- О, да ты, Толстый, еще и комсомолец?
Второкурсник, до этого просто издевавшийся над "толщиной" Сашки, нашел еще один повод докопаться до первокурсника.
- Чо, правда, комсомолец?
Сашкино толстое лицо краснело всегда, а когда дело пахло избиением, он прямо пылал. "Избиением" - это, правда, громко было сказано. Это было издевательство с рукоприкладством. Таких невезучих ребят было несколько по училищу. До них докапывались все — свои, чужие. Чаще всего даже не самые отпетые хулиганы, а так, из серединки, чтобы сорвать на ком-то подростковую злость, которая копится по разным поводам в стенах пацанячьего училища за эти долгие 8-10 урочные дни. Кому-то просто скучно. А тут идет такой невысокий, "сдобненький" первокурсник, про которого уже все знают, что его иногда вот так унижают. Ну почему бы не сорваться или не поразвлечься?
Собственно, ничего такого плохого такие ребята никому не делают. Почему именно их выбирают "стайные" волчата, чтобы помучить — всегда была для меня большая загадка. Но, главное, что и свои-то не вступаются за таких, а есть и такие из своих, кто мучает этих парий еще сильнее.
Нет, вначале Сашку так шпыняли, скорее всего, как и других подобных, в силу волчоночьего инстинкта что ли - покусать слабого: "Потому что толстый, а чо?". Но с какого-то момента в разряд раздражителей добавился его комсомольский значок.
- Чо, комсомолец? - второкурсник, что на голову выше Сашки, играя на публику, ударил мальчишку в грудь, именно по значку.
Сашка молчит, чтобы не усугубить своё положение.
- Не понял, комсомолец, да?
И снова удар в значок. А надо сказать, что у Сашки был солдатский нагрудный знак ВЛКСМ. Не на застежке-иголочке, а на закрутке, из которой торчит шпенек с резьбой. И второкурсник уже давно знает об этом, потому и лупит туда, чтобы шпенек больно вонзался в сашкину грудь.
- Ну, комсомолец?
- Да! Комсомолец! - Сашка не выдерживает, отвечает, хотя знает, что это, как всегда закончится одной и той же идиотской шуткой из анекдота про комунямням и новым ударом в грудь.
- Так ты еще и коммунист...
Все ржут: свои, чужие.
Я до сих пор уважаю Сашку за то, что он не снимал значок. Год, второй, третий. Думал тогда, что это безумие какое-то. И не я один. Иногда ему просто так по дружбе советовали те, кто его никогда не бил — да сними ты, тебе и так достаётся, а тут еще и это.
Не снимал. Один на всё училище в 600 парней. Последний комсомолец СПТУ-12 им. 50-летия ВЛКСМ.
* * *
Вчера несколько человек, не сговариваясь, предложили мне "написать что-нибудь" про 95-летие Комсомола. Я им всем ответил — да что же я напишу-то к празднику, если не состоял? Что-то дежурное про героев-комсомольцев, о которых я знаю из книжек? Так в книжках же лучше написано. Или что-то чернушное про перестроившихся комсомольских бонз? Ну зачем это в праздник пихать?
Думаю, как и в любом другом явлении, было там и хорошее, и что-то плохое, но так как это была организация молодых людей, здесь есть огромная доля юношеских эмоций, то есть, чего-то нематериального, чего-то, укоренившегося даже не в сознании, а в душе, такого теплого и светлого, что вспоминается вместе с первым поцелуем или выпускным балом, что все равно тяжело перебить сухими цифрами или едкими издёвками. Поэтому, я и рассказал (точнее, повторил) историю про своего однокашника из ПТУ, который "до последнего" носил комсомольский значок.
История эта, может быть, кому-то покажется тоже не для праздника, но она такая комсомольская-комсомольская, слегка как-будто из начала этой организации, с теми легендарными годами лишений и страданий, про которые писали в книжках, что мне кажется, для праздника — самое то. Потому что у такой организации, где силой самого возраста членов сконцентрированы порыв и романтика, без героев — никуда. А Сашка тогда был, как я сейчас это понимаю, маленьким тихим героем последних лет ВЛКСМ, немного безумным в своей храбрости - идти каждый день в училище с комсомольским значком и знать, что кому-то вдруг опять захочется спросить у него: "О, да ты, Толстый, еще и комсомолец?". Зачем он это делал? Стал бы он это делать в другом возрасте?
А не важно, что сделалось с ним потом: дальше все выросли и всё изменилось — Джульетта не умерла, а стала склочной тёткой, Павка Корчагин вылечился и заделался занудным бюрократом в жилкомхозе, а Данко спрятал фонарик и пошел воровать коней. Но это в скучной взрослой жизни. А в романтичной юности всё было именно так, как написано.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
