Первые два дня московского смога я пропустила, была в командировке. И весь полет домой изучала публикации о реформе здравоохранения. Не то чтобы специально - попались газеты, оставленные кем-то из пассажиров. Спасибо им - за два с лишним часа я успела не только просмотреть предложенный правительством законопроект "Об основах здоровья граждан в Российской Федерации", который Дума намерена принять уже осенью, но и познакомиться с мнениями экспертов, сопоставить их с собственными наблюдениями.
Со многими предложения законопроекта трудно было не согласиться. И вообще, идея внедрения долгожданных единых стандартов медицинского обслуживания вполне здравая необходимая. Так же как и попытка привести многочисленные, подчас противоречащие друг другу инструкции к единому знаменателю, основа которого - интересы пациента.
Еще больше понравились слова об ответственном и сознательном отношении граждан к своему здоровью, о фактическом соучастии их в совершенствовании национальной политики, которая и должна из интересов этих ответственных граждан исходить в малом и большом. Просто золотые слова, сколько раз именно об этом говорили в последние годы участники всевозможных дискуссий о проблемах общественного здоровья и реформе отрасли- не счесть. Наконец, достучались. Правда, где взять столько сознательных граждан немедленно- а заодно и не менее ответственных чиновников, ответственных за внедрение стандартов, и медработников, им соответствующих?.. Но. Как говорится, лиха беда- начало...
Мы приземлились мягко и почти незаметно - почти сплошную дымовую завесу. Скорее вплыли, чем приземлились, как заметил кто-то из- пассажиров, спасибо пилоту. Очертания аэродрома, и едва угадывающиеся за невнятными пятнами фонарей вдоль шоссе контуры столицы напоминали кадры из какого-то мрачноватого фильма, это странное ощущение - не то яви, не то сна - только усилилось во время не менее сюрреалистической поездки среди кромешного смога домой, захотелось как-то встряхнуться, продрать глаза, увидеть белый свет по-настоящему - но не удавалось. И - странное дело- смог давил не только на веки, пульсировал болью в висках, царапал ноздри и горло, он погружал в какое-то гнетущее ощущение инобытия, в котором медленнее совершались рутинные движения и перемещались предметы, нарушалась причинно-следственная связь информационных потоков, и в заторможенном сознании возникали и совмещались в причудливые фигуры неожиданные сюжеты и видения. Все увиденное и услышанное в эти задурманенные дымом торфяников и подмосковных лесов дни как будто смешалось в какую-то совершенно невероятную, сумбурную, навязчивую и гнетущую пьесу для разлаженного оркестра, с бесконечно повторяющимися аккордами, никак не находящими разрешения. И росла невнятная тревога, она с каждым днем, если не каждым часом, становилась все ощутимее и конкретнее, и уже именно она, а не дым и духота, лишала сна в задыхающейся от гари, копоти и очевидного неблагополучия Москве.
На самом деле это еще не оформившееся предчувствие неблагополучия закралось с той самой секунды, как по всем мировым каналам показали Кремль и Останкино, практически неразличимые за смогом. Образ был настолько силен, что никакие цифры о количестве очагов возгорания или задействованных пожарных расчетов не могли его перевесить. Современный человек, как бы там ни было - человек медийный, он не только впитывает ежеминутно несметное количество совершенно ненужных и даже вредных образов и сведений, но и безошибочно выхватывает из миллионов символов единственный. определяющий истинную суть вещей, независимо от идеологической задачи или средств, потраченных на пропаганду. В этом смысле ему и легче но и труднее в чем-то задурить голову, чем предшествующим поколениям, и дело не только в Интернете, который труднее тотально проконтролировать. Наверное, дело в том, что перегруженный информацией номо сапиенс все же стремится к какому-то самостоятельному выбору, инстинктивно, как к источнику сохранения вида как такового... Так пыталась я определить собственные впечатления от информационных потоков последней недели, в которой границы для и ночи были воистину более чем условны- не только из-за смога и занавешенных по рекомендации московских медиков окон, но и потому, что ночью все же дышалось чуть легче, или напротив, не спалось, благо Интернет и многие радиостанции давно уже время суток не играет никакой принципиальной роли.
Информации о пожарах в Центральной России напоминали сводки с фронтов - с той разницей, что, даже в территориях, где официально было объявлено ЧП, не чувствовалось уверенного руководства единого штаба, единого , как и положено в период бед или опасности, порыва вчерашних оппонентов, представителей всех слоев, в стремлении побороть стихию и спасти людей и национальное достояние. Масса других новостей претендует на ту же значимость, что и бедствие, обсуждается новый закон о переименовании милиции, поездка наших спортсменов на соревнования, наказание для защитников Химкинского леса... Никакого единения нации, никакой мобилизации не наблюдалось - премьер и президент самостоятельно мотались по стране, руководители бедствующих регионов и олигархи продолжали отдых в благополучных широтах, вместо наших миллиардеров мобилизацию сил для помощи нуждающимся мира почему-то объявили сорок американских магнатов, призвав современников всего мира последовать их примеру и отдать половину честно или не вполне нажитого на благотворительные цели. Ни один соотечественник не откликнулся, не послал в горящие деревни ни одного самолета или автомобиля. Зато многие уважающие себя частные ( и даже некоторые государственные ) фирмы срочно отправили сотрудников поправлять здоровье в Европу.
