Жизнь

Кавалер ордена Трудового Красного Знамени рассказывает о живучести "краснознаменных" времен

Мой отец, Анатолий Алексеевич Зюзин, родившийся в 1937 году, как и все дети той эпохи, работать начал с младых ногтей. Он рано потерял мать. Его отец вернулся с войны в село Коробейниково с осколками в легких, полученными при штурме Кенигсберга. Но голова и руки-ноги у мужика были целы, а потому определили его в бригадиры, и не вытряхивался он с работы сутками. А папа мой отвечал за нехитрое хозяйство и младших сестер с братишкой. После окончания Новосибирской школы киномехаников он уже в 16 лет стал материально ответственным лицом: получил в свое распоряжение "полуторку", билеты и ездил по бригадам и отделениям — "крутить кино" для целинников.

Папа всю жизнь был классическим трудоголиком. Работал честно, добросовестно, не за страх, а за совесть. Развивал районную киносеть, поднимал разваленную до основания "бытовку". Поднял так, что она долгое время признавалась лучшей среди сельских комбинатов бытового обслуживания в РСФСР. В Усть-Пристанском быткомбинате и его многочисленных филиалах катали валенки, шили пальто, шапки и платья, ремонтировали телевизоры с холодильниками, чинили часы, фотографировали, стригли… Для своих работников и специалистов отец построил больше двух десятков просторных, добротных домов. Кавалер ордена Трудового Красного Знамени. Уверен, дошло бы и до звезды Героя Социалистического Труда, да времена наступили капиталистические. В 1990-е папа упорно пытался сохранить и развивать производство, но кому оно было нужно? Все ударились в торговлю, в "купи-продай". И он ушел на пенсию, хотя еще лет пять мог бы активно работать на благо района.

Его рассказы "про работу" я могу слушать часами. Они до сих пор, что называется, в жилу. И потому, что в последнее время у нас не знают меры в реабилитации советского периода и его плановой экономики. И потому, что некоторые современные тенденции до неприличия стали напоминать времена, о которых народ сложил убийственно точную и ехидную дразнилку: "Пришла зима, настало лето — спасибо партии за это". При этом "партия" при желании легко заменяется на известные всем фамилии.

Вот вам некоторые частички из огромной мозаики воспоминаний отца, дай Бог ему здоровья.

К казахам за "ческой"

— Мощности нашего пимокатного цеха позволяли обеспечивать спрос только жителей Усть-Пристанского района. Жители соседних районов покупали валенки черт знает где и невысокого качества. К тому же мощности цеха были уже на пределе — мы дошли до того, что катали в месяц по 1,5 тыс. пар валенок. Для Москвы постоянно делали на заказ, даже в Париж однажды увезли две пары — экзотика. Но при социализме как было: выполнил план — на следующий год тебе еще больше дадут задание. И так из год в год.

И я стал наседать на своего начальника краевого управления бытового обслуживания населения Альберта Михайловича Жиляева: нужно новое оборудование, старая "ческа" (чесальная машина) исчерпала свои возможности. Донял его наконец… Полетел он в Москву "решать вопросы", в том числе и по нашей "пимокатке". Вернулся мрачный: "Алексеич, ничего для тебя нет!" А я продолжаю наседать. Спустя какое-то время начальник мой говорит: "Заместитель председателя крайисполкома, который нас курирует, заходил к нашему министру — тоже отказал". — "Ну кто-то ведь выпускает чесальные машины?!" — не отстаю я. "Ну тебя на хрен, — не выдерживает Жиляев. — Я тебе дам командировку — сам лети в Москву и ищи!"

Мы были лично знакомы с Дуденковым, министром бытового обслуживания населения РСФСР. Иван Григорьевич вручал нам переходящее Красное знамя как лучшему сельскому комбинату бытового обслуживания в РСФСР. Зашел в приемную — громадная комната! Секретарша отправила меня к помощнику министра. Подхожу к нему, представился, кто такой: "Хочу попасть на прием!" — "Ну мало ли что вы хотите! Вы у начальника главка были? Нет? О чем тогда говорить! Даже если вы сейчас запишетесь на прием, то попадете месяца через три". Я завелся: "Интересно получается! Как на республиканскую Доску почета отправлять, то "Усть-Пристань, директор Зюзин", а как к министру попасть, так сразу я никто и звать меня никак". Помощник покраснел: "Ну-ка, давайте командировочные документы!" В паспорт даже заглянул. И пошел к министру. Через 10 минут я попал к Ивану Григорьевичу. На всю жизнь запомнил его уважительное отношение. Выслушал внимательно. Вздохнул: "Нет чесок". Вышел от Дуденкова и думаю: "Что ж делать-то?"

