– Первый стереотип вы обнаружите сразу же, как только наберете в Гугле "стереотипы о европейцах" и получите огромное количество текстов на тему... "стереотипы европейцев о русских", – говорит Юрий Георгиевич. – То есть у нас сложился стереотип, что европейцы думают о нас стереотипно. Мы хорошо знаем, что у них есть про нас вот такие односторонние представления: балалайка, медведи, матрешки, водка, зима; но при этом считаем, что мы-то о них думаем то, чего они заслуживают. На самом деле очень давние стереотипы есть и у нас, и их надо серьезно изучать.
– Расскажите, пожалуйста, о них.
– Если учесть материалы исторических источников, можно увидеть, от каких факторов зависело наше положительное или отрицательное отношение к европейцам, и получить картину из пяти основных периодов в истории России.
Самый ранний – от Киевской Руси до Ивана Грозного. Это был период осознания в большей степени родства, чем чужеродности наших культур. Киевская Русь и Новгород были частью европейского мира, развивались в тех же направлениях, теми же темпами, что и Европа, а отчасти и опережали ее. Раскола христианства до середины XI века еще не было, и главное, что определяло отношение к Европе в этот период, – общая религия, исламский мир проводил активную экспансию, христианский мир пытался объединиться, сталкиваясь с этой угрозой. Тем не менее не все делали выбор в пользу единства. Скажем, Александр Невский, которого у нас принято считать героем, предпочел служить монголо-татарам и истреблять сограждан, чтобы сохранить свою власть, а христианский Запад стал для него врагом.
Такой исторический выбор, конечно, повлиял на нашу последующую судьбу. С приходом монголо-татар контакты с Европой оборвались, страна была отброшена на несколько веков назад, а главное – это сильно повлияло на генофонд. До прихода монголо-татар русские были все-таки европейцами и по взглядам, и по поведению, а потом произошло серьезное смешение с Азией – оно проявилось и в поведении "подданных", и в их внешнем виде.
– "С раскосыми и жадными глазами"?
– Да. Но этот синтез стал основой для нашей последующей "евразийской миссии". Мы становимся не Европой и не Азией, и надо констатировать, что здесь уже проявляется наш "особый путь", отдельный от Европы. Московское царство вырастает на основе прежней Золотой Орды – прибирает к рукам наследство, которое было у монголо-татар; перехватывает власть и наследует многие, по сути, азиатские политические традиции. С этого момента Евразия, объединенная Россией, и Европа смотрят друг на друга как на "значимого Другого": с одной стороны, они узнают друг в друге общие черты, но с другой чувствуют, что их что-то отличает.
Еще одна проблема, которая проходит через всю историю отношений, – это проблема догоняющей модернизации. Мы объективно отстали от Европы и технически, и культурно, а догоняли рывками за счет перенапряжения сил. Людей гнали в счастье кнутами еще при Иване Грозном и при Петре. Казенно-бюрократическое отношение к людям, как к материалу, который можно бросать в топку, чтобы быстрее доехать, идет еще оттуда. И, конечно, геополитические конфликты с европейскими странами подогревали негативные стереотипы.
– А что было потом?
– От Ивана Грозного до Петра отношение к европейцам было преимущественно негативное. Впервые появляется кичливость: мы особые, мы выше, мы храним традиции монархии и настоящего христианства, а они какие-то развращенные, еретики, вольнодумцы и так далее. С другой стороны, прослеживается и восхищение перед достижениями европейской культуры и технического прогресса.
При Петре в попытке "догнать и перегнать" происходит поворот в проевропейскую сторону, и Россия остается проевропейской до конца Империи, хотя были, конечно, исключения – война с Наполеоном, Крымская война и так далее. Но получилось так, что европеизировалась в основном лишь часть элиты, и она, увы, не справилась с задачей модернизации всего государства. Политический режим оказался таким застойным, авторитарным и нереформируемым, что его ждала участь свержения.
Советский период был скорее антиевропейским. Интересно, как в это время меняется идеология: в период от Петра до Ленина россияне оценивали европейцев более положительно, но была и самость, гордость: мы – особая империя, Третий Рим. Революция, казалось бы, смела все эти идеологические подпорки, но вместо Третьего Рима появляется Третий интернационал. Мы опять носимся с идеей, что мы самые передовые, что мы должны всех освободить от "буржуев". Получается, что идеологическое оформление не так уж важно: в обществе все равно сохраняется подсознательное ощущение, что мы особые, а они "какие-то не такие".
С 1991 года и до сегодняшнего дня Россия идет в основном прозападным курсом. Хочется, конечно, разделить этот период на два: "при Ельцине" и "после Ельцина". Но при Путине, по сути, курс остается таким же, хотя антизападная риторика используется все чаще. Представители нынешней элиты все равно посылают своих детей учиться в Кембридж, все равно откладывают деньги на Кипре и покупают себе особняки на Майамщине. Нынешняя элита сильно зависит от Европы, США и Китая. Ее декларируемый "патриотизм" на поверку часто оказывается "киприотизмом".
