Хроники умалчивают, занимался на самом деле разведывательной деятельностью этот германский офицер или нет. Зато известно, что шпиономания, как инфекционная болезнь, распространилась по стране в первые же недели войны.
Но это было и время патриотического подъема. Добровольцами на защиту братьев-славян отправлялись даже мальчишки и женщины, в тылу создавались комитеты и кружки помощи раненым воинам, солдатским семьям. Впрочем, с воодушевлением эту войну восприняли далеко не все. Да и хватило запала ненадолго.
Преувеличенная угроза
20 ноября 1914 года в петроградской газете "Новое время" появилась статейка анонимного автора: якобы лучшие земли в Барнаульском уезде захвачены немцами. Автор недоумевал: почему это лакомые куски попали "в эти варварские, а не русские руки"? Вскоре из столицы в Барнаул поступила депеша с указанием проверить достоверность сведений. А затем по всем лесничествам Алтайского округа разлетелись предписания собрать информацию об арендаторах-немцах.
Как водится, на местах немного перестарались. В списки включили не только немцев-иностранцев, но и русских подданных, а вместе с ними и эстонцев, и латышей, настроенных, вообще-то, против немцев. Локтевское лесничество на всякий случай упомянуло и двух арендаторов-датчан, хотя Дания в той войне придерживалась нейтралитета.
Словом, угроза оказалась мнимой: у немцев было в общей сложности всего 0,14% земель, или 10,5 тыс. десятин, и земли это были в основном бедные, малопригодные для земледелия. Всего же немцев-арендаторов было 101, включая, скажем, Павла Гаста, построившего на участках канатный и конный заводы и скупавшего замечательное алтайское масло. И все эти немцы были свои — то есть русские подданные.
Трезвомыслящее начальство
Но уже в начале 1915 года кампания по выявлению внутренних врагов и предателей развернулась с новой силой. Совмин запретил выходцам из Германии покупать любое имущество, пользоваться им и участвовать в торгах — документ тогда назвали "ликвидационным".
К чести алтайских правителей они не очень спешили с воплощением указания в жизнь — лишь разослали в лесничества конфиденциальный циркуляр с рекомендацией воздержаться от сдачи земли немцам ("хотя бы и русским подданным") и всемерно стремиться к расторжению договоров при малейшем нарушении с их стороны арендных условий.
Но даже такая смягченная формулировка привела к тому, что договора аренды начали расторгаться по поводу и без оного. Немцы, многие из которых уже десятки лет жили в России, слали многочисленные жалобы на имя начальника Алтайского округа Василия Михайлова. Тот попытался было вступиться за арендаторов, хозяйства которых ничего, кроме пользы, не приносили. Тем более, что среди обиженных были и немцы-меннониты — принципиальные пацифисты. Увы, его позиция вызвала в столице большое неудовольствие.
Так или иначе, большая часть немцев (71 из 101) сумела сохранить право на аренду — они документально подтвердили, что предки их перешли в русское подданство больше 100 лет назад.
Виртуальный аэроплан
Но таких трезвомыслящих, как Михайлов, было, видимо, немного. Газеты призывали к бойкоту немецкого производства, с предпринимателями из вражеских стран расторгали концессионные договоры. В стране запретили немецкую речь. Бдительные граждане завалили канцелярии сибирских губернаторов сотнями доносов на инородцев и доставляли в полицию говоривших на языке Гете подозрительных личностей, как это случилось в Бийске с лейтенантом-охотником (дальнейшую судьбу его узнать, к сожалению, не удалось).
Раздуванию шпиономании способствовали и слухи, в том числе намеренно распространяемые властями. Министр внутренних дел Алексей Хвостов в октябре 1915 года заявил о появлении в Степном крае (Омская область и часть территорий современного Казахстана. — Прим. авт.) таинственных аэропланов, которые "скрываются в немецких колониях, где получают бензин".
История была совершенно бредовая — ни один летательный аппарат того времени не смог бы преодолеть расстояние от фронта до Сибири. Но она попала в прессу, а за поимку аэроплана была обещана награда. И в столицу Степного края Омск полетели сообщения с мест о замеченном аэроплане. Новосибирский историк Михаил Шиловский указывает, что 3 февраля 1916 года барнаульский уездный исправник донес губернатору о "случаях появления аэроплана" в Троицкой волости. Местом своих остановок шпионский аэроплан будто бы имел мельницу колониста из немцев Франца Вибе. Как вы понимаете, самолет так и остался летать где-то в виртуальном пространстве...
К слову, поиском предателей и шпионов занимались и в Германии, выявляя их среди живущих там русских, — в этом смысле наши предки ничем не выделялись.
