Тянуло на фронт
– Что интересно, про войну я все помню до мельчайших подробностей. До сих пор снится, по ночам кричу и вскакиваю. Сейчас, правда, реже.
Я родился в Воронежской области. Когда фашисты вошли в Воронеж, нас эвакуировали на Урал, в Магнитогорск. Это был 1942 год, мне было 16 лет, и всех нас в этом возрасте тянуло на фронт. Из военкоматов нас гнали, но кто-то из взрослых посоветовал поехать в Челябинск, там, дескать, всех берут. Мы собрались и махнули туда.
Сначала я не мог стрелять по живой цели. А потом идешь где-нибудь, чувствуешь запах гари – значит, село близко. И вот смотришь: труба, печка, а кругом пепелище. Иногда попадется человек, женщина чаще всего. А хуже, страшней, когда виселицы с веревками пустыми болтаются, а то и с трупами. Один раз видел такой кошмар: детские трупики. Совсем маленькие, крошечные. И вот после этого такое зло появляется на фашистов, разорвал бы.
Постоянный страх
– Я всегда вспоминаю Юлию Друнину: "Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне". Точно подмечено. Страх, постоянный страх, но надо себя удержать. Некоторые не выдерживали, с криком выскакивали из окопа и бежали куда попало. На других, наоборот, оцепенение находило. Ну, у меня, слава Богу, такого не было, точнее, было, но я сумел удержаться. Было так: немцы пошли в наступление, а я у станкового пулемета. У меня задача: как можно ближе их подпускать и расстреливать. Вот я ленту выпустил, зарядил вторую, немцы залегли. Только поднялись, я начал стрелять… а у "Максима", случалось, патрон рвало и остатки гильзы в патроннике застревали – тогда надо быстро специальным извлекателем вытолкнуть гильзу. Извлекатель у меня всегда в нагрудном кармане. А тут туда-сюда – нету! А они поднялись, уже метрах в пятидесяти, и бегут быстро: рукава засучены, гимнастерки расстегнуты, груди развернуты. И вот они бегут, а извлекателя нету! Я в брючный карман – вот он! Быстренько перезарядил, ленту вставил, а они уже метрах в 25… Срезал их, отбили атаку. Командир взвода уже после боя подходит: что случилось? Я не признался: знаете, говорю, подпускал поближе. Он похлопал по плечу: молодец, правильно сделал.
Молиться будут
– Первое ранение у меня было легкое, пулей в ногу. Месяц подлечился, перевели на Ленинградский фронт. Вот там, когда мы прорывали линию Маннергейма – ребята, кто воевал, знают, что это крепкая линия была, доты, дзоты, на 25 километров эшелонированная оборона, – меня ранило во второй раз. Осколок пробил шею и застрял в горле. Кровь хлещет, голос пропал. Правда, попалась хорошая медсестричка: нашла артерию, наложила камушек, сверху спичечную коробку, забинтовала туго и отправила в госпиталь.
Пролечился я – и опять на фронт, теперь уже на Третий Прибалтийский: Ригу освобождали. Там наш полк попал в ловушку. Я год провоевал, такого огня не видел: взрывы, гарь, дышать нечем. И два пулемета прямо в упор бьют. Командир взвода: "Анцупов! С отделением подавить правый пулемет!" Мы по речке, по шею в воде подошли к пулемету и забросали его гранатами. Полк пошел в наступление, уже Рига была видна хорошо… Залегли. Тут команда – перебежками вперед. Только поднялся – взрыв снаряда. Меня бросило назад, через долю секунды еще взрыв... Начал приходить в себя – вот эту ногу не чувствую, режет живот и бок. Сначала попал в медсанбат. Там жуть сколько людей, лежат и на носилках, и прямо на траве. Из палатки вышел хирург, руки в крови: ребята, дайте папиросу. Сунули ему папироску в зубы: "Скольких прооперировал?" – "Да уже 80-й".
В феврале 45-го меня выписали из госпиталя. Там же лежал наш комполка, тяжело раненный в живот, умирал человек. Узнал, что здесь есть его солдаты, и попросил привести к нему, поговорить. То, что он сказал, до сих пор у меня в ушах стоит: "Счастливые вы. Нога – ерунда, пусть даже и отрежут, а ты молодой, будешь жить. Война к концу идет, на вас в мирное время молиться будут".
Ничего не просил
– Я-то сам ничего не просил. Позвонили из соцзащиты: намечается помощь по ремонту помещений ветеранов, что вам надо сделать? Написал, что мне надо: фундамент обновить, но это не на первом месте. Мне главное канализацию и туалет теплый, зимой полдвора заметает. Когда помоложе был, ничего, а теперь самому откапываться не под силу. Сын, он у меня учитель, с утра звонит – занесло? И бежит перед уроками откапывать.
И вот пришла комиссия. Посмотрели: "У-у-у, да у вас все хорошо. Чисто, культурно. А вы знаете, как другие живут? В грязи, все разбито…" Конечно, если человек сам не копается, за него все надо государству делать, а если ты сам, значит, тебе ничего не нужно?
Вот покрутились они, ушли. Потом снова звонят из соцзащиты: новая затея, уже за счет края. Опять собирайте документы, поможем. В общем, дали 20 тысяч 800 с чем-то рублей. Я-то думал как? Веранду разломать, а на ее месте сложить помещение из шпал: на левой стороне сделать вроде кочегарки, а справа туалет. Выкопать колодец, канаву, купить трубы. А тут посчитал: только на шпалы и хватит.
Перед праздником опять приходят: какие будут пожелания? Вот мои пожелания: канализация и туалет. Ну, понимаете, денег нет сейчас. Тогда, говорю, лучше заберите эти 20 тысяч, потому что ну куда я их? На этом все и закончилось.
Мне не то что обидно… Да нет, обидно мне. Обидно, что нас делят на мертвых и живых. Ну, зато все партии и организации меня с Днем Победы поздравили. Видите, какая кипа?
Людмила Шлаузер,
замглавы администрации Ребрихинского района по социальным вопросам:
Было два варианта: либо обеспечение жильем, либо ремонт. Под обеспечение жильем попадают граждане, которые по Жилищному кодексу признаются нуждающимися: жилья нет вообще или оно непригодно для проживания, или площадь меньше социальных норм. Федор Михайлович жильем обеспечен нормально, поэтому на учет мы его не поставили.
А по ремонту первоначально мы обследовали жилье практически всех участников войны, вдов и предварительно планировали, какой ремонт можно сделать, – получалось по 100 тысяч, у кого-то и до 300. Но из краевого бюджета на район для ремонта выделили определенную сумму. Мы собрали комиссию и решили: денег мало, если дать кому-то одному отремонтировать крышу, второму на туалет не достанется. И решили, что мы всем окажем одинаковую помощь, по 20 тысяч 850 рублей. Из районного бюджета денег мы не выделяли, потому что они у нас не были заложены.
Действительно, он всю жизнь старался, поддерживал свой дом в хорошем состоянии, оформил его, как положено, то есть жил по закону – и не получил ничего. А те, которые переезжали из одного жилья в другое, не ремонтировали его, сейчас получили практически по миллиону. Конечно, это обидно. Но есть закон, и мы не можем его обойти.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