Помогли старые знакомые, земляки, осевшие в Москве. Когда я работал в юности киномехаником и "крутил кино" в целинном совхозе "Краснодарский", то познакомился с Виталием Андреевичем Степановым. Он, учитель средней школы, приехал на целину вместе со своим выпускным десятым классом. В совхозе стал секретарем парткома. Потом начал сотрудничать с газетами и дорос до корреспондента отдела сельского хозяйства газеты "Правда". Другой земляк, Евгений Николаевич Тарасов, преподававший в Академии общественных наук при ЦК КПСС, быстро помог разыскать Виталия Андреевича.

Встретились мы с ним в редакции, и стал он обзванивать министров. Один предложил оборудование, но оно годилось разве только для Барнаульского пимокатного завода, не про нашу честь — там требовалось двухэтажное здание. Интересные вещи выяснялись, пока Степанов названивал. Узнал, что в РСФСР чесальные машины выпускаются на предприятиях… Министерства гражданской авиации. Самолетам какие-то утеплители требовались. Но эти "чески" тоже были слишком крупными для нас. В конце концов один из министров посоветовал обратиться в Казахскую ССР: там, мол, самое то для деревни.

Пришлось снова обращаться за помощью к Тарасову! Он быстро вспомнил про одного своего бывшего студента-казаха, работавшего теперь завотделом промышленности в ЦК Компартии Казахстана. "Нет проблем, — сказал по телефону казахстанский товарищ. — Пусть приезжает!" И пошел я к министру Дуденкову просить, чтобы он подписал командировку в другую республику.

Встретили как дорогого гостя. Принимали в Министерстве бытового обслуживания Казахской ССР (было распоряжение из республиканского ЦК). Встретила меня заместитель министра, русская по национальности, тут же пригласили директора Вавиловского завода, где и выпускалась нужная  "ческа". Директор показал завод и говорит: "А чего ты мелочишься? Из-за одной машины через всю страну летел!" — "А можно еще?" — "Можно. Но с одним условием. Найдете две тонны металла — поставим Алтаю десять "чесок". Созвонился с Альбертом Михайловичем: "Нужен металл. Две тонны". В трубке недоуменная пауза… Объясняю ситуацию. "Ты что, серьезно? Да какой разговор, Анатолий, найдем!" Поясняю одну тонкость: казахам нужен был не металл как таковой, а фонд на металл! Чтобы на уровне союзного министерства в нужных документах две тонны металла перебросили из одной республики в другую — плановая экономика! И вопрос был решен.

Вернулся я домой. В краевом управлении уже распределили "чески" по 10 районам. Время идет, а нашей машины все нет и нет. Потом звонит Жиляев и говорит: "Мы твою "ческу" едва не отдали. Понаехали тут просители отовсюду. Одним дали, другим, третьим… На последней машине спохватились. Забирайте быстрее!"

В 1990-е годы от "пимокатки" нашей ничего не осталось. На ее месте оборудовали сначала пивзавод, но и его прикрыли — невыгодно. Сейчас там очередной магазин стоит. Валенки устьпристанцы и жители соседних районов покупают где придется.

Член партии? Повышай надои!

— В начале 1980-х ЦК партии озаботилось снижением надоев молока. В том числе в Алтайском крае. Крайком, понятное дело, взял под козырек и спустил директивы в районы. А райкомы стали посылать коммунистов — руководителей предприятий в качестве уполномоченных в совхозы и колхозы: "Езжайте. Разберитесь. Примите меры". Меня отправили в родное Коробейниково. Приехал на ферму, меня местные хорошо знали. Одна доярка, разбитная такая бабенка, говорит: "Ну пошли со мной, все покажу". Народ смеется: "Смотри, Алексеич, будь осторожен!" А доярка отвела меня к коровам и ткнула пальцем в их кормушки. Там лежали какие-то жалкие будылья, комки непонятные. "Откуда им взяться — высоким надоям? Молоко у коровы на языке. А мы ее чем ни попадя кормим!" Разговор с руководством совхоза подтвердил слова доярки.