Благородные чувства
А другой стороной этой "медали" был патриотический подъем, который охватил значительную часть общества. Но, пожалуй, в основе его были благородные чувства.
После публикации 29 июля 1914 года в газете "Жизнь Алтая" манифеста Николая II о вступлении России в войну с Германией Барнаульская дума от имени горожан отправила государю телеграмму с выражением верноподданнических чувств: "С искренним горячим пожеланием победы русскому оружию в борьбе с врагами славянства на славу обожаемого Монарха и возвеличения и мощи нашей дорогой родины".
В первые же месяцы войны в городах появились всевозможные благотворительные общества. Дамский комитет Барнаульского отдела российского общества Красного Креста находил барышень, способных шить белье для солдат, собирал вещи, продукты, деньги. Шитьем рубах, фуфаек, наволочек, изготовлением бинтов занялись женский монастырь Барнаула и члены барнаульского отдела дамского духовного кружка, кисеты шили школьницы, они же вырезали стельки для сапог. "Мы видим, что об нас помнят наши земляки и стараются, чем могут поддержать…" — с благодарностью писал командир Китновский с фронта (письма военных публиковала "Жизнь Алтая").
Барнаульцы не скупились на пожертвования на благо великого дела спасения славянского мира. Деньги высылали в армию или закупали на них товары, на пожертвования в Барнауле открыли дополнительный лазарет врача Буторина для раненых воинов.
Охотники-добровольцы
Очевидно, благородные чувства двигали и добровольцами — их в документах официально называли "охотниками". Историк Игорь Еремин упоминает барнаульскую мещанку Шитову, которая подала заявление о принятии ее в члены женского добровольческого легиона для несения тыловой службы и уехала в прифронтовую территорию.
Добровольцами-пастырями просились в армию священники. "Я по происхождению казак и не могу с самого начала войны найти покоя, все тянет туда, где льется братская кровь", — объяснял желание идти на фронт настоятель Чулышманского монастыря из Бийска. Священник из алтайцев отец Стефан Борисов из села Буланихинского Бийского уезда добивался отправки в качестве пастыря-добровольца на турецкий театр военных действий и обещал создать из добровольцев-инородцев Горного Алтая специальный разведотряд.
И уж кто точно был неподдельным патриотом, так это мальчишки — десятками они бежали в армию втайне от родителей. Многих ловила и возвращала домой полиция, некоторые же добирались до фронта. Среди них — 15-летние ребята из Новониколаевска Камнев и Семенов: они стали разведчиками и за боевые заслуги были награждены Георгиевскими крестами.
Другими словами
Впрочем, не будем забывать, что большинство мобилизованных были крестьянами. Они бросали семьи и хозяйства, и у них-то поводов для восторгов не было вовсе.
А между тем цены на потребительские товары уже в августе повысились на Алтае на 10%. И наоборот: закупочные цены на селе упали — солдатские семьи были вынуждены распродавать продукцию по дешевке, опасаясь не дотянуть до периода хорошей конъюнктуры. Например, цена масла в Бийском районе к сентябрю упала с 13 до восьми-семи и даже пяти рублей за пуд.
Трудности нарастали как снежный ком: это были годы дефицита продовольствия, очередей, продуктовых карточек. И, конечно, годы большого личного горя тысяч семей, потерявших на войне родных. Известный сибирский писатель Вячеслав Шишков о том времени высказался весьма категорично: "Патриотического подъема, о котором всюду писалось, не было,— были слезы, проклятия, буйства, погром винных лавок".
Уже в 1915–1916 годах антиправительственные настроения охватили не только крестьян, но и образованную часть населения. О власти заговорили совсем другими словами: "старая", "преступная", "слабая", "постыдная", "реакционная"...
Сибирская амазонка
Сибирской амазонкой, воевавшей на фронте наравне с мужчинами, была Мария Бочкарева — неграмотная крестьянка, какое-то время жившая на заимке в 150 километрах от Томска, не раз бывавшая в Барнауле у родной сестры. В действующую армию ее приняли с радостью, полагая, что она намерена стать сестрой милосердия или служащей тыла. Она же настояла на том, чтобы стать боевым солдатом, причем для ее зачисления понадобилось особое высочайшее разрешение. Эта героическая женщина несколько раз награждалась за храбрость и в конце концов стала полным георгиевским кавалером. В отличие от кавалерист-девицы Дуровой, Бочкарева не скрывала, что она женщина, но взяла себе "имя" Яшка. В 1920 году Бочкарева была признана злейшим врагом рабоче-крестьянской республики и расстреляна в Москве.
Цифра
100 человек погибли и 160 были арестованы — таковы последствия "пьяного бунта" призывников в Барнауле 22 июля 1915 года. Были разгромлены десятки магазинов
Самое важное - в нашем Telegram-канале
