…В шесть утра на плите свистел чайник, коты сбегались на стук двери холодильника, упрямая старушка начинала выразительно бормотать в мою сторону: "Не от того обеднели, что много ели, а от того, что долго спали!" В молодости она уехала отсюда за счастьем и из-за ветра: как задует этот сивер, так на неделю. На восьмом десятке вернулась на Алтай. В городе одной на этажах сидеть – с тоски подохнешь, а так весь день куры, огород, три собаки, четыре кота, воспитание подшефных алкоголиков:
– Сядут на завалинку и курЯт, и курЯт, тьфу. Богодулы.
Другим было все: деревня, речка, лес и, главное, люди. Сейчас – чудеса да и только: почти никто не работает, а все пьют, где только деньги берут. Как живут, чем, зачем? Раньше – нет, не богодулили.
– В деревне мельница была, но это почти везде. А у нас еще сырзавод стоял, гремел на всю Россию. Жил тут Василий Иванович Калачев, мастер высочайшего класса. Мы ребятишками были, бегали к нему на завод помогать. Гений, что ты! Какие сыры делал – теперь и близко нет! Жил – старался. В тридцать седьмом его забрали вместе с Петром нашим.
– А завод?
– А завод быстро развалился, да сразу же. Вот такие петрушки.
...Я забираюсь на сопку за огородом и смотрю на сенокосы и пашню, землю, которая года до двадцать шестого была счастливой и свободной. "Она умрет, если будет ничьей" – а что делать? Мне казалось, я знаю: "Трудись, праздный человек", но ведь и Василий Иванович Калачев тоже это знал. Но и тогда, и сейчас власть больше заинтересована не в трудягах и профессионалах, а в люмпенах, богодулах, как сказала бы моя старушка. А Калачев, кстати, через двадцать лет вернулся в родную деревню, они с женой успели еще родить и поднять сына. Но поднять деревню было невозможно уже тогда. "Смирись, гордый человек".
Самое важное - в нашем Telegram-канале
