Казнокрады и взяточники, наживавшие на воровстве у Кабинета и поборах с населения крупные капиталы, — другая сторона жизни многих представителей этой элиты. Читая исследования алтайских историков и старые газеты, иной раз думаешь: как могло в этих людях уживаться и то, и другое?
Апельсины и артишоки
"Сибирскими Афинами", как известно, назвал Барнаул путешественник Семенов-Тян-Шанский. Мебель, экипажи, костюмы и стол — все здесь было изысканно, — так описывал барнаульскую жизнь горных инженеров конца XVIII — середины XIX века ученый и публицист Григорий Потанин.
Потанин приводит свидетельство естествоиспытателя Палласа (немца на русской службе) — тот с удивлением обнаружил на столах барнаульской элиты артишоки. В самом деле, так далеко от Европы, а так едят! Апельсины зимой употребляли даже в семье урядников, а это, между прочим, был самый нижний (и низкооплачиваемый) уровень власти. "Инженерные дамы" шили платья в Париже. Моды, науки, литература... Барнаульские салоны были не хуже столичных.
Мало кто знает, что тот же Семенов-Тян-Шанский не без горечи констатировал: все это культурное общество (принадлежавшее за исключением двух-трех золотопромышленников к алтайской горной администрации) жило не по средствам и, очевидно, пользовалось доходами, законом не установленными. При жалованье в 2–3 тыс. рублей в год расходы порой превышали 100 тысяч! Шикарная жизнь барнаульской элиты держалась, увы, на тайном заговоре против казны. Современные историки не считают это легендой: все это было.
Сговор инженеров
Представьте ситуацию. Алтайские заводы в лучшие времена приносили Кабинету Его Императорского Величества 1 млн. рублей в год — гигантскую по тем временам сумму. А жалованье у горных чинов едва покрывало самые необходимые расходы. Похоже, проклятие низких зарплат сложилось на Алтае уже тогда: жалованье чиновников и горных инженеров на аналогичных заводах на Урале было заметно выше!
А Кабинет меж тем выделял на производство серебра и золота средства. И эти средства здесь с большим "свистом" осваивали. Каждое лето начальники заводов, рудников и кабинетских золотых промыслов съезжались в Барнаул на горный совет. Они сообща вырабатывали смету производства на следующий год, а также смету повинностей, налагаемых на сельское население в пользу заводов. Причем сметы эти были заведомо завышены.
В итоге в конце года от производственной деятельности оставались "лишние деньги". Их и распределяли между горными инженерами и чиновниками в соответствии с занимаемыми ими должностями — так описывает механизм профессор АлтГУ Татьяна Соболева (см. справку). Период, когда алтайская элита собирались на совет, был временем бешеных увеселений: балы, обеды, ужины — в общем, что легко дается, легко и уходило.
Такая форма казнокрадства существовала, вероятно, с конца XVIII века. Интересно, что в 1806 году право пускать на "премирование" сэкономленные средства было даже узаконено столичными бюрократами. Но трудно сказать, понимали ли в Санкт-Петербурге, что на практике "экономия" получалась не столько от внедрения инновационных технологий (хотя и это тоже было — вспомните хотя бы гидротехнические сооружения Козьмы Фролова на Змеиногорском руднике), сколько от завышения смет. Практика горных советов продолжалась до конца XIX века.
Шурфуют и моют
Разумеется, как и сегодня, отнюдь не все инженеры и чиновники были казнокрадами. Среди честнейших людей был, например, молодой горный инженер Фердинанд Ионшер — в 1880 году он был направлен на Салаирский серебряный рудник, входивший тогда в Алтайский горный округ. Правда, этот смельчак, затевая свои разоблачения, вряд ли мог себе представить, какие беды ждут его на Алтае...
Уже через год работы он с ужасом констатирует: здесь в огромных масштабах нелегально добывается золото. Контролеров у кабинетского производства было множество, но все начальники, получающие жалованье от царя-батюшки, каким-то образом это не замечали. "Распущенность и разврат нашей публики происходит вследствие тайной добычи золота, которая не встречает со стороны властей надлежащих препятствий. Дошло до того, что всякий шурфует и моет, сколько душе угодно. Случается, что мошенники работают партиями в 40–50 человек", — пишет он однокурснику ученому-геологу Ивану Мушкетову.
Ионшер видит: летом работа на руднике вовсе останавливается — все рабочие уходят мыть золото. "Говорят, что золото открыто продается в Салаире, где оно имеет курс, как на бирже!" — возмущается он.
Но и это еще не все. На руднике — фиктивная отчетность, и велась она не одно десятилетие. По документам добыто около 5,5 млн. пудов руды, причем значительная часть ее негодная к плавке. Но объяснить, зачем добывают такую руду и где вообще находится большая ее часть, никто не может — ее просто нет. А деньги на добычу потрачены. В отчетах всюду нестыковки, приписки. Например, выделены деньги на розыск угля, а угольное месторождение давно разведано и находится рядышком.