Вскоре в райкоме состоялось расширенное совещание с участием членов бюро. Заслушивали нас, уполномоченных. Я обрисовал ситуацию — совхоз завалил летом заготовку кормов, теперь все это аукается. "А что лично вы сделали для выправления ситуации?" — спрашивает первый секретарь. Я не выдержал и говорю: "А почему я должен искать где-то корма для коробейниковских коров? Здесь сидит все руководство совхоза — директор, секретарь парткома, главный зоотехник. Это их работа — пусть они и отвечают"… Ох, и досталось мне! Политическая слепота! Недопонимание текущего момента! Ну и так далее. Я слышал, сейчас, когда за "Единую Россию" на выборах в Госдуму в деревнях мало голосуют, руководителям районов тоже достается… Всю свою заключительную речь первый секретарь райкома построил на том, что из-за таких несознательных коммунистов, как товарищ Зюзин, в районе низкие надои молока. Многие из руководителей, сидевших в зале, решили, что разнос закончится снятием "тов. Зюзина" с должности. Спасло, наверное, то, что наш комбинат бытового обслуживания считался образцовым в крае среди сельских "бытовок".

Уже во второй половине восьмидесятых КПСС начала стремительно разваливаться. Происходило это еще и потому, что в партии совершенно не было демократии. Начальство считало себя пупом земли и не прислушивалось к мнению подчиненных, не советовалось с ними, боялось публично признать собственные ошибки. Подчиненные были для них бессловесными пешками.

Не бойтесь работы

— Обидно сейчас за наш район. Посмотришь, у других худо-бедно работает производство, что-то строится, крестьянские хозяйства развиваются, культура, несмотря ни на что, живет, в программах краевых активно участвуют. А у нас в райцентре ни одного промышленного предприятия не осталось! Даже после войны не было такой разрухи. Тогда хоть пивзавод работал, деньги в бюджет приносил.

Можно ли сейчас поднять район? Можно. Но для этого главе администрации надо потратить минимум 10 лет. И работать без выходных-проходных, днем и ночью. Когда люди увидят, что руководитель хлещется, не жалеет себя, то и они за ним потянутся, поддержат.

Помню, как прокладывали ветку теплотрассы к зданию общежития, которое у нас предназначалось для молодых работников (нигде больше в крае среди "бытовок" не было). Трубы положили, закопать не успели, а дождик стал накрапывать. Стоит мой главный инженер, голову повесил… А мы с работниками комбината только-только вернулись из совхоза "Пристанский", где весь день помогали урожай собирать (раньше такая "шефская помощь" была в порядке вещей). Бабоньки быстро двинули по домам. А я говорю мужикам: "Ребята, давайте по-быстрому закидаем траншею, а то ведь затопит трубы, не здорово будет". — "Да нам-то что с того! Мы день отработали, сколько можно?" А дождик не утихает… Мужики топчутся под навесом, курят, на меня косятся. Что делать? Беру лопату и начинаю в одиночку закапывать. За спиной: "Ну, Алексеич! За…бал ты нас!" Гляжу: хватают лопаты и расходятся вдоль теплотрассы. Пришлось литр спирта потом ребятам ставить. Дак вот: дождь к ночи усилился и лил до конца следующего дня! В то время в Усть-Пристани прокладывали теплотрассы еще в паре мест — те траншеи напрочь залило, грунт во многих местах обвалился… А дело было осенью — земля с глиной быстро не высохнет.

Жаль, не осталось сейчас руководителей-подвижников. Таких, каким в свое время был Александр Алексеевич Куфаев, который очень много сделал для района в те годы. В нашем районе Куфаева до сих пор добрым словом вспоминают и мало верят в мутную историю со страховыми выплатами.

И последнее. Нельзя руководителю обижать своих работников с зарплатой. Многие ведь и платят мало, и задерживают эту несчастную нищенскую зарплату. Люди его на всем экономят, а он, бывший секретарь парткома, в Иерусалим едет — грехи замаливать. Есть у нас такие "праведники". А народ ведь все видит. Не надо его за дурака держать.

Самое важное - в нашем Telegram-канале

Чтобы сообщить нам об опечатке, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter

Комментарии
Рассказать новость