Там же, к слову, в альпийской прохладе, излечивался от спортивной травмы и мэр Москвы, лишь через неделю и очевидно с большой неохотой прервавший терапию. И - ничего. Руководитель другого региона, в котором сгорели целые села и погибли люди, вместо траура спешно провел собственную инаугурацию - и ничего. Фотография с американского спутника, зафиксировавшая выброс вредных газов с российской территории в высокие слои стратосферы, ужасает зрителей - но ничего о том, какие последствия для здоровья людей все это будет реально иметь, не говорится.
Москвичам медики советуют то закрывать форточки, то меньше бывать на улице, то не пить холодного, министр здравоохранения гневно опровергает информацию о росте смертности в столице, а врачи в прямом эфире говорят о том, что она выросла не вдвое, а впятеро, о превышении вредных частиц в столичном воздухе не в 3, а в 17 раз, говорят о приказах не брать в больницы стариков и не ставить диагноз " солнечный удар"... Душной ночью, слушая эти признания, я вдруг чувствую себя совсем в другом времени, когда так же, с тревогой и болью, вслушивались в скупые сообщения о происходящем в Киеве, где бурлило народное гулянье, дикторы бодро сообщали о хорошей погоде, а владеющие информацией ответственные работники уже спешно эвакуировали родных из пораженной радиацией города, и западные голоса кричали о ядовитом облаке, рвущемся на Запад . Через день чернобыльский дым заполнил улицы многих советских городов, был остановлен самолетами и обрушен ядовитым дождем над тульской и брянской областями, отравил половину Белоруссии, и самый прогрессивный советский лидер, главный архитектор перемен, вынужден был признать факт катастрофы... Я не видела этот дым сама, мне рассказывали друзья, и я видела его во сне.
Хотела бы, чтобы сном оказался и другой дым - он заполнят почти половину закатного неба, я смотрела на него с шестого этажа клиники Склифасовского, где лежал мой коллега фотограф Марк Штейнбок, раненый в бедро, он снимал у Останкино и никогда не узнал, с какой стороны в него стреляли, и десять мальчишек, стонавших на соседних койках тоже не узнали - кто-то приехал из другого города защищать коммунистические идеалы, кто-то по призыву Егора Гайдара - спасать демократию. Белый дом догорал, дым шел густой и черный, прямо к яркому, воспаленному октябрьскому солнцу, и я никак не могла заставить себя не смотреть, и казалось, что именно тогда случилось что-то непоправимое... Лучшие издания страны и самые известные защитники демократии писали тогда о том, что во имя спасения свободы нельзя было не стрелять из пушек в собственный парламент. Они искренне верили, что такое больше не повторится никогда - в свободной стране.
Смог над Москвой, как и пожары в России, обострил очень многие, и очень горькие темы нашей жизни, прошлого и настоящего, нашего мироощущения в целом. Те, без решения которых мы никогда не двинемся вперед. Дело не только в неудачном лесном кодексе, ликвидировавшем традиционную системы защиты лесов, не только в очевидных дефектах управления и заоблачной личной халатности многих ответственных чиновников. Не только в торжестве непрофессионалов, игнорирующих последовательно мнение специалистов по всем возможным вопросам, в презрении к собственной истории и национальному богатству, которые, кажется, сегодня стали самой расхожей практикой по всей стране. И не только в том, хотя это поистине страшно, что фактически на территории страны живут два никогда не пересекающихся вида людей - те, которые стараются, бьются, страдают, пытаются создать хотя бы подобие достойной жизни для себя и других, следуя каким-то общим правилам, и те, кто считает себя вправе использовать территорию страны, ресурсы и серую человеческую массу для личных целей. Их наивная вера в безопасность собственных средств и родственников, перевезенных в далекие широты, изумляет по меньшей мере. Самое страшное то, что мы так и не научились брать ответственность за собственную жизнь, за свое благополучие и благополучие своей улицы, своего города, на себя, и не научились, каждый в отдельности и все вместе, требовать к себе соответственного отношения. Дым противостояний политической трансформации, бенгальских огней и бутафорских фонариков рыночных иллюзий, помноженные на обещания, страхи, предрассудки и комплексы, и тысячи других обстоятельств затуманил мозг, отделило причины от следствий, главное от наносного, не позволил принять иные решения, и вообще какие-либо самостоятельные решения.
Смога в Москве могло не быть. Сегодня многие это хорошо понимают. После смога и пожаров что-то в нашей жизни должно измениться. Мы сами обязаны об этом позаботиться. У нас есть на самом деле для этого все необходимые формальные и демократические механизмы. Мы можем стать ответственными пациентами, собственниками, потребителями и вообще гражданами, если сами этого захотим.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