Ионшер советуется с Мушкетовым, тот видит единственный выход: предать факты гласности — а как еще можно победить круговую поруку алтайских чиновников? Можно представить, с каким чувством запечатывал в конверт свою статью молодой правдоискатель. "Пора очистить воздух", — пишет он одному из издателей в Петербург в сопроводительном письме.
Доносчику первый кнут
Историки полагают: именно Мушкетову удалось добиться публикации в прессе скандальной статьи друга— она появилась в общероссийской газете "Страна" в 1881 году. Через несколько месяцев на рудник приезжает комиссия, по ее итогам меняется управление округом. Казалось бы, все, победа. Но увы: первым-то увольняют самого Ионшера — его переводят в горные практиканты в Барнаул, а затем и вовсе оставляют без должности и жалованья.
"Дело открыли в Санкт-Петербурге с единственной целью — чтобы оттянуть и засидеть его, а смелого инженера или заставить с голода убираться с Алтая на все четыре стороны, или смириться", — пишет о деле "Сибирская газета".
А Ионшер в самом деле голодает: "Я живу как самый бедный стипендиат, у меня в месяц 34 рубля всего доход". Он снимает жалкую квартирку, задыхается от вони, замерзает. Он просит должность, но власти отказывают — спасает только Мушкетов, который добивается перевода друга из Барнаула в Одессу. "Примите искреннюю благодарность за хлопоты и труды, предпринятые с целью освобождения меня от алтайских мазуриков", — пишет ему Ионшер.
Судьба же самих казнокрадов не так трагична: управляющий Салаирским краем Быков был уволен, но получил должность механика алтайских заводов. В механиках он, правда, не усидел и через год ушел на пенсию. Расследование дела продолжалось семь лет, и суд потребовал взыскать с Быкова 102 рубля 9 копеек, тем не менее он получил полное пенсионное обеспечение.
И все же именно после дела Ионшера начальником Алтайского горного округа был назначен честнейший Николай Журин, который пересмотрел штатное расписание, в 1,5–2 раза повысил жалованье инженеров и чиновников, а нескольких важных персон отправил под суд.
Не хочешь — отнимем
Но, увы, у местных чиновников было немало и других способов обобрать, и в число "обобранных" попадал отнюдь не только государь. К примеру, в Барнауле действовала единственная в Сибири золотосплавочная лаборатория. А в середине XIX века к добыче золота на территории Алтая допустили и частников. И вот такой золотопромышленник вынужден был платить за переплавку в слитки одного пуда золота и определение его пробы по 160 рублей серебром. 50 из них шли заведующему плавильней, 50 — горному начальнику, а 60 — распределялись между чиновниками горного правления.
И попробуй кто-то отказаться, сказав, что дорого: строптивцу могли заменить золото высшей пробы на низшую. А могли поместить его металл в плохой тигель, лопавшийся при плавке, после чего ему предъявляли счет на 1 тыс. рублей серебром за переделку печи, чтобы достать оттуда золото. Могли у золотопромышленника и отнять прииск, хотя в те годы право добывать золото и так получал далеко не каждый. Вам это ничего не напоминает?
За счет этих поборов "организованная преступная группа" инженеров и чиновников ежегодно получала не менее 230 тыс. рублей серебром. Соболева приводит описанный в прессе пример: один из начальников Алтайского горного округа Гернгросс за годы службы превратился из бедняка во владельца 400-тысячного состояния. А его женушка могла себе позволить посылать батистовое белье в Париж на стирку!
Где хотим, там и роемся
Другие чиновники приспособились "обрабатывать" крестьянское сословие. Тут тоже было широкое поле для экспериментов. Скажем, ближайшие к лесу деревни имели "опалковую повинность" — обязаны были выжигать траву вокруг заводских лесов, чтобы не было пожаров (за это они бесплатно получали дрова). Но чиновники могли потребовать от них отработать повинность во время самых горячих деньков — посевной или уборочной. Взятка решала вопрос.
Был еще и такой ход. Геологическая партия ведет разведку ресурсов. Она заходит в деревню, идет к самому богатому дому и требует бить шурф буквально тут же: "Земля наша, где хочем, там и роемся, зачем на этом месте строились? Разве не видели, канальи, что тут золото?" Вопрос и тут приходилось решать с помощью подношения.
Герои и антигерои
Фридрих Геблер
Петр Фролов
Справка
При подготовке статьи использовались работы алтайских историков Т. Н. Соболевой и М. А. Осиповой "Алтайская бюрократия 60-х — начала 80-х гг. XIX в. (Негативные штрихи к портрету кабинетской горнозаводской администрации)", В. А. Должикова "Институциональные истоки коррупции в “кабинетском” хозяйстве Алтайского горного округа", книга Г. Потанина "Города Сибири", материалы "Сибирской газеты".
Цифра
1 млн. рублей приносили алтайские заводы русскому императору в лучшие годы.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