– А на кого тогда рассчитана антизападная риторика?
– Эта риторика для низов. Простой человек мыслит упрощенными схемами, а этнические стереотипы закладываются в раннем детстве, где-то в возрасте трех – восьми лет. Если человек вырастает, допустим, с убеждением, что китайцы делают одни подделки, то даже если он познакомится с добросовестным китайцем и они станут друзьями, то все равно этот хороший китаец будет исключением, а стереотип останется. То же и в отношении европейцев, с которыми пропаганда у нас традиционно ассоциировала злонамеренных шпионов и "иностранных агентов". К сожалению, есть политики, которые сознательно подпитывают ксенофобию и строят на "образе врага" свою популярность.
– Симметричны ли антиевропеизм и антироссийскость? У нас раздраженная зависть, а у них?
– У них опасения. За последние три века Россия несколько раз наносила по Европе ощутимые удары, начиная с разгрома Наполеона, когда русские дошли до Парижа, и кончая походом на Берлин и разгромом Гитлера. Европа не могла не замечать "русского медведя". Кстати, этот опасный медведь уже три века появляется на картинках европейских журналов.
Самое интересное то, что "стереотипы о русских" сложились в Европе еще до появления самих русских. Уже древние греки воспринимали скифов, сарматов и другие народы, жившие на территории современных России и Украины, примерно так: на этой территории очень снежно и холодно, там живут дикари, которые не любят чужестранцев, но любят много выпить. Одновременно были и положительные стереотипы – они непобедимы, сохраняют общность имуществ и любят справедливость. То есть русских еще не было, а основные стереотипы уже были.
Это стереотипы места – получается, сама среда порождает такой образ жизни, который для средиземноморцев, конечно, выглядел дико. Наши шубы, наши снега, наше постоянное выживание, наша общинность... Когда люди полностью заняты выживанием, философией и театром заниматься им особенно некогда.
– К какому выводу вы пришли в своей работе?
– Если представить эти пять периодов схематично, то получится такая синусоида: сначала преобладало положительное отношение к Европе, затем негативное, затем опять положительное и снова негативное, а сейчас мы на стадии скорее положительного отношения, но переходящего к более негативному. Объективно это нередко соотносится с периодами оттепели и реакции, и не случайно многие политологи-эксперты считают, что сейчас у нас наступают "заморозки".
– А мы можем сойти с этого особого синусоидального пути и уже зажить наконец, как все в Европе?
– Думаю, в полной степени нет. Страна у нас действительно особая – нет другого такого государства, где бы жило столько разных народов и в таких суровых условиях. Но и колебания в этой синусоиде будут все-таки уже другими – более частыми и не такими значительными. Тотально манипулировать обществом, как в первой половине ХХ века, уже не получится: это тогда можно было закрыть границы, захватить все информационные каналы и вбивать в массовое сознание стереотипный образ врага. А сейчас у людей есть горизонтальные связи, они более информированы. Объективные тенденции к развитию понимания и сотрудничества будут брать свое, и я думаю, что положительное отношение постепенно все-таки станет преобладающим.
Что мы думаем о европейцах и почему
– Негативное, настороженное отношение к Европе во многом вызвано тем, что мы более патриархальны в своем развитии и у нас еще остались те устои и ценности, которые там воспринимаются как устаревшие. Мы нередко считаем, что Европа развращенная, бездуховная, нам неприятно то, что называют "миром чистогана": расчетливый прагматизм, брачные контракты… Но и поучиться у европейцев тоже есть чему – например, свободолюбию и гражданственности.
– Где-то с XVI века приходит осознание, что европейцы разные и заслуживают разного отношения. Скажем, итальянцы – "артистичные", французы – "любвеобильные". Англичане до сих пор, с одной стороны, вызывают уважение своей высокой культурой, а с другой – порождают неприятие "чопорностью и снобизмом". Хотя "педантичных" немцев тоже подозревают в высокомерии, но англичане в этом считаются непревзойденными.
– Про немцев в ходе длительного общения у нас накопились два огромных сундука стереотипов: позитивных и негативных. Сейчас преобладают позитивные: мы считаем немцев аккуратными, законопослушными, любящими порядок, образованными. Немцы удобны, когда нам хочется покритиковать самих себя. При этом мы опять исходим из стереотипов: если они аккуратные, то у нас все "на авось", если они практичные, то мы, наоборот, наивно-мечтательные, если они трудолюбивые, то мы ленивые, и так далее. Но, с другой стороны, "что русскому хорошо, то немцу смерть". И в этом тоже проявляется наша "широкая душа", наша выносливая евразийская особость.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
