.
«Не боюсь ни черта, ни Бога — боюсь Петра Козьмича Фролова»
Именно эта поговорка, сочиненная чиновниками, лучше всего характеризует его вторую ипостась — беспощадного борца с казнокрадством. Император Александр I, ценивший его неподкупность, давал ему особые поручения по расследованию злоупотреблений и лично называл Фролова своим «глазом» и даже другом.
«Его боялись! И когда он стал начальником Барнаульского сереброплавильного завода, в его руках сосредоточилась власть и над Колывано-Воскресенским горным округом, и по сути над всей Томской губернией. В честь этого Александр I подарил Фролову перстень, который тот с удовольствием носил», — говорит историк.
Его методы были суровы и беспощадны. Проворовавшегося чиновника могли отправить на рудник вместе с семьей. Фролов появлялся без предупреждения где угодно, в том числе и на светских раутах, где в то время взятки передавались в как ни в чем не бывало за бокалом игристого. Так и родилась поговорка: «Не боюсь ни черта, ни Бога — боюсь Петра Козьмича Фролова».
В то время, отмечает Борнеман, Александр I был суровым. Но ничего не изменилось. Это подтверждает тот факт, что следующий император, Александр II, как-то сказал своему сыну: «Сын, у нас в России не воруют всего два человека: ты и я». Даже императорская власть признавала, что в стране воруют, и воруют в гигантских объемах. Но Фролова это не смущало.
Спиранский восхищался талантом Фролова и говорил, что если бы в России все были такими же принципиальными и неподкупными, как он, наша страна стала бы еще более богатой и успешной.
Сказал — значит вырастут
Однако истинное величие Фролова — в созидании. Именно при нем Барнаул из деревянного превратился в каменный город с европейским уровнем культуры. Под его руководством, рассказывает Константин Борнеман, были созданы институты, сделавшие Барнаул «сибирскими Афинами». Он был инициатором и покровителем ключевых учреждений:
«У нас благодаря Фролову появился Краеведческий музей, первая в Сибири картинная галерея. Благодаря Фролову у нас появилась первая научно-техническая библиотека, первая в Сибири типография. У нас у первых в Сибири — бесплатные столовые для рабочих», — перечисляет историк.
Даже известные каждому барнаульцу тополя — его рук дело. Он лично приказал сажать в песчаную барнаульскую почву тополя. И когда ему с неверием говорили: «Сажать тополя в песке?», он ответил: «Все, что я посажу, вырастет». И тополя, за неимением выбора... выросли.
При Фролове оформились Демидовская площадь и известные улицы, а сам город получил невероятную характеристику от европейского гостя. Карл Ледебур, друг Фридриха Геблера, автор первой полной Флоры сосудистых растений России и основатель первой в России школы флористов-систематиков, написал в своем дневнике о том, что более просвещенного северного города он не встречал нигде, даже в Европе. И все это — про Барнаул.
Может быть, статус «сибирских Афин» остался бы за Барнаулом подольше, но, очевидно, была не судьба. Неподкупность Петра Фролова, за которую его ценил император, в итоге, как ни парадоксально, стала причиной его отстранения от должности. Местная элита, уставшая от его стальных тисков, завалила столицу доносами.
В итоге Фролова «повысили» до сенатора в Петербурге, где его мнение уже ни на что не влияло. Он умер и был похоронен там. Но благодарные барнаульцы нашли способ увековечить его память.
На могиле Петра Фролова в Санкт-Петербурге они установили памятник с надписью, которая стала лучшим эпилогом к его жизни: «Металл разрушится, камень обвалится, а дела твои останутся в сердцах людей».
